Ян Лысаковский - Партизаны
— Я привык. Махорка смягчается в чубуке.
— А я предпочитаю сигареты.
Матеуш ждал начала серьезного разговора: ведь не пришел же Ласковский поговорить о табаке.
— Завтра надо собрать руководителей пятерок, — сказал наконец токарь.
— Что-нибудь случилось?
— Приехал один товарищ из руководства. Коваль молчал. Что надо, Худой сам скажет.
— Ну, дорогой товарищ, ждет нас большая работа. Будет у нас партия.
Коваль вздрогнул, трубка стукнулась о стол.
— Что ты на меня так смотришь? — улыбнулся токарь. — Нужно создавать партию.
— И это будем делать мы?
— Да. А называется она — Польская рабочая партия. Связной привез сообщение, что руководство нашего Рабоче-крестьянского объединения решило войти в Польскую рабочую партию. — Он полез за пазуху и вынул в несколько раз сложенную бумажку. — Воззвание. Почитай сегодня, а завтра расскажешь о нем людям на собрании. Потом к тебе придут. Запомни пароль.
— А ты?
— Вроде бы ты старый конспиратор, — улыбнулся Худой, — а спрашиваешь о таких вещах… Перехожу на другую работу.
— Но я не знаю… — начал Коваль.
— Чего?
— Как мне…
— Я сказал о тебе, и товарищи согласились. Мне уже пора.
— До встречи. — Коваль проводил товарища до двери, пожал ему руку. Какое-то время прислушивался к шагам удалявшегося Худого, потом спрятал воззвание в тайнике под потолком и вернулся к своим домашним делам. Подождал, когда Метек возвратится домой, поужинает и ляжет спать. Только тогда он вытащил бумагу, нацепил на нос очки и придвинулся ближе к карбидной лампе.
«…К рабочим, крестьянам и интеллигенции. Ко всем польским патриотам…»
«Пишут обо всем, что произошло, хорошо пишут, но как-то странно», — подумал он. Вздохнул и начал перечитывать еще раз, все с самого начала…
А потом вспомнился ему летний день сорокового года. Человек явился после полудня. Уверенно, спокойно шел улочкой, словно бы каждый день ходил здесь. Слегка ссутулившийся, в потертом пиджаке, старых брюках, он напоминал рабочего, возвращающегося домой после долгих часов изнурительной работы. Лишь позднее Коваль заметил, что у этого с виду неприметного человека быстрые, живые глаза. Человек толкнул калитку, Матеуш выпрямился, отложил в сторону мотыгу. Пришелец дотронулся рукой до шапки и произнес какое-то приветствие.
— Добрый день, — ответил Коваль.
— Вы, кажется, продаете висячие замки?
— Только маленькие, для сундучков. — Коваль сказал эти слова машинально, по старой привычке. И сразу поймал себя на том, что сегодня они ничего не значат. Теперь действительно он подрабатывал слесарным делом и продавал людям всякую мелочь.
— Я хотел бы поговорить в доме. — Незнакомый человек незаметно оглянулся.
— Можно и в доме, — согласился Коваль. На их маленькой улочке незнакомый человек может возбудить любопытство.
— Точно помните, — улыбнулся пришелец, когда они уже вошли на кухню. Здесь он расслабился. Тяжело опустился на лавку, вытащил из кармана кисет и начал скручивать цигарку.
— Что помню?
— Пароль.
— Так вы не за замком? — Коваль внимательно оглядел пришельца. Было в нем что-то знакомое, может, эти движения, когда он скручивал цигарку, может, этот быстрый, проницательный взгляд.
— Я был уже у вас.
— Когда? Я что-то не припомню…
— С Хромым… Мы еще переночевали у вас. Кажется, в тридцать третьем. Я тогда вышел из тюрьмы.
— Давние времена, — вздохнул Коваль. Незнакомец одновременно интересовал и вызывал у него беспокойство.
— Антек где сейчас скитается?
— Откуда мне знать?! Ушел, когда фронт приближался, и нет вестей.
— На восток?
— Может быть…
— Юзек здесь живет?
— Здесь, в Мнихове.
Незнакомца, кажется, не обижали лаконичные ответы Коваля. Он медленно затягивался дымом и неторопливо говорил:
— Как-то мы говорили о вас. И один товарищ сказал, что стоило бы проведать Ковалей. — Последнюю фразу он произнес таким тоном, будто ждал ответа на вопрос. Но старый Матеуш потягивал трубочку и молчал. — Вот я и приехал.
— Всегда рад гостям.
— Я сюда к вам не в гости приехал.
— Да?
— Да. Что это вы так насторожились?
— Если не в гости, то, наверное, по делам.
— Да.
— Так что вы там с этими товарищами решили?
