Данте Алигьери - Божественная комедия. Рай
Песнь двадцать третья[385]
Св. Дева. – Триумф Христа.1. Как ночью в теплом гнездышке касатка, —
Чуть мрак падет со светом чередуясь, —
Хранит своих малюток спящих сладко,
4. Их милыми головками любуясь
И отыскания пищи (долг хоть трудный,
Но сладкий!) ожиданием волнуясь,
7. И средь ветвей, почивших непробудно,
Внимательно в зарю вперяясь взором,
Рожденья дня миг выжидает чудный;
10. Точь в точь к пределу обратясь, в котором
Движенье тени медленней, Мадонна[386]
Внимательно глядела вверх упором;
13. И я, ее столь видя углубленной,
Стал, словно тот, кто в новом ожиданье
Спокоится, надеждой подкрепленный,
16. Но ждал не долго, как узрел сиянье
Светила дня, блиставшего в пространстве,
Все в новом и сильнейшем пребыванье.
19. – Вот, – вскрикнула она, – во всем убранстве
Полки Христа и вот триумф Господний![387]
Вот плод твоих чрез эти сферы странствий!
22. Ее лицо зажглось столь превосходней
Без примеси блаженством, что не властны
Мои слова то рассказать сегодня;
25. И полная луна в лазури ясной
Средь вечных нимф, своих подруг, играя,[388]
Едва ль так улыбается прекрасно,
28. Как ясность средь всех ясностей живая, —
Как звезды солнца свет зажжет обычно, —
Зажглась, вокруг себя все зажигая.
31. И засиял свет сущности первичный
Сквозь этот свет так ясно мне, что очи[389]
Такую яркость вынесть непривычны.
34. – О, Беатриче, дорогой мой водчий,
– Воскликнул я, а мне она сказала:
– Ты добродетель зришь вне всякой прочей.
37. То силы и премудрости начало,
Открывшей путь меж небом и землею,
Чего так долго вся земля желала.
40. Как пламя, сжато тучей грозовою,
Прорвется, вопреки своей природы
Стремяся вниз, – я взрос сам над собою,[390]
43. Созрев умом от этого восхода,
И что горе я видел, то нельзя
Поведать языком людского рода!
46. – Взгляни теперь, взгляни какая я,
Меня узрев, ты будешь зреть способным
То, как улыбка светится моя![391] —
49. Я был воспоминавшему подобным,
Забытое какое-то явленье
Восстановляя в образе подробном,
52. Как услыхал внезапно предложенье,
Достойное быть принятым и в прежнем
Во веки не найдущее забвенья.
54. Пусть зазвучали б сонмищем безбрежным
Все языки, священной Муз семьею
Питаемые млеком самым нежным, —
58. Того я сотой доли не открою,
(Так мой язык и жалок и ничтожен!)
Что явлено улыбкою мне тою!
61. И при изображеньи их возможен
Такой скачек в священной сей поэме,
Как тот творит, чей выход загорожен!
64. Но кто поймет, сколь тяжко это бремя
И смертную мою воспомнит спину,
Не укорит тот потугами теми!
67. Для челнока ль с пловцом, пугливым выну[392]
Пред тяжестью им принятой излишней,
Дорога та, какую я покину?
70. – Улыбкою привычной и давнишней
Зачем ты упоен дотоле снова,
Что сад тебя не привлекает вышний?
73. Там Роза, в коей плотью стало Слово;[393]
Там лилии, что запахом прекрасным
Показывают след пути прямого! —
76. Я вновь таким Мадонны словом властным
Был побужден напрячь в усильи око, —
И то усилье не было напрасным:
79. Мои глаза, хотя в тени глубокой, —
Увидели в цветах блестящих поле
Под солнцем, мглу раздвинувшим широко.
82. Там ясностей еще блистало боле.
Источник света, очи мне пленивший,
Их зажигал неведомо отколе.
85. О, светоч, их сугубо осветивший!
Так вознестись ты счел необходимым,
Мое плохое зренье пощадивши.[394]
88. Цветка красавца сладостное имя,[395]
К которому я по утру взываю[396]
И ввечеру с молитвами моими,
91. Мои глаза влекло к светилу Рая,
Что как блистает на земле недужной,
Так и горе тож царствует, сияя.
