Хуан Гойтисоло - Цирк
– Да. Его мать рассказала мне об этом сегодня утром в церкви. По-видимому, он скрывал свое решение н объявил о нем только вчера за обедом.
– Ах, какое это потрясение для несчастной матери, как она, должно быть, расстроена!.. – сказала Магдалена.
– Это естественно. Разлука с сыном поначалу всегда причиняет боль…
– Но теперь она просто в восторге. Она говорит, что если на то божья воля…
– Когда у человека есть к чему-то призвание, не нужно ему препятствовать, – заметил дон Хулио.
– Я сказала ей то же самое. Если бы вы ее видели: глаза у бедняжки были полны слез».
– Поистине Рехина права, – сказала донья Кармен. – Этот человек не стоит такой семьи.
– Смею тебя в этом заверить. Я знаю обеих его дочерей.
– Несчастные, как они, должно быть, страдают! Иметь такого отца…
– И мальчик тоже очень достойный…
– Святость расцветает везде.
Пока они разговаривали, Ким подошел к дону Хулио и подал ему телеграмму. Дон Хулио прочел ее и нахмурился.
Однако он продолжал болтать как ни в чем не бывало, словно телеграмма не имела для него особого значения, но донья Кармен сразу заметила, что голос его звучит несколько принужденно. В течение нескольких минут он с беззаботным видом рассуждал о всяких пустяках, но в конце концов беспокойство превозмогло.
– Извините меня, – сказал он, поднимаясь, – Мне нужно уладить одно дело.
После его ухода беседа стала менее оживленной. Донья Кармен прочла на лицах своих приятельниц озабоченность и любопытство.
– Что бы это могло у него случиться? – произнесла Магдалена, высказав наконец вслух мучавший всех вопрос.
– Дела, надо думать, – ответила донья Кармен.
– По-моему, тут что-то другое, – неопределенно намекнула Эльвира.
– Другое? – заинтересовалась Рехина. – Что именно?
Эльвира окинула взглядом зал, словно хотела удостовериться, что ее никто не услышит.
– Знаете девушку, которая преподает английский язык в школе?
– Эту, с короткой стрижкой, свояченицу Сантьяго?
– Да.
Она еще помедлила, подогревая любопытство своего кружка. Ее маневр, как она и предполагала, принес желаемый результат. Приятельницы доньи Кармен не сводили с Эльвиры больших, как тарелки, глаз. Эльвира самодовольно откашлялась.
– Так вот… – начала она.
* * *После того как Селия передала Атиле записку, в ее жизни наступила неожиданная перемена. Тонкая невидимая стена, отделявшая ее от остального мира, упала, как спадает кожа со змеи. Лишенные привычных масок и покровов, люди и вещи предстали перед ней в новом свете. Впервые за долгое время она не чувствовала себя одинокой, подобно больному в изоляторе. Словно какая-то другая женщина, гораздо сильнее ее, приняла решение раз и навсегда взять на себя полную ответственность за все свои поступки. Мир больше не был замкнутым и враждебным лагерем, против которого ей приходилось бороться, не получая ни от кого подмоги. Теперь она была его частью, как будто ей неожиданно протянули руку.
Испытывая не поддающееся определению чувство неразрывной связи с миром и единства со всем в нем сущим, Селия начала свою обычную прогулку по знакомым местам. Город, который долгое время не желал ее замечать и даже с трудом выносил ее присутствие, теперь, казалось, раскрыл ей свои объятия. Ярко разукрашенный по случаю праздника, он развернул высоко в небе свои флажки, и девушке чудилось, что он радостно встречает ее после долгого изгнания.
Селия побродила по холмам вблизи кладбища, прошла по дороге, где Атила впервые заговорил с ней, тропинкой спустилась к заливу, и все эти места показались ей теперь иными, дорогими и милыми, едва она поняла, что, вероятно, никогда больше их не увидит. Сидя на камнях, где утром сидели нищие, она подождала, пока солнце скроется за горами. Тогда она встала все с тем же ощущением необычайности окружающего и какой-то легкости во всем теле и в удивительно прозрачных сумерках пошла обратно в город.
Уверенность, что она покинет эти места навсегда, настроила ее на прощение и забвение. Селия вновь вернулась мыслями к семейной сцене за обедом, стремясь найти оправдание поведению Матильде и Сантьяго. Если рассуждать без излишней горячности, родные вовсе не желали ей зла, как ей представлялось вначале. Матильде, например, в простоте души своей уверена, что блестящий брак может составить счастье девушки. Толкая ее в объятия дона Хулио, она лишь со всем пылом добивалась того, что представлялось ей разумным.
