Гейвин Лайелл - Темная сторона неба
- Чего ты хочешь, Джек? - спросила она шепотом.
- Тебя.
Она кивнула.
Я сейчас мог бы сделать шаг к этой кровати, а завтра уйти с нее.
- Мне надо больше, - сказал я. - Ни ты в меня не влюблена, ни я в тебя. Так или иначе, но это имеет значение. - Я покачал головой. - Может быть, я чувствую себя старым.
- Спасибо. - Ее голос дрогнул. - А что, ты думаешь, я чувствую?
- Тебе просто одиноко.
Я отстранил голову, чтобы избежать её оплеухи, но и этого расстояния ей хватило. Удар прозвучал в ухе, как пожарный набат.
Она встала, уперев руки в бедра, и гневно посмотрела на меня.
- Ты мерзавец! - Я потер левое ухо. - Если этот мерзавец собирается завтра играть в гангстеров, то ему следует научиться побыстрее уклоняться от ударов.
- Считай, что тренировки начались.
- Черт бы тебя побрал.
Она схватила свой стакан с виски и одним разом выпила все, а затем с вызовом посмотрела на меня. Потом расплылась в улыбке.
- Проклятье. Ладно, мерзавец ты и есть мерзавец, Джек. Но я отчасти благодарна тебе.
Я взял свой стакан и сразу добавил еще. Ширли заговорила, обращаясь к своему пустому стакану:
- А завтра он улетит из моей жизни и никогда не вернется. И будет пребывать в своем вечном подвиге. Как Одиссей. Только тот был попроворнее. А, черт. Дай-ка ещё виски.
- Одиссей? А он в какой авиакомпании работает?
- Жучок необразованный. Дай мне виски.
Она протянула мне стакан, я налил ей. Мы сидели рядом, опираясь на туалетный столик.
- Смотри, я вернусь, - сказал я.
- Да? Он говорит, чтобы я блюла себя для него, он вернется, когда окрепнет. - И сделала большой глоток.
- Мой день - это пятница. Можем назначить свидание.
- В Рио-де-Жанейро, конечно.
- Конечно, - я добавил себе еще.
Бутылка сдавала на глазах. И номер перестал казался слишком хорошим.
- И мне, - попросила она и протянула стакан. Я налил ей, и виски большей частью попала в стакан. Она отпила, потом произнесла серьезно: - А я могла бы прийти на то свидание.
- Я буду там.
Она взглянула мне в глаза.
- Будешь?
- Буду. В Рио. Мне надо заехать в пару мест, но я буду там.
- Да. - Она кивнула. - Думаю, что будешь. Положим, и я буду. В пятницу, значит?
Мы сидели лицом к лицу. Я поставил свой стакан, почти что не расплескав. Она тихо промолвила:
- Думаю, что я буду там.
Мы крепко прижались друг к другу, испытывая взаимное желание, но больше того мы хотели знать, что можем дать друг другу потом. Рио был идеей, видением, предлогом. Но реальностью.
- Спокойной ночи, Джек, - с улыбкой сказал она.
Я поцеловал её и направился в сторону двери, более или менее благополучно миновал её и пошел по коридору к выходу. Ступеньки показались мне обманчиво легким препятствием, но я его взял благополучно.
Ночь была темной, мрачной и тихой, и только гул отдаленного колокола, казалось, звучит на одной ноте где-то вдали.
Я проснулся оттого, что кто-то хочет сорвать дверь с петель. Было ещё темно, и я ещё далеко не выспался. Я спустил ноги на пол, потом водрузил на них всего остального себя и неверным шагом пошел на шум. Я зажег свет и отпер запор, и только потом подумал вернуться за "береттой".
В комнату ворвался Кен.
- Давай, одевай брюки, - сказал он первым делом. - Мы летим.
Я уставился на него сквозь туман, окутывавший мои глаза. На Кене был опять его любимый замшевый пиджак. Кен выглядел серьезным и несколько взбудораженным.
Он нетерпеливо сообщил:
- Этот твой замечательный дружок, Роджерс. Наваб нанял его, и они уже вылетели на остров на "Даке".
27
Было около четырех часов утра. Откуда-то из-под заднего сиденья "крайслера", изнутри его, доносилась игра известного джаз-квартета, колдующего над психоанализом "Звездной пыли". Если бы не это, то ночью на заднем сиденье большого автомобиля очень уютно. Фары выхватывали из темноты каменные домики и песок за обочиной дороги, но я на это не обращал внимания. Я был надежно закутан в металл автомобиля, тепло и темноту.
Кен с переднего сиденья сказал:
- Тут шестьсот морских миль. Может, чуть меньше. - Он расстелил карту на коленях в свете приборной панели. - "Пьяджо" дает на крейсерской сто восемьдесят узлов. Считай - три часа двадцать минут. Если взлетим в четыре пятнадцать, будем там до восьми.