94. Из высей диадемою окружной[397]
Спустился свет и вкруг, звезды обвился,
Ее венчая с песней славы дружной;[398]
97. И лучший гимн, каким бы дух пленился
До полноты в подлунном жалком мире,
Лишь громом, сыном молнии, б явился
100. При этой херувимской сладкой лире,[399]
Хвалящейся небесно сладким тоном[400]
О небеса сапфирящем сапфире!
103. – Я – ангелов любовь! Век упоенным
Вкруг радости мне суждено кружиться,[401]
Чьим цель желаний всех носима лоном!
106. С Тобой я буду, когда Ты, Царица,[402]
Блаженна всходом в сферы неземные,
Приедешь с Сыном в них соединиться. —
109. И слышал я, что все огни святые
И все блаженные созданья в мире
Пропели имя сладкое Марии.
112. Все сферы слившись в царственной порфире,[403]
Вздымавшейся при Божьем дуновенье,
Все боле расширяясь в даль и шире,
115. Терялись в столь громадном отдаленье,
И у нее конца не видно было,
Как и мое не досягало зренье;
118. Зане еще не получил я силы
Венчанное следить в полете пламя,
Что к Сыну-Богу в пламя восходило.
121. И как дитя, что вскормлено сосцами,
Почуяв, как в нем к матери явилось
Доверие, к ней тянется руками, —
124. Так сих огней верхушка удлинилась
И та любовь, какой они горели
К блаженной Деве, ясно мне открылась;
127. И загремела общая отселе —
Так сладко, что я, право, впал в забвенье, —
Ей в честь, святая песнь Regina coeli.[404]
130. Вы, кто в труде и тягостном боренье
Изгнанниками на земле живете, —
Какой вы здесь пожнете плод терпенья!
133. В какой здесь быть вам славе и почете!
Вы, бедные, на стогнах Вавилона
Влачащие дни в скорби и заботе, —
136. Здесь ваш триумф, близь Девы просветленной
Сияньем Сына, здесь, где уготован
Заветов двух союз у Божья трона,
139. Где тот, кому ключ этих царств дарован!
Песнь двадцать четвертая
1. – Избранники трапезы Агнца тайной,
Питающей вас так, что ваша воля,
Насыщена всегда до меры крайней!
4. Коль милость Вышнего сему на долю
Дарует с вашего стола крупицы,
Пока смерть к нам взведет его оттоле, —
7. Умерьте жажду, ксей он томится,
Зане все из источника вы пьете,
Отколе ныне мысль его струится. —
10. На голос Дамы – существа без плоти,
Как сферы вокруг полюсов на оси
Вдруг завертелись в круговом полете;
13. И как в часах вращаются колеса, —
Пока недвижно первое обычно,
Меж тем последнему лететь пришлося, —
16. Сии гирлянды пляской различной —
Различной счастья степени согласно[405] —
Верх радости являли безграничной.
19. Из той, что мнилась самою прекрасной
Изшел огонь в столь счастливом горенье
Что вкруг другой не виделся столь ясный.
22. Он трижды обошел ее при пеньи,
И гимн, пропетый им при том, столь сладок,
Что слабнет здесь мое воображенье,
25. И падает перо, следя упадок
Фантазии; очей не удоволит[406]
Земная краска для столь нежных складок!
28. – Блаженная сестра, кто так нас молит,
Что зов твоей молитвы умиленной
Покинуть высший круг меня неволит», —
31. К моей Вожатой пламенник блаженный
Направил дуновенье и ему же
Звук речи сообщил, здесь приведенной.
34. Она ж: О, вечный свет святого мужа,
Кому Бог дал ключ к радостям неложным
Для смертных ими милость обнаружа!
37. Спроси сего, спроси и по ничтожным
И важным пунктам о той мощной вере,
Что путь твой в море сделала возможным.[407]
40. Любовь, надежду, веру в должной мере
Имеет ли он – все тебе известно,
Зане твой ключ все отпирает двери.
43. Но лишь чрез веру граждане в небесный
Сей входят град, – так пусть пред вами всеми
Открыто веру явит он и честно![408] —
46. Как бакалавр готовится – в то время,[409]
Чуть он узнал о спрошенном предмете, —
К защите иль решенью данной теме,
49. Так я готовился в мгновенья эти,[410] —
Да разум мой не будет затуманен
Пред вопрошателем таким в ответе.
52. – Ответь, скажи, о добрый христианин,
Молвь, что есть вера? – И постигнув разом
Вполне вопрос, на сколько он пространен,
55. Я Водчую спросил безмолвно глазом
О побуждающем к ответу жаре
И знак приял – излить его рассказом.
