Роберт Джоунз - Сила притяжения
— А вы ничего особенного не хотите рассказать мне про пляж?
— Кажется, нет. А должно быть что-то особенное?
Доктор Франклин резковато швырнул открытку на стол.
— Не верю, что вы стараетесь. Как можно так плоско относиться к жизни? Обычно люди чего только в этих пятнах не видят. Образы ярче снов.
— Простите, — покорно сказал Эммет. — Может, попробуем другую картинку?
Доктор Франклин перебрал несколько карточек и победоносно протянул одну Эммету. Чернила тонкой струйкой растеклись вдоль трещины в картоне, а снизу болтался фиолетовый овал.
— Это в-в-воздушный шар падает. Лопнувший мяч. Голова в п-п-петле.
— Так что именно?
— Нужно выбрать? Да что угодно. — Эммет снова взгляделся в кляксу. — Ладно. Пусть г-г-голова в п-петле.
— Вам кажется, что это ваша голова в петле?
— Конечно, но вовсе не из-за картинок. Просто я это чувствую. Я сказал, что это голова, потому что, знаете, вчера эта Хуанита со своим младенцем, слышали? Только это не младенец был, на самом деле это был надувной мяч. Мне до сих пор грустно, потому что она-то верила, что это был настоящий младенец, и она очень расстроилась.
— Да, я слышал. Но не лучше ли вам подумать о том, как вы избегаете правды? Выздоровление требует усилий. Я за вас это сделать не смогу.
— Я попытаюсь, — сконфуженно проговорил Эммет. — Может, последнюю карточку попробовать? Вдруг получится?
Эммет закрыл глаза и постарался очистить ум, чтобы туда хлынули фиолетовые чернила. Он сосчитал до трех и посмотрел на картинку. К его ужасу, там не было ничего, кроме бледных полупрозрачных пятен.
«Я здесь ничего не вижу», — запаниковал Эммет, пытаясь распознать образ. Он не притворялся. Ему хотелось бы сказать доктору Франклину что-то правдивое, такое, что удивило бы их обоих, но он ничего не видел, кроме нервно дрожащих клякс. Эти безличные кляксы задвигались по бумаге, как узоры на ковре его комнаты. Вспомнилось, как мать показывала ему созвездия. Она узнавала галактики легко, словно лица любимых, но, как она ни старалась, Эммет, с фальшивым энтузиазмом глядя на звезды, не видел ничего, кроме отдельных световых точек.
— Простите. Думаю, со мной что-то не в порядке. Это как те квадратики, которые я видел квадратиками, и все. Может, я и впрямь отсталый.
Эммет говорил так искренне, что доктор потянулся через стол и похлопал его по руке.
— Может быть, в следующий раз, — сказал он. — Когда вы будете поспокойнее.
— Да, — сказал Эммет, поднимаясь. — Да, когда я тут попривыкну.
— Вы спешите? — спросил доктор Франклин, вынимая полоски с ответами Эммета. — Мне хотелось бы обсудить то, что вы написали.
Эммет попытался восстановить свои ответы, чтобы подготовиться к обсуждению, но смог вспомнить только одно слово: «умер». Будто прочитав его мысли, доктор Франклин сказал:
— Ваши родители умерли. — Он говорил, будто готовил Эммета к дурным новостям.
Эммет заерзал на стуле.
— Ну и? — Нетерпеливым жестом доктор пригласил Эммета продолжить.
— У меня есть брат.
— И?
— И он жив.
— Я это понял, — огрызнулся доктор Франклин. — Вы к нему еще какие-нибудь чувства испытываете?
— Нет. То есть да, к-к-конечно. — Эммет дернулся и замер. Он знал, что любой ответ влияет на его будущее. Он понял, что не может, как Луиза, сочинять истории, которых никогда не было. Он не хотел, чтобы доктора что-то имели против него — хотя бы его ложь.
— Почему вы утверждаете, что вы не медсестра? — пролаял доктор Франклин, меняя тему.
— Это из одного стихотворения. Я его вспомнил, потому что я сейчас в б-б-больнице, и тут так много медсестер, а я не медсестра, понимаете?
— Да, — вяло произнес доктор Франклин.
Эммету показалось, что он проигрывает. Доктор ведь мог что угодно написать в своем заключении. Например, что Эммет симулянт, что он не заинтересован в выздоровлении.
Эммет вспомнил последний вопрос и, пытаясь хоть как-то умиротворить доктора, поднялся и взволнованно заговорил:
— Я знаю, что «спокойным» — это неточное слово, но вы же хотели одно слово, и я старался. Знаете, однажды я видел очень п-п-плохой фильм про Вьетнам, но там был один интересный момент, когда солдаты оказались в джунглях, и враг всюду в кустах поставил растяжки. Людям было страшно и шаг сделать, они все время боялись, что у них под ногами взорвется противопехотная мина. Становилось понятно, что, даже когда они в-в-вернутся с фронта и окажутся за миллионы километров от поля битвы, им все равно будет казаться, что кругом мины. В смысле, этот страх никуда не денется. И вот т-т-то же самое чувствую я. Я так нервничаю, как будто повсюду эти ловушки из проволоки.
