Виктор Гюго - Труженики моря
На базарной площади круглый год, не обращая внимания ни на дождь, ни на холод, сидят торговки. Тут же на площади стоит бронзовая статуя какой-то знатной особы. На Джерсее в год выпадает целый фут осадков, на Гернзее – десять с половиной дюймов. Лучшие лавки принадлежат торговцам, продающим рыбу: они торгуют своим товаром в просторных, удобных помещениях, раскладывая великолепный улов гернзейских рыболовов на мраморных столах.
В городе нет публичной библиотеки, но есть техническое и литературное общества, есть коллеж. Особенно охотно население строит церкви. Зачастую на улице можно встретить тележку, нагруженную стрельчатыми оконными рамами, сделанными каким-нибудь искусным плотником для вновь строящегося храма.
Есть также здание суда. Лиловая судейская мантия обладает большим весом. В минувшем столетии мясники не смели продавать населению ни одного фунта говядины, прежде чем члены суда не отбирали для себя мяса по вкусу.
С общественными церквами соперничают частные часовни. Войдите в какую-нибудь из них, и вы услышите, как один крестьянин объясняет другому, что Богородица и Дева Мария – это совсем не одно и то же, что Бог-Отец всемогущ, а Христос – всего лишь человек. При этих спорах часто присутствуют нетерпимые ирландские католики, поэтому теологические беседы нередко заканчиваются кулачным боем.
Здесь строго соблюдается воскресенье. В этот день можно делать все что угодно, только не пить. Если вы захотите утолить «субботнюю жажду» и потребуете стакан пива у почтенного Амоса Чика, торгующего элем и сидром, вы его кровно оскорбите. Таков воскресный закон: пойте, но не пейте. Кроме того, имя Божье можно употреблять лишь в молитве. Помимо молитвы, вместо слов «мой бог», нужно говорить «мой добрый». Одна молодая француженка, учительница, была отстранена от должности за богохульство, так как она, найдя свои потерянные ножницы, воскликнула: «Ах, боже мой!».
Есть и театр. Вход в него представляет собой простую калитку, ведущую в длинный коридор. По архитектурному стилю это здание напоминает сеновал. Театр – порождение дьявола, а так как последний не пользуется почетом, ему отведено плохое помещение. Напротив театра расположена тюрьма – другое обиталище дьявола.
На северном холме, в Кестль-Кэри, собрана ценная коллекция картин, принадлежащих преимущественно кисти испанских мастеров. Она могла бы стать музеем, если бы ее открыли для публики. В некоторых аристократических домах можно найти художественные изразцовые печи и прекрасные изделия из фаянса.
В порту Сен-Пьер столько же деревьев, сколько и крыш; птичьих гнезд там больше, чем домов, и щебетание пичуг заглушает грохот телег. Белый, чистый квартал Роге похож на аристократические кварталы Лондона.
Но если пересечь овраг, перейти через Миль-стрит, затем через узкий проход между двумя высокими зданиями и подняться по бесконечной расшатанной лестнице с неровными ступенями – взгляду откроется какой-то странный азиатский город: жалкие хижины, грязные мостовые, потрескавшиеся стены и крыши, заросшие травой подоконники и пороги, торчащие балки, кучи развалин и мусора вперемежку с лачугами, где ютятся голые ребятишки и бледные женщины.
Оборванные старухи ходят из дома в дом, перепродавая мелкий товар, купленный ими на базаре. Они с трудом зарабатывают несколько медяков в день. Вот слова одной из них: «Знаете ли, я скопила за эту неделю семь су». Когда-то какой-то путешественник дал такой женщине пять франков, и она воскликнула: «О, благодарю вас, сударь, теперь я смогу закупать товар оптом!»
В мае начинают приходить суда, и рейд наполняется увеселительными яхтами; большинство из них – парусные, но попадаются и пароходы. Некоторые яхты обходятся владельцам по сто тысяч франков в месяц.
Крикет пользуется успехом, а бокс понемногу исчезает. Общества трезвости приобретают все большее влияние. Они устраивают процессии и несут знамена с такой торжественностью, что приводят в восхищение даже содержателей питейных заведений. Бывает, трактирщица, прислуживая пьянице, говорит ему: «Выпейте стаканчик, но не напивайтесь до полусмерти».
Местные жители отличаются здоровьем, красотой и добродушием. Городская тюрьма зачастую пустует. Если в праздничные дни в темнице бывают арестанты, тюремщик устраивает для них маленький семейный банкет.
