Гейвин Лайелл - Темная сторона неба
- Вам не следовало приглашать меня сюда, - сказал я. - Если только вы не имеете в виду одно виски.
Она несколько расслабилась, и на лице у неё промелькнула улыбка.
- Это в ящике под кроватью. Я пойду приведу себя в порядок.
Я достал бутылку. Этикетка была настолько шотландской, что не могла быть напечатана севернее Милана. Я налил виски в два стакана, и один взял с собой в розовое плетеное кресло.
Из ванной она пришла с несколько более распущенными волосами и сияющим лицом.
Мы подняли стаканы, желая друг другу здоровья, и выпили. Это оказалась подкрашенная аккумуляторная кислота.
Сделав пару глотков, Ширли слегка вздрогнула, отставила свой стакан и села на край кровати. Я встал, прошел в ванную и налил немного воды в стакан.
Ширли сидела на кровати, немного насупившись и глядя в никуда. Я хотел было что-то сказать насчет фотографии, но она опередила меня.
- Вы действительно до того вечера в Афинах не виделись с Кеном десять лет?
- Что-то возле этого.
- А чем вы занимались последние дни?
Я пожал плечами.
- Ничем.
Хороший, яркий ответ. Такой, который убедит умную девушку. Она спокойно сказала:
- Значит, Кен сбегает и притворяется погибшим. Вы тоже куда-то сматываетесь и возвращаетесь несколько дней спустя с пластырем на лице, ничего не говоря своему второму пилоту, а по вашим следам идет сыщик из Греции. - Она саркастически улыбнулась. - И после этого вы говорите, что ничем.
- Вы меня просили, - произнес я, - чтобы я высказал вам свое мнение о виски. Говорю: ерунда.
- Я вам скажу, что вас занимает сейчас, - заметила мне она. - Вы оба думаете, что можете найти драгоценности наваба.
Я в ответ просто пожал плечами. А она произнесла твердым, хорошо контролируемым голосом:
- Вы не знаете, за что вы беретесь. Вы думаете, что сможете провести мир, потому что вы - дружки по эскадрилье. Вы соображаете, что с вами может случиться?
Я попросил ее:
- Послушайте, Ширли, бросьте это. Нас с Кеном завтра здесь не будет. Так что забудьте об этом. Сделайте свой фоторепортаж о навабе и тоже уезжайте.
- Я могу остановить вас, - заявила она.
Я поднял голову и вгляделся в нее. А она продолжала:
- Я могу пойти сейчас к навабу и рассказать ему про вас обоих. Он ведь не знает еще, что Кен жив?
Я снова пожал плечами.
- Так знает или не знает?
- Можете идти. Я не могу вам помешать.
Она резко встала и посмотрела на меня сверху вниз. Губы её были плотно сжаты, глаза пылали гневом.
- Дураки проклятые! Вы знаете, что сделает с вами Хертер, если узнает, чем вы занимаетесь? Вы знаете, что он забил человека почти до смерти, чтобы узнать, что кое-какое барахлишко пришло из Афин? Он убьет вас. Не иначе.
- Он не в Пакистане сейчас, - возразил я.
Она сердито дернула головой, отвергая мое возражение.
- Наваб никогда не бывает в Пакистане. Он по-прежнему живет в Тунгабхадре. И везде. Он возит свое маленькое княжество с собой по всему свету. Хертер - это его крошечная армия, это его палач и все прочее.
- Мне приходилось видеть армии и покрупнее.
Она стояла смотрела на меня с испепеляющим гневом. Потом вдруг опустилась на кровать, закрыла лицо ладонями, лицо её сморщилось.
- Вы дураки, проклятые дураки, - шептала она. - Нашлись, тоже мне, мошенники. Ну почему вы не хотите бросить это дело? Ну почему, почему, почему?
Затем в комнате установилась тишина, хрупкая и напряженная, лишь время от времени раздавались её слабые всхлипывания. Я осушил свой стакан, налил ещё и почти на цыпочках прошел в ванную налить воды.
Когда я вернулся, она все сидела с опущенной головой и закрыв лицо руками, плечи её дергались.
Мне уже было не по себе за все мои прегрешения, а она все плакала. Я уже начал чувствовать себя человеком, зарабатывающим на жизнь избиением котят. Наконец я решился подать голос.
- Есть причины. У обоих нас. Это уходит в дальние времена, это очень сложно. Так что смиритесь с этим и забудьте.
Она медленно приподняла голову. Лицо у неё было красным и мокрым. Сейчас она была похожа на двенадцатилетнюю девочку. От шеи и выше, по крайней мере. Наконец она вымолвила:
- М-можно мне ещё виски?
Я налил ей на донышке.
- Спасибо вам. - Она подняла на меня заплаканное лицо. - Д-давайте, рассказывайте.
- В нашей истории вы не найдете ни смелости, ни благородства, ни, наверняка, ума.
