Виктор Гюго - Труженики моря
Но выждать, пока лодка выйдет из безопасной бухты, дать ей войти в пролив между Дуврами, где она тоже окажется в когтях подводных рифов, позволить Жиллиату спасти машину, спустить и установить ее в барке, не мешать всему нечеловеческому труду, проделанному им, – в этом была ловушка. Бездна проявила злое коварство.
Теперь машина, барка и Жиллиат составляли одно неразрывное целое, заключенное в узкий пролив между утесами. Всего одного удара хватило бы для того, чтобы суденышко разбилось о риф, машина пошла ко дну, а Жиллиат захлебнулся. Все это могло случиться моментально, все могло быть раздавлено одним движением.
Положение Жиллиата казалось ужасным.
Сфинкс моря, дремлющий в пучине, поставил перед ним неразрешимый вопрос.
Плыть или оставаться?
Плыть было безумием, оставаться – страшно.
Битва
Жиллиат взобрался на Большой Дувр.
Оттуда он видел все море.
Запад был необычен. Там возвышалась стена. Огромная стена из туч, полностью охватившая горизонт, медленно ползла к зениту. Это была прямая, вертикальная стена, без трещин, прорывов, словно построенная с помощью точных измерений. Казалось, она сделана из гранита.
Бледное солнце, тонущее во мгле, освещало это апокалипсическое сооружение. Небо, сперва превратившееся из синего в белое, теперь стало серым и походило на огромную аспидную доску. Тусклое, свинцовое море представляло собой вторую такую же доску. Ни ветра, ни шума, ни волн. Море было пустынно, нигде ни единого судна. Птицы спрятались. В беспредельном просторе чувствовалось дыхание готовящегося предательства.
Мрак постепенно сгущался.
Гора испарений, движущаяся к Дуврским скалам, была соткана из туч, что предвещали смертельный бой. Казалось, эти тучи имеют грозные глаза. Их приближение внушало ужас.
Жиллиат, пристально глядя в небо, пробормотал:
– Я хочу пить, ты меня напоишь!
Он простоял несколько минут неподвижно, не сводя глаз с тучи. Можно было подумать, что он старался оценить силу надвигающейся бури.
Капюшон лежал в кармане его куртки, Жиллиат вытащил его и надел на голову. Из дыры, в которой он так долго жил, извлек свой запас одежды и надел на себя все, как рыцарь, облачающийся в латы перед турниром. Мы говорили уже, что у него не было обуви, но его босые ноги загрубели от острых камней.
Облачившись во все доспехи, он сверху осмотрел сделанный им волнорез, быстро спустился по веревке с площадки Большого Дувра на нижние выступы рифа и отправился в свой склад. Через несколько минут Жиллиат уже трудился. Огромная немая туча услыхала удары молота. Что он делал? С помощью остатков гвоздей, канатов и бревен соорудил в проливе с восточной стороны вторую запруду на расстоянии десяти-двенадцати шагов от первой.
Вокруг по-прежнему царила глубокая тишина. Побеги травы, пробивавшиеся кое-где в трещинах утесов, не шевелились.
Внезапно солнце исчезло. Жиллиат поднял голову.
Ползущая туча добралась до солнца. День сразу потух и сменился бледными, мутными сумерками.
Грозная стена изменилась. Теперь она не была уже цельной. На ней образовались складки, и вся она разделилась на этажи. Тьма становилась все гуще. Вдруг раздался раскат грома.
Жиллиат вздрогнул. Грубая реальность среди окружающей призрачности была страшна. Казалось, в жилище великана передвинули какой-то тяжелый предмет.
Удар грома не сопровождался молнией. Грохот прозвучал среди тьмы. Потом снова наступила тишина, как будто тьма готовилась к чему-то. Вслед за тем небо стали освещать одна за другой медленные бесформенные молнии. Они были немы. Гром не гремел. При каждой вспышке все вокруг освещалось. Стена из туч превратилась теперь в таинственную пещеру. В ней были ниши и арки, и в них проглядывались странные силуэты. Чудовищные головы, вытягивающиеся шеи, слоны, несущие на себе огромные башни.
Прямой, круглый и черный столб тумана, увенчанный столбом белого пара, напоминал трубу громадного затонувшего парохода, извергающую дым. Облака были покрыты складками, словно чудовищные знамена. В центре туч вырисовывалось густое черное пятно. Электрические искры не задевали его, и оно напоминало отвратительный зародыш в страшном чреве бури!
Внезапно Жиллиат почувствовал дуновение ветра. Три-четыре капли дождя упали на камни рядом с ним. Затем ярко вспыхнула молния. Поднялся ветер.
Терпение стихии истощилось: первый удар грома взволновал море, второй – расколол облачную стену сверху донизу. Хлынул дождь. Образовавшаяся трещина походила на разинутую пасть. Буря начала неистовствовать.
Это была страшная минута.
Ливень, ураган, молнии, валы, вздымающиеся до туч, пена, раскаты грома, судороги, крики, свист, рев – все смешалось. Казалось, свирепствуют чудовища, сорвавшиеся с цепи.
