Хуан Гойтисоло - Цирк
– Где ты, говоришь, подобрал его? – спросил тот, что помоложе.
– На Гран Виа. Он выходил из «Пасапога».
– Трезвый?
– Под мухой.
Наступила пауза. Оба, казалось, размышляли. Их лица постепенно все больше мрачнели, глаза с нескрываемым беспокойством обшаривали Пасео.
– Гляди-ка, вон там… Мне кажется, кто-то идет.
– Этот раскоряка?
– Да нет. Позади.
– Не вижу.
– Под руку с бабенкой…
Словно приведенные в движение единой пружиной, оба одновременно вскочили с места, но сразу же сели опять, явно разочарованные. Почти в тот же миг часы приходской церкви пробили половину. Шведы из своего угла в третий раз потребовали виски. Атмосфера явно накалялась.
– Вот был бы номер, если бы он натянул нам нос, – сказал наконец шофер.
– Ты думаешь?
– И думаю, и не думаю. Я только говорю, что это был бы ловкий номер.
Элпидио подал шведам виски. Шофер поднялся со стула и оперся о край стойки.
– В конце концов, что мы о нем знаем? Ничего. Он привез нас сюда и сказал: «Подождите меня минутку», а мы, болваны, клюнули.
Сигарета, которую он держал, от сильного щелчка отлетела к двери. Его товарищ тоже бросил сигарету и привстал, побелев как стенка.
– Не может быть, – пролепетал он.
Шофер ничего не ответил. Он резко повернулся и поманпл рукой Элпидио.
– Вы меня?
– Да. Подойдите-ка на минуту.
Элпидио спрятал бумаги в кассу. Выколотив из трубки табак, он с величайшим спокойствием приблизился к посетителям.
– Вы случайно не знаете господина с бородкой, который живет на верхнем этаже?
Элпидио не подал виду, что ожидал этого вопроса.
– Нет, – сказал он, – На верхнем этаже никто не живет.
Наступило очень короткое молчание. Шофер и механик обменялись взглядом.
– Ну, не в этом доме, так рядом…
– Ни в этом, ни рядом, нигде поблизости никакой господин с бородкой не проживает.
Приезжие смотрели на него в явном смятении. Рядом с бледным механиком лицо шофера казалось совсем багровым. Элпидио намеренно помедлил несколько секунд и потом прибавил:
– Я знаю одного сеньора, но он не живет на этой улице.
– Мужчина лет под сорок с козлиной бородкой?
– Мужчина лет под сорок с козлиной бородкой.
– У него голубые глаза и вздернутые брови?
– У него голубые глаза и вздернутые брови.
– Послушайте… – голос шофера чуть заметно дрогнул, и в его мрачных черных глазах затеплился огонек надежды. – Не могли бы вы сказать нам, где он живет?
– Подождите минуту.
Элпидио неторопливо направился к кассе и вернулся с аккуратной пачкой квитанций.
– Господин, которого вы ищете, живет на улице Буэнайре в доме номер четырнадцать.
– Как вы сказали?
Элпидио отцепил скрепку, соединяющую бумаги, и протянул квитанцию водителю такси.
– Сеньор Ута. Улица Буэнайре, дом четырнадцать.
Двое мужчин жадно склонились над бумажкой.
– Читайте, читайте, – благодушно сказал Элпидио.
Он с улыбкой предоставил незнакомцам пожирать глазами бумагу и, разыгрывая величайшее спокойствие, снова набил табаком свою трубку. В наступившей тишине слышалось только прерывистое дыхание двоих мужчин.
– Кой черт все это значит? – пробормотал тот, что помоложе.
Зажигалка осталась на полке бара. Элпидио сходил за ней и вернулся, напевая.
– Вы же видите. Это перечень его долгов за девять месяцев.
Шофер обратил к нему взгляд человека, находящегося в агонии. То, что произошло, казалось, действительно превышало его силы, его маленькие глазки в панике забегали.
– Значит, вы думаете…
– Не думаю, – сказал Элпидио, – а утверждаю, что, если упомянутый сеньор должен вам известную сумму денег, он не вернет ее по той простой причине, что ничего не имеет. – Элпидио сунул руки в карманы и выразительным жестом вывернул их. – Абсолютно ничего.
– Но это же мошенничество, которому нет названия, – воскликнул механик в ярости.
– Да, сеньор, правильно, мошенничество.
– Мы приехали на такси из самого Мадрида. Подсчитайте стоимость бензина за дорогу – больше чем пятьсот километров… И оказывается, этот подлец…
– Сочувствую, но считаю своим долгом предупредить, что вам лучше сразу распрощаться с надеждой взыскать с него хоть грош.
– Я убью его!.. – взревел водитель, налившись кровью. – Где, вы говорите, он живет?… Клянусь родной матерью, я пойду и пришью его.