Она улыбнулась сквозь слезы.
- Это подходит для всякой истории, которые я слышала от мужчин. Продолжайте.
Я некоторое время посмотрел на нее. Раз я живу с этим в себе, то время от времени надо об этом кому-то рассказывать.
Я сел и налил себе виски. Вода в ней имела великолепный вкус.
Я начал:
- История насчитывает больше десяти лет, началась в Пакистане, перед самым Разделом. Вы слышали о воздушных мостах того времени?
- Кое-что. Знаю, что перебрасывали беженцев.
- В основном - да. Мы попали туда примерно за год до того, как это началось. Мы работали на маленькую мусульманскую компанию под Карачи. В то время в Европе было полно пилотов, где на всех работу найти? А в Индии и Пакистане умники знали, что близится этот Раздел и что, когда британцы уйдут, там начнутся беспорядки. Вот почему и стали возникать авиакомпании.
Я промочил горло и продолжал:
- Значит, случился Раздел, и тамошние проныры оказались правы. Мы делали по три-четыре рейса в день. Мусульман - в Карачи, индусов - в Дели. Платили хорошо. Еще бы не платить. Техническое обслуживание - никудышное, половина взлетно-посадочных полос - просто грязные площадки, и каждый, кто имел оружие, палил по каждому пролетающему самолету. Но у нас появлялись в те дни кое-какие светлые идеи. Мы не собирались всю жизнь корпеть там на других. Мы хотели иметь собственный самолет, организовать собственную компанию - Китсон-Клей. Один самолет, пара пилотов и на виски всем, кто зарабатывает аэродромом. Это была не такая и плохая идея. Мы могли бы начать с одного самолета. Были люди, которые владели самолетами и делали деньги.
Я улыбнулся, вспомнив те времена.
- Ну и вот, летаем мы три месяца, возим беженцев, и предлагают нам самолет - старую, заезженную "Дакоту", с которой никто другой не справился бы и не прикоснулся бы к ней. Вот почему мы могли себе позволить приобрести её. Мы её залатали, подновили - и бизнес завертелся. Неплохо пошло. Мы даже написали на борту: "Авиалинии Китсон-Клей". Ничего особенного мы не делали, все та же перевозка беженцев. Но это был наш собственный самолет. Потом, в 1948 году, индийское правительство начало наводить новые порядки в некоторых княжествах-штатах - Хайдарабаде, Тунгабхадре и прочих - там, где принцы и двор состояли из мусульман, а население - из индусов.
Я сделал ещё глоток, а она к своему стакану так и не притрагивалась. Ширли напряженно смотрела на меня.
- Теперь я считаю, что все эти князьки и навабы сделали бы куда лучше, если бы дали деру в первый же день Раздела. Но это легко сказать. Ведь большинство из них сидели на своих местах долгое время и не рассчитывали, что им когда-нибудь придется убраться. И вот в одно прекрасное утро они проснулись и увидели, что в ворота их дворцов ломятся толпы, а по дороге движется колонна индийских войск. Вот тут они и заголосили и стали просить о воздушном мосте.
Я перевел дух и продолжил:
- На следующее утро на аэродром приходит один малый, собирает директорат компании "Китсон-Клей" и говорит, как хорошо было бы слетать в одно из княжеств, через Кач, а не через Тунгабхадру, как бывало. Слетать с нескодькими ящиками туда, а обратно - с тем, что захочет вывести местный наваб, скорее всего - самого себя.
Ширли тихо промолвила:
- А в ящичках было оружие.
- Было.
- А вы знали об этом в то время?
- Да. На ящиках было написано.
Она кивнула, а я продолжил свое повествование:
- Лететь надо было, насколько я помню, миль пятьсот, до маленькой частной взлетно-посадочной полосы рядом с дворцом, дверь, так сказать, в дверь. В этом полете мы не рассчитывали на заправку. Я это помню по тому, что мы взяли с собой несколько пятигаллоновых канистр с топливом и сложили их в хвосте. В этом месте мы до этого ни разу не бывали, и полоса не была отмечена на картах, так что мы столкнулись с небольшой проблемой, отыскивая её. Мы кружили над районом и высматривали её, проявляя при этом осторожность, так как предполагали, что там расположилась бригада индийской армии, которая вроде как осадила дворец, и нам очень не хотелось напороться на нее. - Я сделал глоток виски. - Мы и не напоролись на нее, а прошли в полутора тысячах футов у неё над головой. И кто-то полоснул нам по хвосту.
Десять лет вся эта картина стоит у меня перед глазами. Но сейчас это слова. А тогда я распахнул дверь кабины, увидел повреждения и первые язычки пламени в районе кучи канистр. Я схватил огнетушитель и бросился туда, где было две сотни галлонов авиационного спирта. Распахнув дверь, я крикнул Кену, чтобы садился, скорей садился.