- А ветер какой? - спросил я, чтобы показать, что я проснулся.
Я действительно проснулся, но радости от этого было мало. У меня в желудке было полно шотландского виски миланского производства, и только слой сигаретного дыма не позволял ему проявить себя.
- Погоду не знаю, - ответил Кен. - "Дак" на крейсерской дает сто тридцать пять, да?
- Бери сто двадцать пять, - сказал я. - Он уже немолодой.
Кен начал считать. Пусть его считает. Он не убедит меня, что мы прилетим туда раньше них, что ни делай.
- Выключи этот проклятый приемник, - попросил я.
Кен выключил. Водитель недовольно полуобернулся, чтобы выразить протест, но потом вспомнил, как много он получит за поездку в такое место и в такое время, и успокоился, переключившись на удержание машины на этой узкой полуразбитой дороге.
- Им надо четыре часа пятьдесят минут. Взлетели он примерно в два часа, значит, они будут там около семи. Мы прилетим на час позже. За час они отыщут эти вещи?
"Крайслер" свернул на ровную дорогу, ведущую к самому аэропорту. Я взял себя в руки, чтобы не позволять своему желудку командовать собой, и стал думать.
- За час - нет, - ответил я. - Они не знают, где искать. Но, с другой стороны, они могут помешать нам, тебе не кажется?
Кен ничего не ответил. Он быстро сложил карту и сунул её в карман пиджака. Мы проехали по площади мимо пустых будок охраны и, миновав ангары, остановились у диспетчерской вышки.
Кен побежал в вышку. Я неторопливо вылез из машины, застегнул на молнию куртку. Под ней у меня была одета форма "Эйркарго" цвета хаки, а вокруг меня была прохлада хрустальной темной ночи. Далеко над аэродромом мерцало пламя керосиновых фонарей, выстроившихся вдоль главной взлетно-посадочной полосы. Я закурил и попытался составить себе мнение о погоде. Из этого ничего не получилось, потому что я не слышал ничего, кроме местного прогноза на пять дней. Небо может ухнуть в Эгейское море, а я и знать ничего не буду.
Мне внезапно стало не по себе от того, что Роджерс будет сажать "Дак" на дорогу при боковом ветре. Я вовсе не был уверен, что он справится с этим. Он ведь только начинает свою работу, старается заработать у босса честный доллар. Будь я на его месте, я бы поступил так же, ни секунды не раздумывая.
Вернулся Кен с таможенным служащим и кипой бумаг. Мы втроем забрались обратно в "крайслер" и направились в дальний ангар. Таможенник закутался в свой плащ, сидел сонный и смурной, и разговаривать ему не хотелось.
"Пьяджо" стоял возле ангара, толстенький и сияющий в свете автомобильных фар. Кен поднялся на борт, распахнул дверцу кабины, открыл багажный отсек и дал таможеннику проверить что ему нужно. Кен принес карты и прогноз, чтобы посмотреть их в свете фар.
Водитель за нашей спиной снова включил приемник. Кен тихо произнес:
- Я сделал документы на Рим. Я подумал, что будет меньше шума, чем если мы не укажем Грецию.
- Это не обманет греческого сыщика, Анастасиадиса.
- Может и нет. Однако нет смысла кричать, куда мы летим.
- Как погода?
Он развернул карту и положил сверху листочек с прогнозом.
- Не очень хорошая. Неприятная область низкого давления над Адриатикой и окклюдированный фронт, движущийся оттуда.
- А подробнее?
- Не знаю. На полете в Рим это не сказывается, и поэтому они не стали вдаваться в детали. Я просто видел это на большой карте там.
- А куда это движется?
Он провел пальцем вниз по карте вдоль линии, идущей с севера на юг в сотне миль западнее Греции.
- Какого времени эта карта? - спросил я.
- Это обстановка на полночь. - Он показал пальцем на середину Адриатического моря между Югославией и Италией. - Давление было около девятисот семидесяти. Ты лучше меня знаешь Средиземноморье. Что это означает, по-твоему?
Это означало, что сильный ветер будет дуть нам в спину, пока мы не приблизимся к фронту, но в этот момент могут возникнуть проблемы. Окклюзия над Средиземным морем может быть очень суровой, надо проходить над фронтом, под ним или в обход. Но только не насквозь.
- Смотря где, - медленно произнес я. - Может, он с этой стороны, а острова чистые. А если пройти над ним, как у тебя с кислородом?
- Плохо. Считай, что ничего не осталось. Я собирался набить баллоны в Афинах, но я оттуда убежал в такой спешке.
- Значит, если встретится, пройдем низом.
Кен медленно кивнул. В свете фар его лицо выглядело контрастно черно-белым.
- Мы, может быть, получим более точную картину погоды, когда будем в воздухе. Так что об этом не беспокойся. - Он постучал мне по животу. - И спрячь свою пушку в задний карман брюк, а то ты как беременный.