– Спокойно, спокойно! – прервал его Элпидио, – Не торопитесь. Постарайтесь сохранить хладнокровие, оно вам еще пригодится.
Повернувшись к механику, он негромко сказал:
– Подождите меня минуту, пока я переоденусь. Я сам провожу вас. – Элпидио прошел в заднюю комнату предупредить жену. Он быстро возвратился в новом пиджаке и сел в такси.
– Езжайте направо, по Главной улице. Об этом деле нужно немедленно поставить в известность полицию.
* * *После крестного хода донья Кармен и дамы из хунты направились в «Веселое казино», где незадолго перед тем начался традиционный праздничный бал. Основанное полвека назад, казино было закрытым клубом и не слишком стремилось к обновлению своего состава. Устраиваемые там празднества были очень популярны в старинных семьях колониального квартала, к которым принадлежали самые влиятельные особы местного общества. В противоположность кегельбанам и кабаре, плодившимся с некоторых пор как грибы, казино стремилось не допускать в свои залы туристов, дачников и выскочек.
Не менялось с годами и его внешнее оформление. Войдя, донья Кармен с нескрываемым удовольствием в этом удостоверилась. В казино чувствуешь себя как дома, так как знаешь, что старые привычные предметы остаются на своих местах. Обслуживающий персонал был ей тоже знаком – донья Кармен знала всех их с детства. Добрый Ким, в неизменном черном костюме, который он носил с незапамятных времен, всегда был услужлив и почтителен с ней и ее подругами. Завидев донью Кармен, официанты любезно провожали ее к оставленному для сеньоры столику.
Огромный салон заполняли знакомые. Оркестр, как и в прежние годы, разместился на небольшом, покрытом красным ковром помосте, где перед началом киносеансов обычно устанавливали экран. Флажки, полумесяцы, фонарики, кольца серпантина многоцветными гирляндами спускались с потолка. У дверей, как часовые, выстроились традиционные кадки с кипарисами. Невысокая лесенка соединяла обе половины помещения – внизу танцевала молодежь, а наверху стояли столики для солидной публики.
Донья Кармен и ее подруги заняли почетный столик возле самой лестницы. Узнав об их прибытии, дон Хулио подошел к ним раскланяться. Вслед за тем с прохладительными напитками явился Ким. Оркестр лихо играл какой-то современный танец (донья Кармен однажды пожаловалась, что с каждым днем исполняют все больше негритянской музыки вместо вальсов и пасодоблей), и приходилось повышать голос, чтобы собеседники вас услышали, Магдалена, Эльвира и Мария-Луиса молча наблюдали за танцующими. Флора еще не пришла.
– У бедняжки ужасная мигрень! – объяснила ее сестра.
В зале становилось все оживленнее. Все столики были заняты, и много народу ждало в вестибюле. Прибывшие подходили к донье Кармен, поздравляли ее с утренним блестящим успехом. Шум стоял адский, и разговаривавшие вынуждены были кричать.
– Я видел Отеческий приют. Это потрясающе!
– Думаю, другого такого нет во всей Каталонии.
– Я был среди публики. Позвольте мне вас поздравить!
Донья Кармен улыбалась. Кто-то пожелал узнать подробности скандала, разразившегося во время церемонии вручения медалей старикам, и разговор зашел о Канарце и его «подвигах».
– Я считаю, что по отношению к нему было проявлено чрезмерное терпение. Его поведение…
– Сегодняшний проступок переходит все границы, – сказала Эльвира. – Когда я услышала его голос, клянусь вам, я готова была не знаю что сделать…
– Он получил по заслугам, вам, вероятно, известно…
– Еще мало получил. Я бы ему все кости переломала.
В этот момент распорядитель объявил в микрофон танец с похищениями. Музыканты воспользовались перерывом, чтобы настроить инструменты. Публика разразилась оглушительными аплодисментами.
– Есть люди, которые не заслуживают выпавшего на их долю счастья, – сказала Рехина, когда стало возможно расслышать собственный голос. – Вы уже слыхали про его внука?
– Нет, – отозвалась донья Кармен. – А что такое?
– Очень хороший мальчик, тихонький такой, не знаю, видели ли вы его…
– Да-да, – подхватила Эльвира. – Мне говорили, что он первый ученик в классе.
– Так вот, оказывается, у мальчика есть призвание, он станет миссионером и поедет в Африку.
– Что ты говоришь! – воскликнула донья Кармен. – Миссионером?
– Да. Его мать рассказала мне об этом сегодня утром в церкви. По-видимому, он скрывал свое решение н объявил о нем только вчера за обедом.
– Ах, какое это потрясение для несчастной матери, как она, должно быть, расстроена!.. – сказала Магдалена.
