Мария Романушко - Не под пустым небом
Он замолчал.
– И?…
– Некоторые сделали шаг вперёд… И – всё.
– Что «всё»?
– К стенке. Как изменников Родины.
– Не может быть!
– Не может, но – было. Такое не придумаешь.
– А что же они потом родителям написали?
– Что геройски погиб на границе, защищая рубежи Родины.
– Ужас!…
– Там, на границе, я понял, что жизнь не стоит и копейки. Там я понял, что не хочу возвращаться на филфак. Не хочу становиться учителем, не хочу учить детей, не хочу им врать, не хочу внушать любовь к этому мерзкому государству! Там, на китайской границе, кончились стихи…
– Но может, они ещё вернутся?…
– Никогда! Мне не только стихи писать не хочется, но даже и жить по большому счёту не хочется. Но кончать самоубийством – глупо, жизнь и так короткая… Я решил, что буду жить просто в своё удовольствие, без всяких целей и планов. Потому что всё это – пустое… Мать говорит: «Ты прожигаешь жизнь!» Может, она и права… Да, прожигаю. А на что она ещё годится, эта жизнь?
– Володя, а ты… веришь в Бога?
– В Бога?… Трудно сказать. Конечно, кто-то всё это вылепил и раскрутил… Понятное дело, что не само. Но человек всё изгадил. И потом, я совершенно не верю в то, что ему, Богу, есть до меня хоть какое-то дело…
– А я порой очень чувствую, что – есть. Хотя бы этой ночью. Если бы я не встретила тебя на дороге, не знаю, что бы со мной было.
– А я и сам не знаю, чего я попёрся с этим стаканом посреди ночи… Как последний кретин!
– Как мой ангел-спаситель.
– Ну, это же чистая случайность, что мы встретились.
– Не-а. Это как раз свидетельство того, во что ты не веришь.
– Чего?
– Того, что Ему есть до нас дело. Моя крёстная в такой ситуации бы сказала: «Не под пустым небом живём».
– Красивые слова. Хорошо, если бы так и было…
– Хочешь, стихи почитаю?
– Свои, что ли? Давай.
– Это про деревню в Закарпатье, где я недавно жила.
Я живу в мадьярской деревне
Среди света, тепла и деревьев,
И шуршанья синих стрекоз…
На земле – но так близко от неба!
Среди запахов хлева и хлеба,
И прозрачного блеянья коз…
Я привыкла вставать на рассвете,
Когда тёплый разносит ветер
По дворам колокольный звон…
И туман течёт по ущельям…
Звон подойника, треск поленьев
Обрывают короткий сон.
Как причастье – ручья прохлада.
И дыханье спящего сада…
И мычанье красных коров.
Я молитвой день начинаю.
И молитвой его кончаю,
Возвращаясь под тёплый кров.
Мне живётся легко и просто,
И меня не считают гостьей
Эти люди и этот лес…
И мне кажется счастьем и чудом,
Как приветствуют здесь друг друга,
Улыбаясь: «Христос воскрес!»
– Классные стихи. А они что, в самом деле так здороваются?
– Да!
– Чудеса…
– Скажи, а тебе не скучно работать официантом?
– Ничуть! Я наблюдаю людей. Много смешных ситуаций каждый день перед глазами. Когда человек приходит в ресторан, он никуда не спешит, расслабляется, и весь – как на ладони.
– А ты записывай эти ситуации. Могут получится рассказы.
– А зачем?
– Чтобы не просто прожигать жизнь, как ты говоришь.
– Ты так и не поняла меня. Мне просто ничего не хочется.
– Мне тоже ничего не хотелось. Год назад. Когда умер человек, которого я любила больше жизни.
– А теперь хочется?
– Я этой весной крестилась. И мне открылись какие-то очень важные вещи…
– Какие же?
– Прежде всего, что смерти нет.
– Смерть есть. Я её видел.
– Да, смерть есть. Я её тоже видела. Но смерть – это не конец. Я это хотела сказать. Мы все обязательно встретимся!
– Хорошо бы… Только ведь это – сказка…
– В том-то и дело, что не сказка.
– Вот этим и отличается верующий от неверующего. Скажи, а зачем ты крестилась?
– Хотела начать новую жизнь.
– Ну, и как? начала?
– Начала.
– И какой-то смысл проглядывает в твоей жизни?
– Я его ищу.
– А… так ты ещё не нашла?
– Мне кажется, смысл жизни в любви.
– Любовь проходит.
– Нет!
– Проходит, я знаю.
– Нет!
– Жаль, что мы не встретимся с тобой лет через тридцать, чтобы узнать, кто из нас окажется прав, – сказал он.