Доктор Франклин облизал палец и приладил клок волос к лысине. Он старался сохранить бесстрастное выражение лица, но Эммет видел, как расширились его зрачки, будто в уме он уже готовил ответ. Доктор щелкнул замками своего кейса, кончиками пальцев уперся в край стола и улыбнулся, показывая, что сеанс закончен. Эммет разволновался, что врач теперь уйдет, не сказав больше ни слова. Несмотря на сложные уловки, к которым Эммет всегда прибегал, чтобы уберечь часть своей личной жизни от посторонних глаз, он все еще верил, что доктора обладают некоей магией. Эммет надеялся, что, как только он будет способен понять, они объяснят ему, почему он так живет. Он очень хотел верить, что во время сеансов они научатся языку, который его освободит.
Эммет широко улыбнулся доктору Франклину, стыдясь, что лицо сияет, будто у ребенка, до сих пор уверенного, что родители неуязвимы.
— Вы мне поможете? — спросил он. — Я не хочу т-т-так больше жить.
Уже произнося эти слова, Эммет чувствовал, как последняя надежда покидает его. Он вспомнил пациентов отделения. Услышал их вой и стоны. Увидел, как они спотыкаются и пускают слюни. Он верил, что эти люди созданы такими, их уже не вылечить. И он — он ведь тоже поминутно дергается и теряет голову. «Как я мог рассчитывать, что чем-то от них отличаюсь?» — подумал он. Нет, ему уже не переучиться.
— Вам когда-нибудь в-в-встречались те, к-к-кто выздоравливал? В смысле, людям становится лучше? — спросил Эммет. Ему странно было осознавать, что он умоляет о спасении человека, которому в нормальной жизни ни за что бы не доверился. Быть может, после всего, что доктору приходится выслушивать каждый день, в глубине души у него шевелится страх, и доктор боится, как бы жизнь его не стало иной, не той, о которой он мечтал?
Доктор, задумавшись, прикусил нижнюю губу, словно затягивался трубкой. Эммет через стол телепатировал ему, мысленно умолял сказать правду.
— Я не знаю, — сказал доктор Франклин. — Иногда люди удивляют, но я давно перестал строить догадки насчет того, кто победит, а кто нет. Многое зависит от везения. И от того, что вы способны забыть.
— Но это ведь не что-то одно. Это чувство появляется, даже если ничего особенного не происходит, как в этом кино. Когда-то проволока существовала. А потом они уже не могли выбросить из головы все, что пережили в джунглях. И воспоминание переросло в нечто другое, и оно преследовало их изо дня в день. Разве такое можно забыть? Фильм-то был дешевый, п-п-плохой, поймите меня правильно, мне только этот эпизод понравился. Как что-то может быть одновременно везде и нигде. Этого я и боюсь. Все эти невидимые вещи донимают тебя. Они живут с тобой, словно кошмар. Как можно забыть то, что постоянно с тобой?
— Я не знаю, — сказал доктор Франклин. — Но, вероятно, подобное ощущение может исчезнуть. Может быть, лишиться его — еще не значит излечиться, но эти ощущения, они иногда исчезают.
— А вы такое видели? Вы знаете кого-нибудь, кто справился? Как можно забыть кошмар?
— Я не знаю, — промямлил доктор Франклин. — Можно научиться строить защиту. С этим я часто встречался…
— Приведите пример, — потребовал Эммет. — Как их зовут? Как они это сделали? Как им удалось забыть кошмар?
9
— Что же вы не сказали, что ждете гостей? — спросила медсестра. — К вам брат пришел.
Эммет уже две недели не отвечал на телефонные звонки Джонатана. Он настоял, чтобы в его личной карте появилась запись «никаких посетителей». Эммету не хотелось напоминаний о прошлой жизни. Однако врачи в любое время впускали родственников. От них так просто не отделаешься.
— Вы, конечно, не можете сказать ему, что я ушел? — спросил Эммет.
— Куда это вы уйдете? — сурово ответила медсестра, выходя из комнаты.
Эммет пошел за ней следом в коридор. Джонатан сидел на оранжевом диване, без носков, косточка на лодыжке терлась о подворот его джинсов.
Всякий раз, затягиваясь сигаретой, Джонатан мотал головой, отбрасывая прядь со лба. Подле него суетилась Изабелла, перепроверяя содержимое своей сумочки. Она вытащила атласный ободок для волос, ярко-красную помаду, столовую ложку и карандаш для бровей, демонстрируя Джонатану свое богатство: «Видал?»
