Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
К ужину мистер Гибсон домой не вернулся – скорее всего, задержался у одного из своих пациентов. В этом не было ничего необычного, зато крайне необычно со стороны миссис Гибсон было сойти в столовую и составить ему компанию за поздним ужином, когда он все-таки появился дома час или два спустя. Она предпочитала свое мягкое удобное кресло или уголок на софе в гостиной наверху, но при этом очень редко позволяла Молли воспользоваться привилегией, которой сама же и пренебрегала. Молли охотно сбега́ла бы вниз и сидела бы с отцом за одним столом всякий раз, когда его поджидал такой вот ужин в одиночестве, но ради мира и спокойствия в доме ей приходилось отказываться от собственных желаний.
Миссис Гибсон уселась у камина в столовой и терпеливо ждала подходящего момента, когда мистер Гибсон, удовлетворив свой здоровый аппетит, отодвинется от стола и присоединится к ней. Когда этот момент наступил, она тут же встала и, проявив необычайное внимание, передвинула вино и бокалы таким образом, чтобы он мог дотянуться до них, не вставая с кресла.
– Ну вот! Так вам удобно? Я должна сообщить вам сногсшибательные новости, – заявила она, когда все было готово.
– Признаться, я догадался, что это неспроста, – с улыбкой заметил он. – Приступайте!
– Сегодня днем к нам заходил Роджер Хэмли, чтобы попрощаться.
– Попрощаться! Он уехал? А я и не знал, что это должно было случиться так скоро! – воскликнул мистер Гибсон.
– Да. Впрочем, это не важно, дело совсем не в этом.
– А в чем же тогда? Так он уехал совсем? А я хотел повидаться с ним.
– Да-да. Он просил передать вам свои наилучшие пожелания и сожаления, и все такое прочее. А теперь, с вашего позволения, я продолжу свой рассказ. Он застал Синтию одну, сделал ей предложение, и оно было принято.
– Синтия? Роджер сделал ей предложение, и она приняла его?.. – медленно повторил мистер Гибсон.
– Да, разумеется. А почему бы и нет? Вы говорите так, словно произошло нечто из ряда вон выходящее.
– В самом деле? Но я действительно удивлен. Он очень славный молодой человек, и я желаю Синтии одного лишь счастья. Но неужели вас это устраивает? Помолвка обещает стать необычайно долгой.
– Быть может, – многозначительно согласилась она.
– По меньшей мере он будет отсутствовать целых два года, – сказал мистер Гибсон.
– А за это время может случиться многое, – согласилась она.
– Да! Ему придется идти на риск, сталкиваться со многими опасностями, и домой он вернется, будучи все так же не в состоянии содержать жену, как и до отъезда.
– Не знаю, не знаю, – отозвалась миссис Гибсон столь же многозначительно, словно намекая, что ей известно нечто такое, чего еще не знает ее супруг. – Одна маленькая птичка напела мне, что здоровье Осборна оставляет желать лучшего, и тогда кем станет Роджер? Наследником поместья.
– Кто рассказал вам об Осборне? – спросил мистер Гибсон, разворачиваясь к ней всем телом.
Неожиданная резкость и суровость его тона напугали ее. Миссис Гибсон вдруг показалось, что в его черных глазах полыхнул жаркий огонь.
– Кто вам это сказал, я спрашиваю? – мрачно произнес он.
Она попыталась – впрочем, безуспешно – спрятаться за своей беззаботной игривостью.
– Какая разница? Или вы станете отрицать это? Разве это не правда?
– Я еще раз спрашиваю вас, Гиацинта, кто сказал вам, что жизнь Осборна Хэмли подвергается большей опасности, нежели моя или ваша?
– Ох, не разговаривайте со мной столь пугающим тоном. Уверяю вас, моей жизни ничего не грозит, как и вашей тоже, любовь моя, на что я искренне надеюсь.
Мистер Гибсон сделал нетерпеливый жест и смахнул со столика бокал с вином. На мгновение она обрадовалась происшествию, которое позволило отвлечь его внимание, и принялась подбирать осколки.
– О них можно порезаться, – сообщила она, но тут же вздрогнула, пораженная властным тоном, какого еще никогда не слышала от мужа.
– Оставьте бокал в покое. Я еще раз спрашиваю вас, Гиацинта, кто рассказал вам о состоянии здоровья Осборна Хэмли?
– Я не желаю ему ничего дурного и смею надеяться, что он пребывает в добром здравии, – пролепетала она.
– Кто сказал… – начал он опять, причем еще более суровым тоном, чем прежде.
– Что ж, если вы желаете знать и поднимаете из-за этого такой шум, – заявила она, доведенная до крайности, – то это были вы сами – или ваш доктор Николс, – уж и не упомню в точности.
