Хуан Гойтисоло - Цирк
Как заранее договорились, Эредиа ждал их у калитки. Дон Хулио не оставил ему ключа от входной двери, но у Атилы был ключ, сделанный слесарем по слепку, который снял цыган.
– Оставайся здесь и сторожи, – сказал ему Атила. – Если что случится, предупредишь нас свистом. Мы откроем окно.
Атила углубился в аллею, за ним следовал Пабло. Тьма была такая густая, что они с трудом продвигались. Порой из-за туч появлялась луна и чертила на гравии мертвенно-серую татуировку. Земля в лохмотьях света напоминала солдатский маскхалат. Пабло слышал рядом тяжелое дыхание друга. Тропу покрывали листья, хрустевшие под ногами. Фонарь у входа еле проглядывал сквозь густые кроны эвкалиптов.
Незаметно для себя они вышли к палисаднику. Дом был большой, трехэтажный, тускло-красного цвета. Почти весь фасад оплетали жадные щупальца вьющихся растений. Огромные окна скрывались за жалюзи. Над дверью был крытый шифером навес, к которому был подвешен круглый фонарь. Поникшая гераць в двух вазах у подножия лестницы впитывала его желтоватый свет.
– Подожди.
Атила на цыпочках поднялся по ступенькам и вставил ключ в замок. Предварительно он обмотал руку платком. Несколько секунд Атила бесшумно возился с ключом. Неожиданно дверь подалась с необыкновенной легкостью.
– Поднимайся, быстро.
Стараясь не дышать, Пабло последовал за ним и очутился внутри дома. Здесь стояла непроглядная тьма. Только отсветы дверного фонаря местами немного разряжали ее. От дуновения ветра задрожали стеклянные подвески лампы. Атила тщетно искал выключатель. Не найдя его, они стали продвигаться по вестибюлю на ощупь.
– Где кабинет?
– По-моему, здесь.
Атила чиркнул спичкой. Словно крылья гигантских бабочек, по стенам, потолку, полу заметались тени. Комод, сундук, бюро помогли Пабло сориентироваться. Зеркало отразило его движения, придав им таинственность. К лестнице шмыгнул мышонок.
– Сюда.
Первый страх прошел, и Пабло почувствовал прилив энергии. Дверь кабинета была закрыта. Пабло открыл ее и зажег свет. В камине еще горел огонь. Пабло подошел к письменному столу и показал Атиле сейф. Его друг опустил штору и распахнул окно настежь. Потом он вытащил связку отмычек и стал перед сейфом на колени.
– А ты посмотри в ящиках.
Пабло повиновался.
– Не смей снимать перчатки, олух.
Пабло натянул их снова. Сердце у него билось не так сильно, как он ожидал, мало-помалу к нему возвращалось спокойствие. Ящики стола не были заперты. Бумаги, документы, квитанции компании – он все тщательнейшим образом просматривал. В одном из ящиков он нашел конверт с женской фотографией. На обороте потемневшей от времени карточки была надпись.
– Погляди-ка, что я нашел. Видно, у старика была любовь.
Атила не обернулся. Стоя коленями на ковре, он все возился с сейфом. Пабло сунул фото в конверт и продолжил обыск. Мебель, как и вся комната, пропахла стариком. Запах был противный, тошнотворный – смесь застоявшегося табачного дыма и свинины.
«Элпидио – человек порядочный и не хотел марать руки».
Ему невольно приходили на память обрывки вчерашнего разговора. Старому дураку и в голову не пришло, что сын Элпидио тоже рук не замарает: Пабло предусмотрительно надел перчатки.
Эта мысль так развеселила его, что он чуть не расхохотался как ребенок. Стоя перед сейфом на коленях, Атила тяжело дышал. Пабло, даже не глядя на него, знал, что он весь в поту. Всякий раз, когда его друг чего-то напряженно желал, па лбу его бисеринками выступал пот и глаза приобретали странный блеск.
– Не открывается?
– Нет.
– Хочешь, я попробую?
– Погоди. Я еще попытаюсь.
Атила отвечал отрывисто, раздраженный тем, что его отвлекают. Пабло смотрел на него как зачарованный: они с Атилой в доме дона Хулио. Сцена казалась ему почти нереальной, словно он грезил наяву. В эту ночь они раздобудут деньги и отпразднуют свой успех в какой-нибудь таверне. С ними будет Хуана, и они решат, что делать дальше. Пабло хотелось немедленно уехать из города. Но Атила прав, говоря, что им следует еще на некоторое время задержаться в Лас Кальдасе.
– Иначе нас сразу же заподозрят.
Когда вызванный этим событием переполох уляжется, они в один прекрасный день без предупреждения покинут город и никогда больше не услышат ни об училище, ни о гараже, ни о школе. Все трое навсегда распростятся с прошлой жизнью. А когда их родители дадут знать в полицию, будет слишком поздно: к тому времени Атила, Хуана и Пабло перейдут границу.