Ветер бушевал, дождь не падал, а обрушивался лавиной.
Состояние человека, подобно Жиллиату зажатого с нагруженной лодкой, в ущелье между утесами посреди открытого моря, было ужасно. Опасности прибоя, над которыми ему удалось одержать победу, казались ничтожными в сравнении с угрозами бури. Вот в каком положении он оказался.
Окруженный бушующей бездной, Жиллиат в последнюю минуту, перед лицом грозившей гибели, проявил глубокое знание стратегии. Он нашел для себя точку опоры в лагере неприятеля. Он сделал риф союзником, пригласив Дуврский утес, своего недавнего врага, быть секундантом в неравном поединке, в который вступил. Жиллиат подчинил его себе, устроив из могилы крепость. Здесь он укрепился. Осада цитадели была ужасна, но зато ее стены надежны. Его пригвоздило спиной к рифу, а лицом к урагану. Он забаррикадировал вход, через который врывались волны. Больше ему ничего не оставалось делать. Океан – это тот же деспот, и его так же можно образумить баррикадами.
Лодка была хорошо защищена с трех сторон. Стоя в самом проливе на трех якорях, она имела охрану: с севера – Малый Дувр, с юга – Большой – страшные стены, созданные для того, чтобы порождать кораблекрушения, а не спасать от них. С западной стороны барку защищал крепкий заслон, укрепленный большими гвоздями, стеной, выдержавшей прибой во время прилива, настоящими крепостными воротами, составной частью которых являлись сами утесы. Тут тоже нечего было бояться. Незащищенной оставалась только восточная сторона.
На востоке стоял лишь волнорез. Этого было недостаточно. Таких запруд нужно, по крайней мере, две. Жиллиат успел построить лишь одну. Теперь, во время бури, он продолжал возводить вторую.
Ветер, к счастью, дул с северо-запада. Море иногда совершает промахи. Этот ветер не особенно опасен на Дуврских скалах. Он дул на утесы сбоку, не попадая ни в один из входов в пролив. Вместо того чтобы гнать волны в ущелье, ветер обрушивался на стены. Буря плохо вела атаку.
Но направление ветра меняется быстро, и с минуты на минуту можно было ждать перемен. Если восточный ветер поднимется прежде, чем возникнет вторая запруда, гибель неизбежна. Все, что находится в ущелье между утесами, будет сметено.
Гроза усиливалась. Удары следовали один за другим. В этом мощь бури, но в этом же и ее слабость. Чрезмерная ярость стихии позволяет человеческому уму бороться с ней. Подобная ярость ужасна. Буря не знает ни отдыха, ни перерыва, она не успевает перевести дух. Ее силы неистощимы, в порывах ветра слышится дыхание бесконечных легких.
Объединившиеся стихии вели нападение на Дуврские скалы. В воздухе слышался гул бесчисленных голосов. Что это за крики? Иногда казалось, будто в воздухе звучат слова чьей-то грозной команды. Потом раздавались звуки труб, топот и величественный рев, который моряки называют «зовом океана».
Жиллиат, казалось, не обращал на все это внимания. Он был весь поглощен работой. Вторая запруда начинала возвышаться над водой. На каждый раскат грома Жиллиат отвечал ударом молота. Среди общего хаоса гулко разносился этот звук. Голова его была непокрыта – порыв ветра сорвал с него капюшон.
Страшная жажда мучила его. Вероятно, у Жиллиата была лихорадка. Возле него, в углублениях склонов, образовались лужицы дождевой воды. Время от времени он черпал воду ладонью и пил. Потом, не глядя даже на бушующую грозу, снова принимался за работу.
В любую минуту все могло рухнуть. Он прекрасно знал, что ждет его, если не удастся окончить запруду в срок. Зачем же терять время на то, чтобы заглядывать в приближающееся лицо смерти?
Вокруг все сотрясалось и кипело. Порой казалось, что молния спускается по лестнице. В некоторых местах утесов электрические вспышки повторялись особенно часто – там, очевидно, находились залежи железняка. Начался град – некоторые градины были величиной с кулак. Жиллиату пришлось вытряхнуть свою куртку, потому что карманы наполнялись ими.
Ветер дул теперь с запада и осаждал плотину, прибитую к Дуврским скалам. На эту запруду Жиллиат мог положиться, имея на то все основания. Сделанная из остова Дюранды, она прекрасно выдерживала напор волн. Она была упругой, а это залог крепости. Вычисления Стивенсона доказывают, что, поскольку вода сама упруга, деревянная преграда известной формы является для нее более непреодолимой, чем каменный мол. Запруда Жиллиата вполне соответствовала этим условиям. К тому же он поставил ее так удачно, что волны, ударявшиеся о стену, уподоблялись молотку, вколачивающему гвозди в утесы глубже и крепче. Для того чтобы разрушить ее, нужно было бы свалить Дуврские скалы. Она представляла собой такое непреодолимое препятствие для волн, что до барки долетали лишь брызги пены. С западной стороны буря вынуждена была ограничиться лишь плевками. Жиллиат не обращал на это внимания, прекрасно сознавая все бессилие ее злобы.
