Ян Лысаковский - Партизаны
— Почему тебе надо убегать?
— Я вступил в организацию.
— Не боишься говорить об этом?
— С вами нет. Но только с вами.
— Не ночуй дома.
— А как с работой? Ведь и отсюда могут взять.
— Поговори с доктором Турчаньским, может, он даст на несколько дней освобождение.
Вечером к Матеушу пришел Ласковский. Коваль встревожился, так как такие визиты допускались только в крайних случаях.
— Бонк схвачен, — заявил Ласковский. — Кто-то его выдал.
— Знаю. Есть о нем какие-нибудь сведения?
— Только то, что сидит в гестапо.
— Людей надо обезопасить, — произнес задумчиво Матеуш.
— Как? — Ласковский поднял голову, глаза их встретились, и Коваль понял: токарь охвачен страхом, обыкновенным человеческим страхом. — Как? — повторил Ласковский. — Бонк меня знает. Если выдаст… — голос у него дрогнул, — куда я денусь? Да к тому же с семьей… А Франек Пясецкий, Сырек, Линчак, Забсрак — вся его пятерка?
— У Бонка была пятерка?
— Только недавно сколотил. Нужно их теперь предупредить.
— Теперь?
— Теперь. Ведь если Бонк не выдержит… Пока скажите им, чтобы во всяком случае не ночевали дома. А днем…
— Вот именно — днем… Ходить на работу?
— Что делать, — вздохнул Ласковский, — нельзя бросать работу. Иначе их сразу же заподозрят.
— Пусть Коза предупредит всех на кирпичном, а я возьму на себя тех, кто работает в мастерских, — предложил Матеуш.
— Согласен. Ну а в случае чего, — сказал Ласковский и замолчал, словно хотел собраться с духом, — в случае чего, вы продолжите работу. И обдумайте, кого можно на ваше место, так как, если я не выдержу в гестапо…
— Должны выдержать.
— Болтовня! — взорвался Ласковский. — А в себе вы полностью уверены?
— Ну…
Больше об этом разговоров не было.
А когда осенью сорок второго Коваль узнал о гибели Ласковского в одном из боев партизан с немцами, то подумал, что токарю, может быть, и повезло: погиб с оружием в руках, а не в подвале гестапо.
А у Бонка, на вид такого сильного и здорового парня, было больное сердце. И это оказалось спасительным и для него и для организации. Он просто не выдержал побоев, умер во время допроса. Разъяренные гестаповцы в течение нескольких минут даже не замечали его смерти и продолжали избивать труп. При известии о смерти Бонка Коваль вздохнул с облегчением и тут же испугался. До чего дожили… Смерть человека вызвала облегчение…
* * *Что было — то было, а теперь нужно действовать, чтобы никто не смог сказать: доверили руководство старому дурню, который занимается только болтовней. Обязательно надо установить связь с деревней. Правы те товарищи, которые настаивают на укреплении связи с деревней. Ведь без помощи крестьян партизанские действия не начнешь. Но в деревню не пойдешь погулять после работы. Нужно время… При случае поговорил с Юзефом и пожаловался на усталость. Сын обещал что-нибудь придумать и действительно достал отцу медицинское освобождение на целую неделю. Матеуш решил отправиться к Шимеку Козеку. Мужик смышленый, знает людей. Из города Коваль вышел ранним утром, чтобы никто не увидел, какие прогулки он совершает во время «болезни». Попутный грузовик подвез его до развилки между Ленками и Едлиском. Он хотел заплатить, но шофер только махнул рукой:
— Купите себе, дед, что-нибудь поесть.
Конечно, в кузове были торгаши, которые могли заплатить больше, чем он. А вот что касается «деда», то ему стало смешно. Действительно, он сильно поседел, но силу свою еще не утратил.
До Домбровки ближе всего идти лесом. Матеуш шел спокойный и умиротворенный. Лес жил своей жизнью, словно и не было войны, кровавых людских печалей. Всегда одинаковый, задумчивый, убаюканный птичьим пением. В голову лезли воспоминания. Вот здесь, например, он встречался с Валерией. Ничего тогда ему не стоило вечером выйти из города, возвратиться ночью домой, а утром пойти на работу. Бывало, что и вообще не ложился спать. Эх, давние времена, давние заботы. Если бы всю жизнь были только такие заботы…
Коваль подошел к дому Шимека, остановился у калитки, посмотрел вокруг. За время его отсутствия здесь мало что изменилось. Только овин еще больше почернел да изгородь подгнила. Пока он стоял так, из-за хлева вышел странный человек: одет в штаны из дерюги и вытертую куртку с чужого плеча. Несмотря на то что молодой, двигался медленно, с усилием; изможденное лицо, посеребренные сединой виски.
— Где хозяин? — обратился к нему Коваль.
