KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Разное » Роман Братны - Тают снега

Роман Братны - Тают снега

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Роман Братны, "Тают снега" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Неожиданно из темноты вынырнул лесник и замер. Его силуэт был виден на фоне более светлого неба. Настороженно склоненный, он опять держал оружие на изготовку. Прищурив глаза, Алексы следил за его темной фигурой, приближавшейся к полуразвалившемуся шалашу. Более четко он рассмотрел лесника, когда тот, чуть наклонившись вперед, светил себе спичкой. Одна за другой две короткие вспышки снова высветили лесничего: ночью самый надежный выстрел - в освещенную цель. Но Алексы не двигался, скрытый в расщелине скалы, высоко возвышавшейся над тропой. Лесник закинул оружие за плечо и, спотыкаясь в темноте о камни, пошел по тропе в сторону спрятавшегося. Алексы пропустил его под собой и, пружинисто согнув ноги в коленях, прыгнул на лесника. Приставив ему к спине ствол заряженной винтовки, вполголоса попросил:

- Руки вверх!

3

Алексы сидел, оперевшись спиной о шалаш. На его позвоночник давила какая-то жердь. Ноги он положил возле гаснувшего костра. Носком сапога он мог коснуться сгоревших головней или лица связанного Васыля. Безнадежное спокойствие уже пережитого триумфа. Хуже этого - только страх. Тот, который он испытывал столько раз, сколько думал о том,что ему придется выполнить свое решение. Лесник лежал неподвижно.

- Это ты? - спросил лесник без удивления и страха, впервые посмотрев назад, когда руки его уже были связаны брючным поясом Алексы, которому пришлось повозиться, прежде чем удалось прижать пояс культей и затянуть его здоровой рукой.

- Это ты... - повторил пленник, уставившись на его железный крюк.

С этой минуты они не сказали друг другу ни слова. Были и другие решения. "Лесника не должны были найти и похоронить с почетом, как погибшего в борьбе с "фашизмом". Может быть, пойти с ним в урочище над потоком, туда, где, гоня раненого кабана, он наткнулся на странное кладбище в воздухе. В петлях из колючей проволоки, с колючими браслетами на костях рук висело четыре скелета. Ни по кускам истлевшей одежды, ни по каким-либо другим предметам нельзя было определить, кем были эти люди и за что с ними так расправились.

"Будет пятым..." - со злобой подумал Алексы, хотя и знал, что пока это неправда. Пока что он сам прощается с лесом. Слышит крик неясыти и тихое завывание ветра в поваленных бурей соснах, чувствует его холодное прикосновение к лицу и мучительно ждет рассвета: надо уходить. Поверженный враг уже только обуза.

"Выстрел в оленя, - думает он в полусне. - Сильный удар пули, подтверждающий триумф; скачок животного, словно желавшего вспрыгнуть на окровавленное лучами восходящего солнца небо. А потом свежевание, проникновение в огромное открытое нутро. А потом только взять лошадь у кого-нибудь из знающих, кто такой "С гор", зацепить огромные рога и потащить животное с громким "хэй-да". Если бы даже кто-нибудь это и услышал, то подумал бы, что это запоздавший возчик тащит свой груз.

"Но я не об этом..." - нить мысли теряется. Ага, что триумф - это удар пули, а потом кровавая работа. "Руки вверх!", и эти руки, пойманные петлей пояса, - это все, что было хорошего. Теперь надо покидать лес и холодную ночь. Идти в стены. Он сознавал, что когда-нибудь... Но это наверняка будет не завтра, это никогда не должно было быть уже завтра. Да, но он возвращается, и не просто со своим преступлением, он возвращается со своим выкупом. Кровавый Васыль в уплату за того солдата, который упал после его выстрела. А еще неизвестно, не остался ли он в живых. Кто знает, какое он получил ранение и что с ним было дальше. Надо спускаться, надо спускаться...

Но память упорно подсовывала ему яму, образованную кокорой, а в ней нанизанные на колючую проволоку черепа, и ниже - разъеденные кости рук, тоже связанные колючей проволокой. Там его и грохнуть...

Носком левого сапога Алексы пододвигает обгоревшую головню в тлеющие угли. Распрямляя в щиколотке правую ступню, он почти касается сапогом лица пленного.

Внезапно Алексы охватила злость. Он презирает себя. Торгует убийцей своей сестры, согласен продать его за уменьшение тюремного срока. За черт знает что. Тихо, сквозь зубы, начинает насвистывать, по всей вероятности, казацкую песню, услышанную где-то на Волыни, злую песню, перенятую от кого-то из уповцев.

Васыль не дрогнул. Не отвел глаз. Алексы, не меняя позы, приблизил ногу к его лицу, надавил на щеку врага, повернул его голову. Почему-то на память пришел отец. Отец шкурил бревно, лежавшее на станке, посреди какого-то дома.

Алексы очнулся.

