Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)
– Вообще-то, прежде чем устраивать здесь что-то, вам следовало бы получить разрешение военной администрации, в ведении которой находится данная территория, – начал я весьма официально и внутренне поморщился от собственной официозности.
Лицо Рувена тронула улыбка.
– У меня нет времени, – спокойно ответил Рувен.
– Времени на что? – спросил я.
– Чтобы собирать справки. Мне нужно воспитать своих детей, – всё так же спокойно продолжал Рувен. – Я не хочу, чтобы они погибли, как мои сыновья, и не хочу, чтобы они убивали. А для этого нужно научить их жить в мире. И наших детей, и их детей, – он кивком указал в сторону арабов. Сделав паузу, он продолжил не спеша, будто отвечая на сложный вопрос, заданный ему дотошным ребёнком. – Они никогда отсюда не уйдут. И мы не уйдём. Нам придётся жить здесь вместе, на этой земле, жить в мире, как братья. Смотри, – он обвёл рукой холмы вокруг, – здесь хватит места и оливкам, и виноградникам. Евреям и арабам. Если… – он снова сделал паузу. – Если мы успеем воспитать новое поколение. Поколение мира, а не войны. Поэтому времени на сбор разрешений у меня нет, – добавил он.
– Ты думаешь, это возможно? – спросил я.
– Я уверен, – ответил Рувен. – Мы верим в одного Бога, – продолжил он свой монолог. – У нас один прародитель, а слово «салам» по-арабски очень похоже на еврейское «шалом». Скажи, почему мы не можем вместе молиться в пещере Махпела, почему должны делить эту землю?.. Пусть Господь услышит наши молитвы, а не проклятия друг другу!
Мне нечего было возразить ему. Я решил выставить охрану возле кипевшего вовсю строительства. Солдаты должны были дежурить круглосуточно. В случае необходимости мы могли быстро и эффективно вмешаться в возникший конфликт. Между тем строители работали, не обращая на солдат никакого внимания, до поздних сумерек. Вернувшись на базу, я доложил своему непосредственному начальнику о ситуации и о принятом мною решении. Командир остался доволен мною.
– Правильно, пусть у чиновников в военной администрации голова болит о том, что с ними делать! А наше дело – контролировать здесь ситуацию и не допустить её обострения, что мы и делаем. В случае чего пусть магабники[6] с ними разбираются, – весело добавил он.
У меня было смутное предчувствие, что мирно это предприятие просуществует недолго. Так оно и оказалось. Поначалу всё шло без каких-либо эксцессов. Как только строительство было завершено и всё необходимое для функционирования детского сада – компрессор для выработки электроэнергии, мебель и прочая – было доставлено на место, