Марина Серова - До потери пульса
– Задать несколько вопросов о вашем бывшем муже. – Стоило мне это сказать, как за забором раздался лай.
– О Кольке, что ли? – Валентина покосилась на старушку, топтавшуюся на пороге дома. – Извините, но в дом я вас пригласить не могу. Матери моей лучше лишний раз о нем не напоминать. Запилит.
– Да нет проблем. Давайте поговорим у меня в машине.
– Не думаю, что разговор получится долгим. Мы с Колькой давно разошлись и с тех пор не общаемся.
– А что же разошлись-то? – по-простому спросила я и незаметно нажала на кнопку диктофона.
– Вообще-то нам и сходиться бы не следовало. Если б я изначально знала о нем и его семейке всю правду – никогда бы за Мазурова не пошла!
– Вот как? А что же вы такого узнали о нем, уже будучи в браке?
– Валя, не держи гостью на улице! – крикнула дотошная мамаша. – Зови ее в дом!
Моя собеседница махнула ей рукой, что следовало толковать таким образом – отстань, мы и без тебя разберемся, – и она обратилась ко мне:
– Почему вы им так интересуетесь?
– Валентина Петровна, я не буду от вас скрывать – Николай Мазуров входит в круг людей, подозреваемых в совершении целой серии преступлений. Ничего более конкретного я вам сказать не могу. Простите.
– Ясно, тайна следствия, – женщина понимающе кивнула. – Собственно, меня это ничуть не удивляет.
– Вот как? Он уже бывал в чем-то замешан прежде, да?
– Не в том дело. Он серьезно болен. – И Валентина Петровна повертела пальцем у виска. – Понимаете, в роду Мазуровых было несколько шизофреников, по мужской линии.
– Да вы что?! – Я не удержалась от восклицания.
– Да, к сожалению, с наследственностью у Мазуровых дела обстояли не самым лучшим образом, но я узнала об этом уже после свадьбы, и то совершенно случайно. Несмотря на то что у Николая не имелось никаких внешних признаков психического расстройства, я не спешила заводить детей, – разоткровенничалась Валентина Петровна. – Поначалу у нас все было нормально, но потом Колька потерял работу и никак не мог найти приличное место. Приятель взял его к себе, в вино-водочный магазин, продавцом, и Николай стал потихоньку спиваться. Ну как же – быть у воды, да не напиться? А ведь до этого он спиртного вообще в рот не брал, а тут – едва ли не каждый день стал домой под хмельком приходить. Я не узнавала мужа: он вел себя совершенно неадекватно.
– Как именно? – насторожилась я.
– Он совершал немотивированные поступки: разговаривал вслух, утверждал, что слышит голоса, которые ему что-то советуют, причем они иногда говорили совсем противоположные вещи… Колька принялся трактовать самые обыденные житейские события в каком-то мистическом ключе. Дальше – больше. Он возомнил себя кем-то вроде мессии, который должен спасти мир. Его родители пытались убедить меня, что это – белая горячка, спровоцированная алкоголизмом, и стоит лишь ему бросить пить, например, закодировавшись, как все эти странности пройдут безвозвратно. Но я-то знаю, что такое алкоголизм. Мой отец тоже по праздникам напивался до чертиков, но таких глупостей, как Колька, он все же не вытворял. Я догадалась, что у моего мужа – шизофрения, а спровоцировало ее развитие безудержное пьянство. Однажды он такое устроил!..
– Что именно? – спросила я.
– Вы уж простите, но я обойдусь без подробностей. Я просто не в состоянии извлекать из глубин своей памяти все кошмары тех дней. – На глазах у Валентины заблестели слезы. – Боюсь, если я это сделаю, вновь потеряю сон.
– Простите, я думала, что вы уже пережили все это…
– Я тоже так думала. – Мазурова шмыгнула носом. – В общем, однажды я поняла, что моей жизни угрожает реальная опасность, и тайком вызвала «неотложку». Николая увезли в психиатрическую клинику. Я поняла, что перспектив у меня с ним никаких нет, подала на развод и, не дожидаясь, пока нас разведут, возвратилась сюда, к родителям. Конечно, его родня уговаривала меня вернуться, обещала золотые горы – дачу на меня переписать, машину новую купить… Но я жить с психом не собиралась, у меня еще оставался шанс устроить свою личную жизнь. Правда, я им пока что так и не воспользовалась, – призналась мне Валентина, горько вздохнув. – Сначала мой отец очень серьезно заболел, я от него не отходила, теперь маманя мне вздохнуть совсем не дает… Видите – она так и следит за нами?
– Сочувствую вам. Скажите, с 1999 по 2004 годы Николай действительно нигде не работал?