Что касается Сантьяго, то справедливости ради следует признать, что Селия не имела никакого основания презирать его. То, что он работал на предприятии дона Хулио, объясняло очень многое. Становясь на сторону Матильде, он просто думал о том, что это упрочит его положение. Все предельно ясно, и Селия готова была их извинить. В конечном счете они старались для ее же блага, а она обманула их ожидания.
Теперь, избрав свой собственный путь в жизни, Селия могла совершенно свободно говорить с ними, объяснить им причины, по которым считает себя вынужденной уехать, уверенная, что ее поймут. Рисуя в своем воображении последний разговор с родными, девушка почувствовала вдруг неожиданный прилив нежности. Матильде и Сантьяго перестали казаться ей пошлой, скучной и надоедливой супружеской парой. Она уже не возмущалась, что они во всем требуют у нее отчета. Теперь они были для нее случайными попутчиками, которых она скоро покинет. Их фигуры растают вдали, и она тотчас же их забудет.
Решив отбросить все, что могло бы омрачить их образ в час расставания, Селия старательно припоминала минуты, когда родные бывали с ней добры и ласковы.
Оставалось еще покончить с доном Хулио, но на этот счет Селия не испытывала особого беспокойства. Дон Хулио – человек умный и поймет, что эту партию он проиграл. Поставленный перед свершившимся фактом, он неизбежно вынужден будет смириться. Для успокоения совести Селия решила написать ему письмо после свидания с Атилой, объяснив причины своего отъезда.
Больше часа она блуждала по знакомым улицам, ни на секунду не теряя ощущения необычности окружающего мира и в то же время собственной отрешенности. Она наблюдала праздничное веселье, но со стороны, как туристка, которая завтра уезжает, внутренне чуждая всему, что происходит вокруг.
Сознание того, что она видит Лас Кальдас в последний раз, повлияло на всю ее душевную настроенность и явилось причиной поступков, которые при иных обстоятельствах не пришли бы ей в голову. Так, вместо того чтобы поскорее уйти прочь, как бывало прежде, она, заслышав звуки оркестра, исполнявшего сарданы, остановилась на площади. Знакомое зрелище утратило в ее глазах свою обыденность, Селия глядела на танцы, словно видела их впервые. Нечто похожее произошло и на ярмарке. Селия много раз бродила по ней раньше, но при этом испытывала одну лишь скуку, а в этот вечер она рассматривала ярмарочные балаганы со странным волнением. Воздух был наполнен криками ребят, завыванием сирен, рычанием громкоговорителей и треском выстрелов. Чувствуя в горле какой-то комок, она мысленно прощалась с автомобилями, каруселью, качелями, лотереей и тирами. Никогда, никогда она больше их не увидит. У нее на глазах невольно выступили слезы.
Потом пришла очередь церкви, Пасео, колониального квартала и Музея XIX века. Селия брела без всякого направления, не слишком раздумывая, куда ведут ее ноги. На Кубинской улице она столкнулась с Хуаном Божьим человеком и попрощалась с ним тоже. Но идиот, когда она обратилась к нему, только твердил, весь во власти необычайного исступления: «Сегодня четверг». Наконец пробило восемь, и Селия медленно свернула к аллеям «Лабиринта». Луна скрылась за облаками, и, когда кончились ряды фонарей, ничего не стало видно. Селия шла по краю тротуара, ориентируясь по черным квадратам взрыхленной под деревьями земли, Хотя сердце ее неистово билось, голова была ясной. Она знала, что объясниться с Атилой будет нелегко, однако слепая вера в себя заставляла ее бросить вызов трудностям.
Когда она подошла к «Лабиринту», луна снова появилась из-за туч, и Селия сочла это добрым предзнаменованием. По мере того, как приближался решительный момент, она чувствовала себя все спокойнее и увереннее. От входа во все стороны сада расходились узенькие тропинки, пустынно белеющие в обморочном свете луны. Хрустя гравием, Селия свернула налево. До назначенного срока оставалось еще пять минут, но вспыхивающий огонек сигареты уведомил ее, что Атила уже пришел.
Тогда сердце Селии дрогнуло, и, не в силах больше сдерживаться, она, рыдая, побежала к нему.
* * *Владения дона Хулио лежали в некотором отдалении от других построек. Чтобы подойти к дому, нужно было подняться по лестнице на насыпь, ведущую к городскому водохранилищу. Вдоль насыпи тянулась стена в два метра высотой с железной калиткой. Толкнув ее, вы попадали в эвкалиптовую аллею. В конце аллеи светился в ночной темноте круглый фонарь. Там был дом.