58. – Пусть Тот, Кто о, святой примипиларий,
Меня к тебе на исповедь приводит,[411]
Поможет мне, да буду я в ударе!
61. Мой ум у брата твоего находит
(Благодаря чьему с твоим старанью[412]
По доброму пути Рим ныне ходит)
64. Ту мысль, что вера сущность ожиданья,
Невидимого ж довод; таково вот
То ж и мое о вере пониманье. —
67. Он мне в ответ; «Ты ясноль видишь повод
Сказать, что вера сущность совокупно
С тем, что она есть в то же время довод?» —
70. – Есть вещи, чье значение столь крупно,
Что, видимые здесь, – вне этой двери
Они земному оку недоступны.
73. Их бытие – лишь только в этой вере,
И лишь на ней надежда почивает;
Итак, она есть сущность в этой мере.
75. От ней исшед, наш разум рассуждает,
Но с ней его сужденье неразлучно, —
Чем вера всякий довод заменяет.
79. – Когда бы все, что на земле научно,
Усваивалось ясно так, как это,
Софистике бы там не плодиться скучной»,
82. Дохнула мне любовь та в знак ответа,
Добавивши: Довольно испытаний
По качеству и весу сей монеты!
85. Но молви, есть она в твоем кармане?[413]
Я отвечал: «Конечно, и не мало;
Во мне сомненья нет в ее чекане.
88. – То клад бесценный!» ясность мне сказала
На это. «В нем же всяких благ основа
И всякой добродетели начало.
91. Отколь он у тебя? А я: Святого
Божественного Духа дождь, столь сочно
Дождящий все, что ветхо и что ново[414]
94. В Писаниях, был силлогизм, столь точно
Меня приведший к выводу, пред коим
Не может быть ничто другое прочно. —
97. – А те Писанья, – столько отчего им
Ты дал цены, мня, что при их посредстве
Твой вывод на верховной правде строим?
100. Я отвечал: Мой вывод в ряде следствий:
Напрасно не кует природа стали,
И на пустяк нет нужды в сильном средстве.
103. А он ко мне: А если б доказали,
Что надо доказать, дела те худо?[415]
В другом есть доказательство едва ли!
106. – Коль мир поверил во Христа без чуда
Сочту я столь чудесно непонятным,
Что о другом и думать я не буду.
109. Зане ты в поле бедным шел и гладным,
Что ныне только тернием богато,
А прежде было садом виноградным.[416]
112. Потом запела вышняя палата:
Тебя мы песнею прославим, Боже,
На небесах поэмою стократы».[417]
116. И вопрошавший так меня вельможа
С ветвей на ветви и мало-помалу
Подвел меня к последним листьям тоже.
118. – Тот, милость чья твой разум осеняла,
Твоим устам великий был помощник,
Чтобы выразить им все, как надлежало.
121. Ты добрый был великих тайн общник.[418]
Во что ж ты веришь? Мне скажи подробно
И укажи мне веры той источник».
124. – Святой отец! Ты, ныне зреть способный
Все то, во что ты веровал столь страстно,[419]
Что младший бег отстал в пещере гробной!
127. Я молвил: ты настаиваешь властно,
Чтоб свою веру формулой недлинной
Подробно мог я изложить и ясно.
130. Отвечу я: я верю, Бог единый,
Недвижен сам, любовию своею
Есть всякого движения причина.[420]
133. Я в подтвержденье веры той имею
Тьму доказательств, их же перед нами
Являет истина, дождем их сея
136. В Евангелии, в Псалмах и в том, что вами
Написано, которых осеняло
В писании Святого Духа пламя.
139. Я верую в трех вечных лиц; начало
Столь тройственное их – столь единично,
Что к ним и есть, и суть равно пристало.[421]
142. И тайна Божьей сущности привычно
Из тех писаний усвоялась мною,
Являясь многократно и различно.[422]
145. В них ключ, в них искра, в бытие живое
Взрастающая и в моем понятье
Небесною блестящая звездою. —
148. Как примет господин в свои объятья,
Едва дозволив кончить суть рассказа,
Слугу с желанной вестью, – благодатью
151. Своей меня благословив, три раза
Апостольский меня обвил так свет
За речь, что я вел по его приказу;
154. Так по душе ему был мой ответ.
Песнь двадцать пятая