– Да, он на лечении находился, в нашей областной психбольнице.
– Я так и подумала, хотя в настоящее время он не производит впечатления человека, больного шизофренией.
– Вполне возможно. Я Катерину Мелихову недавно встретила, его двоюродную сестру, и она сказала, что у него уже больше шести лет обострений не было и группу инвалидности у него сняли…
– Как вы сказали?! Мелихову?!
– Да. А что, вы ее знаете?
– Нет, Катерину я не знаю. А вот Марину Валерьевну…
– Это дочь Катерины, – пояснила Мазурова.
– Ну, тогда все понятно!
– Что вам понятно? – спросила Валентина.
– Марина в отделе кадров работала, вот и приняла на работу своего родственника, зная, что он психически болен и в любой момент у него возможно обострение заболевания.
– А почему вы сказали – «работала»? Она уволилась из ателье?
– Ушла в декретный отпуск.
– Да вы что?! А мне Катька ничего об этом не сказала… Значит, Марина замуж вышла и уже ждет ребенка? Не дай бог, если у нее мальчик родится!
Я никогда не была сплетницей, но в данном случае сочла возможным ответить откровенностью на откровенность:
– Вообще-то Марина не замужем. А последнее УЗИ показало, что у нее будет девочка.
– Повезло ей, – заметила Валентина.
– Собственно, это все, что я хотела у вас выяснить. Спасибо, всего вам хорошего. – Я незаметно отключила диктофон.
– До свидания, – сказала Мазурова и открыла калитку.
Наконец я увидела собаку, лаявшую за забором, и очень удивилась тому, что такая маленькая шавка производит такой бестолковый шум.
* * *Итак, техник по ремонту швейных машин – психически больной человек. От него можно ожидать чего угодно, и не стоит искать какой-то смысл в том или ином его поступке. Мазуров вполне способен организовать все эти происшествия, взбудоражившие Дом быта, не имея при этом четко определенной цели. Он просто делал то, что диктовал ему его воспаленный разум…
Я принялась анализировать поведение Николая. Сначала мне припомнилась наша первая встреча. Мы с Корниловой направлялись в швейный цех, а он как раз выходил оттуда. Подобострастный поклон, заискивающий взгляд, готовность исполнить любой приказ, даже не связанный с выполнением его прямых должностных обязанностей – все это, похоже, действовало на Ольгу Николаевну безотказным образом. Она привыкла к раболепию своего сотрудника, прониклась к нему безграничной симпатией и была готова оправдать все его странности. Мне же сразу такое поведение показалось неестественным.
Поначалу на мою персону техник внимания не обратил. Но когда он узнал, что меня взяли на место его дальней родственницы, Марины Мелиховой, я сразу же стала ему интересна. Он начал выказывать мне уважение, хотя тоже поддельное. А еще Николай пытался убедить меня, что ничего криминального в Доме быта не происходит, что все недавние несчастья – вовсе не чей-то злой умысел, а результат всеобщей безответственности и разгильдяйства. Я припомнила его поучительный тон во время разговора со швеями. Он явно ощущал свое превосходство над ними. Так ведет себя только человек, абсолютно уверенный в том, что с ним ничего плохого не случится, что он полностью защищен от любого зла. А кто обычно бывает до такой степени уверен в этом? Только тот, кто мнит себя вершителем чужих судеб, то есть шизофреник – каковым и является Николай Мазуров.
Я вспомнила, что Наталья Бережковская в день заключения договора со мной высказала предположение, что сотрудников Дома быта терроризирует маньяк. Ольга Корнилова ее идею тогда поддержала. Пожалуй, я сразу же и начала бы отрабатывать эту версию, если бы не подслушала разговоры сотрудников Дома быта о Маше Кашинцевой. Многочисленные любовные связи и скверный характер свидетельствовали против фотомодели, недавно попавшей в аварию. Родилась версия о мести с ее стороны. Каждый день я обнаруживала новые факты, подтверждавшие эту версию, но они так и не сложились в целостную картинку.
Я отказалась от своей первоначальной идеи, а Ольга Николаевна продолжала держаться за нее руками и ногами. В ее сознании Маша все еще оставалась монстром, желающим ей смерти. А вот Николай, по ее мнению, был ценным сотрудником – трудолюбивым, ответственным, почтительным. Убедить Корнилову в том, что именно он и есть тот самый маньяк, нагнавший на всех столько страху, будет очень сложно! Моя первая попытка уже оказалась безуспешной. А со второй и вообще не стоит спешить. Разве только вначале привлечь на свою сторону Бережковскую? Что касается Мазурова, за ним явно нужен глаз да глаз…