Человек показал рукой на рот, что-то забормотал и, не оборачиваясь, пошел к овину. Коваль смотрел ему вслед. Было в нем что-то такое, чего Матеуш не смог бы объяснить словами. На миг шевельнулись далекие воспоминания, ожил в памяти стершийся образ… А из хаты уже шел Шимек, хлопал Коваля по спине, обнимал.
— Сколько лет, сколько зим, Матеуш! Наконец выбрался к нам.
— Нынче трудно по гостям ходить. Ты бы тоже мог с базара к нам заехать.
— Какие там базары, — махнул рукой Шимек, — смех один.
Войдя вместе с гостем в хату, Шимек вытащил бутылку самогона, кусок сала, принес кислой капусты. Жена Шимека разогрела борщ. Сначала выпили за то, чтобы Гитлера скорее черти в ад забрали. Самогон был крепкий и на вкус приятный. Беседа потекла оживленнее.
— Человеку, пожалуй, ничего не остается, как только выбрать сук потолще да повеситься. Зерно дай, а сколько тебе останется — их не касается. Свинью дай, молоко дай, подати заплати, каждому полицейскому надо в сумку положить курицу, масла или яиц. В гмине, если не подмажешь, ничего не добьешься.
— Однако завел себе батрака, — усмехнулся Матеуш.
— Да вот прибился к нам тут один немой, — начал поспешно объяснять Шимек. — По правде говоря, у меня нет для него особой работы, ведь у нас в доме три здоровых мужика…
Скрытое беспокойство Шимека удивило Коваля.
— А откуда он родом?
— Не знаю, у него нет никаких документов, а от него самого что узнаешь? Спрашивал у людей, но никто ничего о нем не слышал. Сжалился над убогим, миска похлебки не разорит меня.
— И даже не знаешь, откуда он прибрел?
— Нет.
— Действительно?
— Ты что? — обиделся Шимек. — Стал бы я скрывать от тебя.
— Твое дело, — сухо бросил Коваль.
Шимек задумался. Потом наполнил стопки. Выпили, снова налил.
— Как ты узнал?
— Ведь я служил в русской армии, их человека сразу узнаю.
И тогда Шимек рассказал… Русский пришел по первому снегу. Худой, обросший, оборванный, в горячке. Оказалось, что с транспорта военнопленных бежала группа советских бойцов. Выпрыгивали из вагонов под огнем автоматов. Мало кто уцелел. Сейчас они живут в лесу. Сельчане приносят им пищу, но делают это в большой тайне, потому что боятся. Староста получил из гмины предупреждение: кто станет помогать беглецам, будет расстрелян. За выдачу беглеца — награда.
— А вы все-таки помогаете.
— Да, — ответил Шимек. — Совесть не позволяет поступить по-другому.
— А что дальше?
— С кем?
— Ну хотя бы с ними.
— Откуда я знаю?! — рассердился Шимек.
— А я вот тут кое-что надумал, — начал осторожно Коваль, — и для них, и для ваших парней.
— То же, что и твой Метек? — зло спросил Шимек.
— О чем ты говоришь? — удивился Матеуш.
— Не знаешь?
— Нет.
— Записался в войско лондонского правительства и пришел к моим ребятам за винтовкой. Я велел дать. А то черт его знает… У нас в деревне есть несколько человек из «Союза вооруженной борьбы», и я предпочитаю не ссориться с ними. А ты зачем пришел?
— Во всяком случае, не за оружием. Партия… — произнес он и стал ждать, как будет реагировать на это Шимек. В Домбровке ведь были когда-то люди, симпатизирующие компартии.
— Какая? — спросил наконец Шимек.
— Польская рабочая партия.
— Мы крестьяне, — буркнул Шимек, — земледельцы.
— Еще не знаешь, а уже ершишься.
— Мужиков всегда пороли.
— А разве рабочих жалели?
Что-то, не ясное еще самому Шимеку, заставило его слушать гостя.
— Думаете войну за печкой просидеть? — Матеуш не мог удержаться, чтобы не съязвить. — Пусть другие своей головой рискуют, да?
— Чего ты от нас хочешь?
— От вас? Это от кого?
— Ну, от мужиков.
И тогда Матеуш достал листовки.
— Почитай, — сказал он, — потом поговорим.
— Почитать можно, — согласился Шимек. — Поговорить тоже…
— А теперь дай мне какую-нибудь работу.
— Работу? — Шимек почесал голову. — У меня нет никакой работы. Походи, поспрошай сам. На дворе весна. Мастеровому человеку сейчас работы хватит с избытком.
Остаток дня Матеуш провел среди крестьян. Оказалось, что его рабочие руки здесь очень нужны. А за работу ему обещали заплатить продовольствием. У Шимека он ничего не хотел брать. Хозяйство небольшое, а ртов много.
