Владимир Гриньков - Исчезнувшие без следа
– Я, Барсегин! – крикнул он. – Он меня взял в заложники!
У него было такое искаженное страхом лицо, что не поверить ему было невозможно. Им и не занимались. Милиционеры, которых было всего двое, направились к исковерканному стрельбой «Форду». Внутри, в салоне, все было забрызгано кровью. Милиционеры потоптались в нерешительности и остались снаружи, благоразумно решив дождаться прибытия начальства.
– Э! – вдруг спохватился один из них. – А где тот, который из машины выскочил?
Удалова уже и след простыл.
Глава 53
Смирницкий и Воронцов добрались до места во второй половине дня. Воронцов здесь ничего не знал, смотрел вокруг полными недоуменного любопытства глазами, и его вел Смирницкий, сверяясь с записанным Удаловым адресом. Позвонили в нужную дверь, им открыли – и Шаповал изумленно и радостно закричал:
– Андрюха!
Воронцов, хотя и был предупрежден, все-таки в первый момент дрогнул и отступил, заметно побледнев, потому что воспоминания годичной давности вдруг накатили на него, как будто все это было только вчера. Но Шаповал этого не замечал, бросился к другу и сжал его в объятиях. Смирницкий скромно топтался рядом.
– Как это ты сподобился? – спросил Шаповал. – Я не ожидал, честное слово!
На его лице была написана такая искренняя радость, что Воронцов несколько успокоился, но все же пару раз оглянулся на Смирницкого, словно советуясь с ним. Смирницкий сделал осторожный и успокаивающий жест рукой – все идет как надо, Саша, не волнуйся.
Прошли в комнату.
– Светлана еще на работе, – сказал Шаповал. – У нее сегодня много уроков.
И опять Воронцов беспомощно и с недоумением посмотрел на Смирницкого. Тот понял, что пора вмешаться.
– Тогда, может быть, пообедаем? – предложил он. – Мы ведь с дороги. – И смущенно улыбнулся.
– Сейчас организуем! – засуетился Шаповал и исчез на кухне.
Смирницкий подошел к Воронцову и заговорил, понизив голос до шепота:
– Саша, я должен вас кое о чем предупредить. Скоро сюда придет молодая женщина, которая вас считает своим братом.
– Почему? – изумился Воронцов.
– Я не знаю, – прижал руку к сердцу Смирницкий. – Федор не посвящал меня в эти подробности. Но я думаю, что имеет место история, схожая с вашей. Она, конечно же, вам не сестра. Но придется делать вид, что…
– Зачем? – быстро спросил Воронцов.
– Так надо. Вот он, – Смирницкий кивнул в сторону кухни, – якобы ваш друг…
– Это Стас!
– Но он не знает этого! Точно так же, как вы еще пару дней назад не знали, что вы Воронцов. Вы были Дружининым, звали вас Андреем, и вы с этим самым Шаповалом были закадычными друзьями.
– Да какой он мне друг! – взъярился Воронцов. – Он хотел меня прикончить там, в Африке! У меня волосы встали дыбом, когда я его увидел!
Смирницкий с силой сдавил плечо собеседника и прошептал с неожиданным для Воронцова ожесточением:
– Ты ведь не хочешь, чтобы он вспомнил, что он – Стас? Не хочешь, чтобы у него снова возникло желание тебя убить?
В его глазах была такая ярость, что Воронцов дрогнул и сказал:
– Нет, не хочу.
Смирницкий выпустил его плечо из своих цепких пальцев, откинулся на спинку дивана и произнес совершенно будничным голосом:
– Тогда делай то, что я тебе говорю. Этот парень – Толик Шаповал, твой лучший друг. Ты – Андрей Дружинин. А девушка, которая сюда придет, – твоя сестра. Ты понял?
И он уже ласково посмотрел в глаза Воронцову.
– Понял, – буркнул тот.
В дверях появился Шаповал.
– Прошу к столу! – сказал он, сияя белозубой улыбкой.
Трудно было представить себе человека счастливее, чем он. Воронцов украдкой вздохнул и попытался улыбнуться. Получилось.
– Как там Федор Иванович? – осведомился Шаповал.
Воронцов замялся.
– У него все нормально, – пришел на выручку Смирницкий. – Привет вам передавал.
– А ребята?
– А что ребята? – напустив на себя беспечность, сказал Смирницкий. – У них все тип-топ.
Шаповал удовлетворенно кивнул, хотя и не понял, какое отношение к «Антитеррору» имеет этот человек. Смирницкого он видел впервые.
Стол был уставлен блюдами, посередине возвышалась запечатанная бутылка водки. Шаповал, как гостеприимный хозяин, пригласил занять места. Он лично наполнил рюмки и сам же произнес первый тост. Тост вышел длинный и так и не получил завершения – Шаповал был слишком взволнован, чтобы до конца выстроить витиеватую фразу. С волнением он совладал только после третьей или четвертой рюмки. К этому времени уже немного освоился и Воронцов, и Смирницкий даже одобрительно кивнул ему, давая понять, что тот держится молодцом.