– Ты думаешь, Хуана решится на… – начал было Пабло и смолк на полуслове, так как в этот самый момент, подняв крышку сигарного ящика, обнаружил, что он набит банковыми билетами.
Сердце Пабло, до сих пор спокойно стучавшее в груди, бешено заколотилось. Он облизал ry6jbi. Во рту у него сразу пересохло, горло было как резиновое.
Оглушенный, вытаскивал он одну за другой пачки по тысяче песет. Деньги были новенькие, они радовали глаз. Кучей свалив пачки на бювар, он пересчитал число купюр в каждой из них и помножил на количество пачек. Если только арифметика его не подводит в коробке восемьдесят тысяч песет.
– Атила…
На этот раз его друг обернулся. Пабло, задыхаясь, склонился над столом и показывал ему пачки денег, одну за другой. Атила побледнел от волнения. Под мышками у него двумя влажными кругами выступил пот, глаза – как у влюбленного – заблестели, точно два уголька.
– Черт! – произнес он не своим голосом. – Должно быть… По-моему…
Наконец он решился погладить деньги. Связка отмычек, которую он держал, неслышно соскользнула на пол.
– Где?… В каком месте?
Его лицо преобразилось от радости. Пабло почувствовал на своих плечах грубые тиски его рук, а на щеке – шершавое прикосновение губ.
– Они наши!.. Мы добыли их, Пабло!.. Они наши!..
Как восторженные мальчишки на ночном гулянье в канун дня Иоанна Крестителя, они пустились в сумасшедший пляс вокруг стола, возбужденно размахивая пачками денег и забыв о всякой осторожности.
– Наши!.. Наши!..
Опомнились они слишком поздно. Приказ, обращенный к ним, потонул в их истерических выкриках, и дон Хулио вынужден был повторить:
– Я сказал – руки вверх…
Его появление сразу же разрушило чары, но оба еще несколько секунд продолжали вертеться вокруг своей оси. В зеркале безжалостной пародией на исчезающую радость отразились их движения. Пабло глядел на револьвер дона Хулио, не смея поверить в его реальность.
– Бросьте эти шутки, иначе я буду стрелять.
Рука Атилы, потянувшаяся было к пресс-папье на столе, отдернулась.
– Сделайте два шага назад.
После мгновенного колебания оба одновременно повиновались.
– Никто не позволял вам поворачиваться.
Голос дона Хулио звучал сухо, в нем, казалось, не было ничего человеческого.
– Вы, Пабло, подойдите к письменному столу.
Пабло почувствовал, что его тело послушно движется, словно марионетка, которую потянули за невидимые нити.
– Соберите деньги и положите их в коробку.
Пабло исполнил это с некоторым трудом – у него дрожали руки.
– Теперь положите ее на прежнее место.
Пабло снова повиновался. По лбу его струился пот. У него было такое чувство, точно он играет в какой-то комедии.
– Вернитесь к своему товарищу.
Атила стоял посреди комнаты, подняв руки, но по его исказившемуся звериному взгляду Пабло понял, что происходит что-то необычное. Преодолев страх, он обернулся.
То, что затем случилось, развертывалось так стремительно, что он не успел вмешаться. Цыган Эредиа напал на дона Хулио сзади и выбил у него из рук оружие. И почти сразу же на дона Хулио набросился Атила и несколько раз ударил его ножом в грудь.
Дон Хулио оглянулся и рухнул, как кукла. Его руки, которые он поднял было к сердцу, медленно раскинулись по ковру, и кровь, выступившая пятнами на рубашке, пропитала пиджак и стала капать на пол.
Наступило молчание, все трое, тяжело дыша, глядели друг на друга, точно пьяные. Потом их взгляды снова устремились к телу.
– Мы его пришили, – хрипло сказал Атила. – Он мертв.
Атила стал коленом на ковер и приложил ухо к сердцу дона Хулио. Когда он поднялся, его щека была в крови. Эредиа глядел на труп как загипнотизированный, грудь цыгана тяжело вздымалась словно мехи.
– Старик подошел неожиданно и направился прямо в дом. Я не знал, что делать…
– Мог нас предупредить, – со злобой сказал Атила.
– Я свистел… Но вы не отвечали, тогда я вошел в дом.
Пятно на ковре расползалось. Бой часов в вестибюле напугал их. Последние умирающие головешки медленно догорали в камине.
– Я смываюсь, – сказал цыган, глядя на них почти с ненавистью.
– Подожди, не теряй головы.
Голос Атилы, по-видимому, вернул цыгану хладнокровие. Эредиа скрестил на груди руки и остался на месте. Атила обернул нож платком и сунул в карман. Его руки, как и руки Пабло, нигде не оставили отпечатков. Убедившись, что все в порядке, он открыл ящик стола, вытащил коробку с деньгами и показал ее цыгану.