Незнакомец коротко ответил, что намереваются восстановить оборвавшиеся связи. Война разбросала людей: многие скитаются по свету, другие были вынуждены сменить место жительства.
— Зачем?
— Нужно подумать о будущем. Война затянулась надолго, — ответил связной. — Нужно подумать об организации. От наших вздохов Гитлеру хуже не будет.
— А что это будет? Партия?
— Нет.
— Почему?
— Вы ведь знаете: мы же не можем создать ее сами. Все спрашивают, — вздохнул Худой, — но нельзя нам самим начинать. Однако и ждать тоже нельзя. В конце концов мы сошлись на одном: нужно кое-что знать друг о друге, помогать один другому, изучать создавшуюся обстановку. Неплохо было бы хоть чем-то насолить немцам. А придет время больших дел — организация тогда пригодится.
— А когда придет это время? О чем здесь вообще говорить?
Старому Ковалю самому не раз хотелось поговорить со знакомыми. Но о чем говорить? Что им сказать? Что сами должны начинать? А сколько их должно быть? Коваль один партию не создаст. А как говорить о Советах? Хорошо — мало кто будет слушать, плохо — сам не хотел. Лучше держать язык за зубами.
— Так что же мы смотрим друг на друга, будто не верим, что нам удастся что-нибудь сделать?
— Начать борьбу с Гитлером? — зло усмехнулся Коваль.
— Сегодня, может быть, нет, но когда-нибудь…
— А пока Гитлер побеждает.
— Пока. Правильно говорите, что только пока.
— Вы что-нибудь знаете? — насторожился Матеуш.
— Еще нет. Но уже ясно одно: каким бы сильным он ни казался сегодня, все равно будет разбит. Трудно идти против всех.
— Как это против всех? Советы сидят спокойно.
— Я знаю одно, — прервал Коваля незнакомец, — огонь с водой не примиришь. Гитлер у себя начал с коммунистов. А помните процесс Димитрова? Рано или поздно, но фашисты нападут на Советский Союз и в конце концов сломают себе шею. И мы внесем в это дело свою лепту. Я уговариваю вас не за печкой сидеть. Мы не можем позволить, чтобы нас резали, как баранов. А когда люди увидят нас в действии, они пойдут за нами.
— Ну хорошо, — примирительно сказал Коваль, — но я ведь уже немолодой…
— Вы знаете людей, они уважают вас. Можете с ними поговорить. И у вас есть сыновья.
Глупо как-то получилось, что о сыновьях он ничего не сказал. Зато быстро назвал других, с которыми можно попробовать поговорить: с молодым Рулкой, Козой с кирпичного завода, Кужидлой, Ключеками, Здихом Бонком, с Косем. Для начала хватит…
— Хватит, — согласился незнакомец. — Подберите первую пятерку.
— Сам?
— Нет, у нас тут есть надежный товарищ, попробуйте вместе.
* * *Метека он не остерегался, хотя теперь к нему время от времени заходили люди, приносили газеты, он сам тоже уходил по делам. Работы прибавлялось все больше. Первые две пятерки разрослись, образовалась третья. Матеуш хотел создать еще одну — на кирпичном заводе. Коза обещал подобрать надежных ребят из предместья. Там жандармы бывают редко, и молодежь чувствует себя относительно свободно. Еще до войны здесь действовали и социалисты и коммунисты.
— Ну а деревня? — напирал товарищ из округа. Он приехал вскоре после их вступления в ППР [4]. — Что у вас есть в деревне?
— Мы еще в городе слабы, — бурчал недовольный Матеуш.
— Вот именно поэтому вам нужна деревня. Мы должны начинать борьбу. Но как начинать партизанские действия без опоры в деревне?
— А как добраться до деревни-то? — разнервничался Матеуш.
— Помню, в давние времена было здесь несколько радикальных крестьянских деятелей. Или в Домбровке, или в Скорохове.
— А захотят ли они говорить с «наемными слугами России»?
— Что, малюют уже и у вас?
— Вчера… в трех местах.
— Кто?
— Эмиссары лондонского правительства… Старый Коваль, разумеется, не сказал всего, что знал.
Надписи увидел утром. Одна чернела на стене возле склада Рутковского: «ППР — наемные слуги России». Очевидно, писали в спешке, так как капли, стекавшие с кисти, запачкали стену. Коваль остановился на минуту, хотел выругаться, но, увидев возле себя людей, отвернулся и с подчеркнуто равнодушным видом пошел дальше. Весь день был испорчен, работа валилась из рук. Взять хотя бы его самого… Получил ли он от партии хотя бы грош? Разве он работает в партии ради денег? Его главная цель — борьба с Гитлером. Так почему же они пишут такую чушь? Потом он решил: надписи наверняка сделали немцы, чтобы ввести в заблуждение людей. Это его немного успокоило. И лишь вечером…