"Я не украинец..." - подумал он неизвестно почему, и тогда в нем пробудилась ненависть. Глядя на повернутую голову, на давно не стриженный затылок, он знал, что ненавидит и что победил. Неизвестно почему ему вспомнилась сцена, происшедшая на далекой любомельскои земле, когда он в качестве телохранителя присутствовал при разговоре своего командира с парламентером одного немецкого батальона.

- Зоммер, - представился польский капитан.

- Вальковяк, - стукнул каблуками лейтенант вермахта.

Много было смеха в роте, но Алексы воспринял это как освобождение от какого-то неясно ощущаемого наследия своего отца.

"Народ можно выбрать, как бога", - думал он, моясь в потоке и глядя на болтающийся на груди медальон, который когда-то повесила ему мать. Он должен был принимать простые решения в мире, когда те, в кого попала пуля, призывали матку боску и стреляли в кричавших "боже ти мiй".

- Умеешь молиться? - спросил он вдруг. - Да? - и тронул голову лежащего пленного. - Ну так молись, - приказал он, словно принимая за подтверждение движение его головы.

- Не буду, - сказал тот.

- А умеешь? - благожелательно удивился Алексы.

Они обменялись первыми словами, странно бессмысленными.

- Умею.

- По-польски умеешь?

- И по-украински... - Алексы казалось, что он видит следы странной улыбки на лице, изборожденном тенями разгоравшегося пламени.

4

Уже прошло три года. Точнее - три с половиной. Мы стоим в строю. Лица на войне огрубели. Огромные ручищи привыкли держать винтовку. Сначала мы их молитвенно складываем, а потом широко, по-православному осеняем себя крестным знамением. Напротив поп, духовный ассистент командира какого-нибудь куриня или его "шеф штаба". Все это происходит в течение часа, предназначенного для политико-воспитательной работы. У преподавателя, вышеупомянутого попа, доставленного из тюрьмы, глаза закрыты, словно он хочет обмануть и себя, поверить в то, что он у своих.

Когда меня вызвали в штаб и там объяснили задание, я и слышать ничего не хотел.

- У нас есть связь. Мы перехватили курьера из Вены, у нас их ящик. Связь ведет прямо к провидныку* всего Закерзонского Края. У них Польша называется "Закерзонский Край", - добавил майор, шеф управления, организовывавшего акцию. - Провиднык - это, как вам известно, шеф всей организации. Мы перехватили курьера. Раскололся. Но его контакт ведет на куринь "Смертоносцев", разбитый месяц тому назад. Мы должны сформировать чоту якобы из людей этого разбитого куриня, она должна выйти на связь с другим куринем, штабом которого сейчас командует провиднык. Располагая перехваченными паролями, надо дойти до провидныка, взять его или вызвать облаву. Трудно, да? - пошутил майор. - Но... - тут он выдвинул ящик.

* Провиднык - руководитель.

Я ожидал, что он достанет карту, и с недовольным видом смотрел в окно. Но майор вынул из ящика небольшой сверток, достал из него кусок хлеба и начал есть.

-...Вы не обязаны, поручник Колтубай. Это задание особое, не военное: "слушаюсь, пан майор", не обязаны, - продолжал он пытать меня своим монотонным голосом. У него был вид спящего. - Но когда мы его возьмем, война будет закончена. Там, у провидныка, есть всё: явки, карты, списки. Слишком уж долго мы воюем, да? Впрочем, если это вас не очень увлекает...

Тридцать людей, отобранных в КБВ, милиции, УБ** - все с какими-то трагическими эпизодами в своих биографиях, и поэтому жаждущие возмездия, стояли в вышеупомянутом строю и слушали диктант попа.

** УБ - Управление госбезопасности.

Да. Знаю молитвы и по-украински. Это было за день до переброски чоты в лес, когда инспектирующий обучение майор устало пробормотал:

- А может, переделать и польское Ойченаш, а, поручник?

Энэсзэтовская* банда, орудующая в окрестностях, на которую могла наткнуться провокационная чота, отпускала с обрезанными ушами людей, которые оканчивали у них "духовную семинарию".

* Энэсзэтовская - относящаяся к НСЗ (Национальные вооруженные силы).

Почему я, собственно, согласился? Теперь, по прошествии стольких лет, всматриваться в себя так же нелепо, как разглядывать детали механизма часов с высокой горы.

А почему я должен был не согласиться? Из страха? Потому что хотел служить "просто в армии"? Так как: "а почему, собственно, я"? В конце концов это было доказательством того, как высоко ценят меня власти.

У попа были омерзительные, жирные космы, перепуганный вид. Майор что-то заподозрил. Однажды он приказал продиктовать себе уже выученную молитву и куда-то ее отнес. Проверяет - веселился я. Проверяет, не "сунул" ли поп туда что-нибудь такое, что дало бы возможность какому-нибудь набожному убийце учуять нас и разоблачить. Поп боялся, поэтому я ему верил. И оказался прав: больше майор к молитве не цеплялся. Проверена. Была не нужна. И вот теперь: "Ну, так молись", - приказал мне человек, который имеет право меня убить.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*