Шаповал расспрашивал об общих московских знакомых. Воронцов отделывался невнятными фразами, но и этого было достаточно – Шаповал даже не всегда дослушивал до конца, торопясь задать следующий вопрос. Смирницкий, окончательно успокоившись, решился покинуть кухню, испросив разрешения постоять на балконе: он не привык к алкоголю и сейчас чувствовал себя неважно.
После его ухода Шаповал вдруг поскучнел. Воронцов внутренне сжался, уловив происшедшую в собеседнике перемену.
– Я уеду отсюда, Андрюха, – сказал Шаповал, нервно катая по столу хлебный шарик. – Полная отставка, понял?
Ничего не понявший Воронцов на всякий случай промолчал.
– Когда я с ней переписывался, мне все иначе представлялось. Думал, что мы друг друга отлично понимаем и надо только встретиться, вместе побыть. А оказалось, что все это – только мои мечты. Понимаешь? У нее и в мыслях ничего такого не было.
– Бывает, – осторожно поддакнул Воронцов.
– Хорошая у тебя сестра. Но не для меня она, видно, – горько сказал Шаповал.
Так вот он о чем, оказывается.
– Может, еще и наладится, – постарался нащупать верную дорожку Воронцов.
– Насильно мил не будешь, Андрей. Я же вижу – у нее ко мне не лежит душа. Мне даже показалось, что она меня боится.
– Боится?! – вскинулся Воронцов.
– С ней как-то истерика приключилась. Ей приснилось что-то, я ее хотел успокоить, а она – в крик. Это необъяснимо. Понимаешь? Слова здесь ни при чем, все происходит на уровне подсознания – так мне представляется.
– Да-да, – пробормотал Воронцов. – Так бывает, я тоже слышал.
– Ты надолго сюда?
– Я? – растерялся Воронцов. – Не знаю, если честно. Как получится.
– Вместе уедем, – объявил Шаповал и скрипнул зубами.
В его взгляде была боль. Он умел страдать, оказывается. Воронцов удивился, обнаружив это.
Вернулся с балкона Смирницкий. Он выглядел бодрее, и даже лицо его порозовело.
– Я больше не пью, – сказал он.
– А я больше не наливаю, – парировал Шаповал.
И тут раздался звонок в дверь.
– Светлана! – сказал Шаповал и обернулся к Воронцову. – Иди, встречай сестренку.
– Открой ей сам, – вяло улыбнулся Воронцов. – И не говори ей ничего – пусть будет сюрприз.
Он вдруг почувствовал такую слабость, что не мог встать. Заметивший это Смирницкий под столом наступил ему на ногу и сделал зверское лицо. Шаповал вышел.
– Бодр-р-pee! – прорычал Смирницкий. – Это твоя сестренка, запомни!
– Я надеюсь, что она хотя бы симпатичная, – буркнул Воронцов.
В этот момент дверь кухни открылась, «сестра» вошла и замерла на пороге, а ошарашенный Воронцов привстал и, прежде чем почуявший неладное Смирницкий успел что-либо предпринять, потрясенно выдохнул:
– Хельга!!!
Это действительно была Хельга, но только она об этом не знала. Бросилась к «брату», повисла у него на шее, залепетала:
– Андрюшка! Ты приехал!
И заплакала от счастья.
Глава 54
Хельга ни на шаг не отходила от «брата», смотрела на него полными любви и обожания глазами. Она ни о чем его не спрашивала, рассказывала сама – о школе, о своих учениках, о директрисе, которая относится к ней чуть ли не по-матерински – и имела при этом вполне счастливый вид. Воронцов, немного бледный, сидел рядом с ней, и в его глазах были такие боль и мука, что если бы Хельга сейчас заметила – испугалась бы, но Воронцов смотрел в пол, прикрыв глаза, и со стороны казалось, что он просто внимательно слушает. Смирницкий следил за его состоянием со все возрастающим беспокойством, и когда он понял, что сейчас, через какое-то мгновение, может произойти срыв, резко поднялся и сказал с заискивающей улыбкой:
– Андрей! Я могу с тобой поговорить?
Воронцов не сразу понял, что эти слова обращены к нему, некоторое время сидел неподвижно, но Хельга и Шаповал удивленно смотрели на него, и он наконец очнулся. Вдвоем со Смирницким они вышли в коридор. Смирницкий еще не успел ничего сказать, как Воронцов внезапно схватил его за ворот рубашки и прижал к стене.
– Что с ней? – спросил он со злостью и болью. – Что за чепуха? Какая школа? Какие ученики? Что с ней сделали?
– Я не знаю, – пробормотал Смирницкий, лихорадочно пытаясь сообразить, как ему себя вести.
Наверное, такой ответ нисколько не удовлетворил Воронцова, потому что он с силой встряхнул Смирницкого, и тот даже ахнул – он и так почти висел в воздухе, и ему было очень неуютно, а теперь еще стало и больно.