– Я никогда не заговаривал с вами на эту тему и не верю, что это сделал Николс. Вам лучше немедленно сообщить мне то, на что вы намекаете, потому что я намерен добиться от вас ответа до того, как мы выйдем из этой комнаты.
– Как я жалею о том, что вновь вышла замуж, – заявила она, чуть не плача.
Миссис Гибсон окинула комнату взглядом, словно в поисках мышиной норки, куда можно было бы забиться. А потом, словно вид двери, ведущей в кладовую, придал ей мужества, она повернулась и взглянула ему в лицо.
– В таком случае я скажу… Вам не следует столь громко обсуждать свои медицинские тайны, если вы не хотите, чтобы их услышали другие. В тот день, когда здесь был доктор Николс, мне пришлось пойти в кладовку по делам: кухарке понадобилась банка варенья. Она остановила меня, когда я как раз собиралась уйти из столовой. Ее просьба не доставила мне ни малейшего удовольствия, потому как я боялась, что испачкаю свои перчатки и они станут липкими, – и все ради того, чтобы подать вам вкусный обед.
Она сделала вид, будто вновь собирается заплакать, но он лишь жестом велел ей продолжать, обронив:
– Итак! Вы подслушали наш разговор, полагаю?
– Не весь, – с готовностью подтвердила она, явно радуясь тому, что он облегчил ей вынужденное признание. – Всего лишь заключительные предложения… или два.
– Какие именно? – требовательно спросил мистер Гибсон.
– Ну, вы что-то сказали, а доктор Николс заметил: «Если у него аневризма аорты, то дни его сочтены».
– Хорошо. Что-либо еще?
– Да, вы сказали: «От всей души надеюсь, что ошибаюсь, но, по моему мнению, симптомы очевидны».
– Как вы догадались, что мы говорили об Осборне Хэмли? – продолжил мистер Гибсон свои расспросы, рассчитывая, вероятно, сбить ее со следа. Сообразив, что он опустился до ее уровня уверток и отговорок, она набралась смелости и проговорила тоном, разительно отличавшимся от ее прежнего испуганного голоса:
– О! Я просто знала. Я услышала, как вы упомянули его имя до того, как начала подслушивать.
– Значит, вы признаете, что подслушивали?
– Да, – после некоторого колебания подтвердила она.
– А теперь объясните мне, будьте любезны, как вам удалось запомнить название болезни?
– Потому что я вошла… Прошу вас, не сердитесь, потому что я не вижу ничего дурного в том, что сделала…
– В таком случае не заставляйте меня гневаться. Вы вошли…
– …в хирургический кабинет и заглянула в справочник. Почему мне нельзя было этого делать?
Мистер Гибсон не ответил, он вообще не смотрел на супругу. Лицо его побледнело, губы плотно сжались, а лоб прорезали глубокие морщины. В конце концов он встряхнулся, глубоко вздохнул и сказал:
– Что ж! Полагаю, тот, кто заварил кашу, должен ее и расхлебывать?
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – произнесла она, обиженно надув губы.
– Очень может быть, – согласился он. – Полагаю, именно то, что вы подслушали из нашего разговора, и заставило вас изменить отношение к Роджеру Хэмли? Я заметил, что в последнее время вы стали вести себя с ним значительно вежливее.
– Если вы хотите сказать, что я полюбила его так же, как Осборна, то позвольте заметить вам, что вы сильно ошибаетесь. Нет и нет, пусть даже он сделал предложение Синтии и должен стать моим зятем.
– Давайте-ка расставим все точки над «i». Вы подслушали разговор – признаю, мы действительно вели беседу об Осборне, но мы к этому еще вернемся, – и потому, если я правильно вас понял, изменили свое отношение к Роджеру, распахнув перед ним двери этого дома, чего не делали раньше, поскольку рассматривали его как проксимального[102] наследника поместья Хэмли?
– Не понимаю, что вы имеете в виду под словом «проксимальный».
– Ступайте в хирургический кабинет и посмотрите в словаре, – сказал он, впервые выходя из себя за все время разговора.
– Я знала, – всхлипывая и давясь слезами, сказала она, – что Роджеру нравилась Синтия. Это и слепому видно… И до тех пор, пока Роджер оставался всего лишь младшим сыном, не имеющим никакой профессии, кроме своего членства в совете колледжа, я полагала правильным не поощрять его ухаживания. На моем месте так поступил бы любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, потому как более неуклюжего, заурядного и недалекого молодого человека не сыскать… Сущий деревенский увалень, право слово.
– Выбирайте выражения, иначе вам придется пожалеть о своих словах, когда вы решите, что в один прекрасный день Хэмли достанется ему.
