Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
– С твоей стороны это предательство, папочка, по отношению к столь замечательному пейзажу и чистому сладкому воздуху. Впрочем, я тебе не верю.
– Благодарю покорно. Раз уж ты такого высокого мнения обо мне, то я, пожалуй, высажу тебя у подножия вот этого холма. Мы проехали второй мильный камень от Холлингфорда.
– Нет, прошу тебя, позволь мне подняться на самый верх! Оттуда видно голубую гряду Малверна и Дорример-холл, притаившийся в лесу. Лошади все равно понадобится короткий отдых, а потом я беспрекословно спущусь вниз.
Итак, они поднялись на вершину холма и посидели там минуту-другую, любуясь окрестностями. Нужды в словах не было. Вокруг раскинулся одетый в золото лес, в чаще которого виднелся старинный дом красного кирпича с изогнутыми трубами, а перед ним зеленели лужайки и поблескивала на солнце безмятежная гладь озера. Вдалеке вздымалась гряда холмов Малверн-Хиллз.
– А теперь слезай, девочка моя, и постарайся вернуться домой до темноты. Кстати, прямиком через пустошь Кростон-Хит выйдет короче, чем по дороге, по которой мы с тобой приехали.
Чтобы попасть на Кростон-Хит, Молли предстояло спуститься по узкой тропинке, петляющей меж деревьев. На песчаных склонах тут и там были разбросаны старинные каменные домики; за ними раскинулся небольшой лесок и ручей с перекинутым через него деревянным мостиком, а на противоположной стороне, в торфянике, были вырублены ступени, выходившие прямо на Кростон-Хит, огромный пустырь, окруженный жилищами работников, мимо которого и лежала дорога на Холлингфорд.
Первый отрезок пути оказался самым пустынным – по тропинке через лес, а потом через мостик и дальше, по ступеням наверх. Но Молли не боялась одиночества. Она шла по дорожке, и над нею в вышине дугой нависали ветви вязов, с которых ей на платье, кружась, падали желтые листья. Проходя мимо последнего в ряду домика, она увидела малыша, который не устоял на крутом склоне и плюхнулся на землю, огласив окрестности перепуганным плачем. Молли наклонилась и подняла его на руки, отчего страх в его груди сменился невероятным удивлением, и отнесла его по грубым каменным ступеням к зданию, которое, скорее всего, и было его домом. Из сада на его крики прибежала мать, придерживая в подоле тернослив, который, очевидно, собирала. Увидев ее, малыш протянул к ней ручонки, и она выронила тернослив прямо на землю, принявшись успокаивать его, поскольку он вновь зашелся плачем. Перемежая баюканье сбивчивыми словами благодарности, женщина назвала ее по имени. Когда же Молли поинтересовалась, откуда она знает, как ее зовут, та ответила, что до замужества работала служанкой у миссис Гуденоу и потому «знает дочь доктора Гибсона в лицо». Обменявшись с ней еще несколькими словами, Молли вернулась на тропинку и продолжила свой путь, время от времени останавливаясь, чтобы собрать букетик из листьев, поразивших ее своей яркой окраской. Вскоре она вошла в лес. И вдруг за поворотом пустынной тропинки она услышала чей-то крик о помощи, моментально распознав голос Синтии. Остановившись, девушка огляделась по сторонам. На фоне янтарной и огненно-красной листвы неподалеку выделялись темно-зеленые заросли остролиста. Если здесь кто-либо и был, то он мог скрываться только там. Молли сошла с тропинки и двинулась напрямик, пробираясь сквозь спутанные заросли папоротников и подлеска, а потом и обогнула кусты остролиста. Здесь глазам ее предстали мистер Престон и Синтия; он крепко держал ее за руки, и оба выглядели так, словно их яростный спор был прерван шорохом шагов Молли.
Еще несколько мгновений все молчали. Первой заговорила Синтия:
– Ох, Молли, Молли, иди сюда и рассуди нас!
Мистер Престон медленно выпустил ладошки Синтии, и на губах его заиграла улыбка, больше похожая на презрительную ухмылку. Тем не менее было очевидно, что и он тоже пребывает в сильном волнении, какова бы ни была причина их разногласий. Молли шагнула вперед и, не сводя глаз с лица мистера Престона, взяла Синтию за руку. Тому оказалось нечего противопоставить бесстрашию ее полной невинности. Избегая ее взгляда, он обратился к Синтии:
– Предмет нашего разговора не допускает присутствия третьей особы. Поскольку мисс Гибсон, очевидно, настойчиво требуется ваше общество, прошу вас назначить другое время и место, дабы мы могли закончить нашу беседу.
– Я могу уйти, если Синтия того пожелает, – сказала Молли.
– Нет, нет! Останься… я хочу, чтобы ты осталась… Я хочу, чтобы ты выслушала все… Жаль, что я не рассказала тебе обо всем раньше.
– Вы имеете в виду, что сожалеете о том, что она ничего не знает о нашей помолвке? О том, что вы уже давно пообещали стать моей женой… Прошу вас не забывать о том, что это вы взяли с меня слово хранить тайну, а не наоборот.
– Я не верю ему, Синтия. Не надо, не плачь. Я не верю ему.
– Синтия, – внезапно заговорил мистер Престон совсем другим тоном, в котором сквозила страстная нежность, – умоляю вас, не делайте этого. Вы себе даже не представляете, какие муки причиняете мне.
Он шагнул вперед и попытался было взять девушку за руку, чтобы утешить, но она отпрянула от него и заплакала еще горше. Присутствие Молли стало для нее настоящим спасением, и она дала волю своим чувствам, выказывая собственную слабость.
– Уходите! – сказала Молли. – Неужели вы не видите, что лишь расстраиваете ее еще сильнее?
Но он даже не пошевелился. Он смотрел на Синтию столь напряженно и пристально, что, казалось, вовсе не слышал обращенных к нему слов.
– Уходите же, – гневно продолжала Молли, – если вам действительно больно видеть ее плачущей. Разве вы не понимаете, что сами стали тому причиной?
– Я уйду, если Синтия сама попросит меня об этом, – после долгого молчания заявил он.
– Ох, Молли, я не знаю, что мне делать, – сказала Синтия, отнимая руки от залитого слезами лица.
Взывая к подруге, она расплакалась еще сильнее. Собственно говоря, у нее началась истерика, и все, что она говорила сейчас, звучало невнятно и маловразумительно.
– Бегите вон к тому дому под деревьями и принесите ей стакан воды, – распорядилась Молли и, видя, что он колеблется, нетерпеливо бросила: – Почему же вы стоите?
– Я еще не договорил с нею. Вы ведь не уйдете до того, как я вернусь?
– Нет. Неужели вы не видите, что она не в состоянии никуда идти сейчас?
Он быстро ушел, хотя и с большой неохотой.
Прошло еще немало времени, прежде чем Синтия успокоилась настолько, что смогла заговорить. Наконец она сказала:
– Молли, как я его ненавижу!
– Но что он имел в виду, когда сказал, что ты обручена с ним? Не плачь, родная, и ответь мне. Я помогу тебе всем, чем смогу, но я не понимаю, что происходит.
– Это слишком долгая история, чтобы рассказывать ее сейчас, а я недостаточно хорошо себя чувствую. Смотри, он возвращается! Как только мне станет чуточку лучше, давай вернемся домой.
– С удовольствием, – ответила Молли.
Мистер Престон принес воды, и Синтия, выпив ее, немного успокоилась.
– А теперь, – заявила Молли, – нам лучше поскорее вернуться домой, уже начало темнеть.
Если она рассчитывала так легко и просто увести Синтию, то сильно ошибалась. Мистер Престон был настроен весьма решительно и предложил:
– Думаю, раз уж мисс Гибсон узнала так много, то будет лучше, если мы расскажем ей всю правду. В противном случае ваше пребывание здесь, со мной, да еще и по предварительной договоренности, может показаться ей странным, если не двусмысленным. Итак, я вынужден сообщить ей, что вы обручены со мной и по достижении двадцатилетнего возраста должны выйти за меня замуж.
– Поскольку я знаю, что Синтия обручена с… другим мужчиной, то едва ли вы можете ожидать от меня, что я поверю вам, мистер Престон.
– Ох, Молли, – произнесла Синтия, дрожа всем телом, но при этом пытаясь сохранять спокойствие, – я не обручена ни с тем человеком, которого ты имеешь в виду, ни с мистером Престоном.
Мистер Престон с трудом выдавил улыбку.
– Думаю, что у меня найдется несколько писем, которые убедят мисс Гибсон в правдивости моих слов. А при необходимости убедят и мистера Осборна Хэмли – полагаю, что она имеет в виду именно его.
– Я не понимаю вас обоих, – заявила Молли. – Я знаю только то, что мы не можем и дальше стоять здесь, поскольку уже наступил вечер и нам с Синтией нужно срочно идти домой. А если вам так хочется поговорить с мисс Киркпатрик, мистер Престон, то почему бы вам не прийти в дом моего отца и открыто не попросить о встрече с нею, как и подобает джентльмену?
– Я готов, – тут же согласился он. – С превеликой радостью объясню мистеру Гибсону, в каких отношениях я состою с ней. До сих пор я не сделал этого только потому, что уступал ее желаниям.
– Прошу вас, не надо. Молли, ты не знаешь всего… ты вообще ничего не знаешь… Я верю, что ты желаешь мне только добра, но на самом деле только посеешь раздор. Со мной уже все в порядке, поэтому давай уйдем отсюда. Когда мы окажемся дома, я расскажу тебе все.