Так мы сидели с ним в тёмном вигваме, пока лучи солнца не просочились в узкие окна… Пока не пришла уборщица и не открыла нас. Она испугалась, увидев нас внутри. А потом смеялась.
Потом я засобиралась на электричку, но Володя сказал:
– Сначала я тебя накормлю.
И повёл меня в соседнее кафе, где у него работали поварихами знакомые девчонки. Он сказал им:
– Надо накормить человека.
И они наложили нам на тарелки, горой, пахучего картофельного пюре и по две большие котлетины.
– Ой, зачем так много? – испугалась я.
– Ешь! – строго сказал он. – А то тебя в профиль почти что нету, – засмеялся он.
Потом он проводил меня на электричку и на прощанье сказал:
– Знаешь, Машка, я хотел бы, чтобы ты оказалась права. Насчёт смысла жизни. А ещё мой тебе завет: никогда больше не ночуй на пляже!
– Я больше не буду! – засмеялась я. – Спасибо тебе за всё.
– Да ладно, чего там…
* * *
Последний день в Риге.
Запомнился смешной случай. Шла по улице, мне навстречу – какой-то мужчина, что-то спросил меня по-латышски.
– Извините, я вас не понимаю, – сказала я.
И вдруг… он закричал на меня! На плохом русском:
– Как не стыдно – не знать родного языка! – кричал он, страшно разгневанный.
– Но… я не латышка, – оправдывалась я.
– Кому вы говорите, что вы – не латышка? У меня что, своих глаз нет?!
Мне было совершенно не обидно. Мне было смешно и… приятно, что меня принимают за местную.
Что было в Риге ещё в тот день?… Конечно, я хотела услышать свой любимый орган. Конечно, я пошла в Домский собор, в котором ещё никогда не была.
А не доходя до Домского собора – я увидела дом, а в нём – маленькое окошко на первом этаже, и в этом окошке – много-много кактусов… Целая выставка кактусов. Такое уютное колючее, цветущее окошко…
И потом, сколько раз я не приезжала бы в Ригу, мне обязательно нужно было увидеть это окошко. И витражи Домского собора. И услышать орган. И пройтись по Рижскому взморью, по белым песчаным дюнам… слева – светло-голубое море, справа – тёмно-зелёная полоса соснового леса… Шорох волн и шорох сосновых игл… и шорох вечных песчинок под ногами…
* * *
Таллинн. Утро. Ещё один город-сказка. Это уж совсем Андерсен! Черепичные крыши, трубы… флюгера… узкие улочки и толстые вековые стены домов, толстые круглые башни и узкие, как бойницы, окна. Дома, тесно прижавшиеся друг к другу… они стоят сплочённо, как воины, защищая свой внутренний мир. Никаких арок, как в Питере. Во внутренний таллиннский двор попадаешь, пройдя сквозь подъезд. А двери подъездов, как можно догадаться, в прежние времена были на тяжёлых засовах. Впускали только своего. Действительно: мой дом – моя крепость. Как мне это всё по душе! И звонкий чистый булыжник под ногами, и сверкающие чистотой свежие газоны – фантастическая чистота кругом, нигде ни клочочка бумаги, ни окурка. Как же таллинцы любят свой город!
Таллинцы – неторопливые люди, высокие, светловолосые, крепкие, как крестьяне. От них исходит покой и уверенность в себе. Таллинн – самый несуетливый город из всех, которые я когда-либо видела. Здесь люди живут и получают от этого удовольствие, а не бегут куда-то, сломя голову… Не знаю, может, есть и в Таллинне где-то на окраине спальные районы с трудным добиранием на автобусах до работы. Но когда гуляешь по Старому Таллинну, невозможно представить, что в этом городе кто-то куда-то бежит. При этом таллинцы вовсе не сонные и не заторможенные – они энергичные и весёлые.
А ещё я влюбилась в эстонскую речь – плавную, певучую, как река… О, эти сдвоенные, удлинённые гласные и согласные!…
Мне говорили в Москве, что эстонцы не любят русских, но я этого не почувствовала. Ни в первый свой приезд сюда, ни во все последующие. Я почувствовала совершенно другое – доброжелательность и ненавязчивую готовность помочь.
Вот, я гуляю в порту. Смотрю, как отчаливает, направляясь в Хельсинки, белый красавец-лайнер. И какие-то люди отплывают на нём за границу… Я никогда не была за границей. Но для меня и Прибалтика – уже заграница. Я подхожу к киоску «Союзпечати» на берегу и выбираю значки. В Таллинне удивительно красивые значки, посвящённые этому сказочному городу. Кроме меня, возле киоска никого нет.
– Вы приезжая? – спрашивает меня с любопытством пожилая продавщица. Спрашивает по-русски, но с сильным акцентом.