Архитектура города верна старине – королеве, Библии и выдвижным опускным окнам. Летом мужчины купаются голыми: купаться в белье считается неприличным, потому что оно подчеркивает наготу.
Матери прекрасно умеют одевать своих детей: невозможно представить себе ничего более прелестного, чем разнообразные кокетливые туалеты гернзейских малышей. Дети ходят по улицам совершенно одни – среди населения царит трогательное доверие друг к другу. Ребятишки постарше следят за самыми маленькими.
В отношении моды Гернзей подражает Парижу, хотя иногда резкие цвета нарядов указывают на близость Англии.
На Гернзее находятся известные судостроительные верфи. Многие корабли заходят сюда для починки. Поврежденные суда выволакиваются на берег под звуки музыки. Владельцы верфей говорят, что флейта при работе приносит больше пользы, чем руки трудяг.
Местные щеголи ни за что не покажутся на улице с папкой или портфелем под мышкой, но это не мешает им по субботам ходить на базар с корзиной для закупки продуктов. Посреди города возвышается башня; поводом к ее постройке явился приезд кого-то из членов королевского дома. По обе стороны одной из улиц тянется кладбище. Часть кладбищенской стены представляет собой могильный памятник с надписью: «Февраль 1610 года».
В городе есть чудесный сквер, где много зелени, он напоминает лучшие уголки Елисейских полей, но тут его прелесть еще и усиливается морским пейзажем.
В витринах элегантного магазина висят объявления: «Здесь продаются излюбленные духи шестого артиллерийского полка».
По городу всегда разъезжают телеги, нагруженные пивными бочками и мешками с углем. Гуляя по Сен-Пьеру, вы поминутно встречаете различные объявления: «Здесь по-прежнему дается напрокат замечательный племенной бык»; «Здесь платят дорого за железный лом, стекло, кости»; «Продается отборный молодой картофель»; «Продаются решетки для ползучих растений, несколько тонн кормовых отрубей, полный набор английских дверных принадлежностей для гостиной, а также откормленная свинья с фермы Монплезир»; «Продаются новые деревянные башмаки, морковь сотнями и новый французский клистир»; «Воспрещается чистить рыбу и сваливать мусор»; «Продается дойная ослица» и т. д. и т. п.
Джерсей, Ориньи, Серк
Острова Ламанша – частицы Франции, упавшие в море и подобранные Англией. Поэтому трудно точно установить национальность местного населения. Джерсейцы и гернзейцы хотят быть англичанами, но им это не удается. Сами того не сознавая, они являются французами. Если же и знают о своей национальной принадлежности, то стараются об этом не думать. Однако французский язык, на котором они говорят, выдает их.
Архипелаг состоит из четырех островов: двух больших – Джерсея и Гернзея и двух маленьких – Ориньи и Серка. Мелкие островки – не в счет.
Как мы уже говорили, бури в проливе Ламанш ужасны. Архипелаг – край ветров. Между островами образовались коридоры, способствующие сквозняку. Но то, что является бедствием на море, дает земле лишь пользу. Ветер порождает бури, однако уносит миазмы. Это общий закон всех архипелагов. На Гернзее никогда не было холеры. Впрочем, в средние века здесь однажды свирепствовала эпидемия чумы. Для того чтобы остановить ее, бальи[3] пришлось предать огню все судебные архивы.
Во Франции эти острова называют английскими, а в Англии – нормандскими. Островам предоставлено право чеканить свою монету, но только медную.
Как уже было сказано, океан оторвал Джерсей от Франции в 709 году. Море поглотило тогда двенадцать приходов. Некоторые из живущих в Нормандии семейств до сих пор считают себя владельцами этих участков; но их собственность дремлет на дне океана.
История, предания, религия
Первоначально все шесть приходов Гернзея принадлежали виконту Котантенскому Неелю, сраженному во время битвы в долине Дюн в 1047 году. Тогда, по преданию, на Ламаншских островах находился вулкан; Джерсей же был завоеван дважды – Цезарем и Роллоном. Благодаря последнему появился возглас «Haro» («Ha! Rollo!»). Восклицание это повторяется на островах трижды: обиженный становится на колени посреди большой дороги, и все вокруг обязаны прекратить работу до тех пор, пока не восстановится справедливость.
До Роллона, герцога Нормандского, архипелагом правил Соломон, царь Бретонский. Этим объясняется нормандский характер Джерсея и бретонский колорит Гернзея. К тому же и природа здесь как бы отражает историю: на Джерсее больше лугов, на Гернзее – скал; Джерсей весь покрыт зеленью, Гернзей одет в гранит.
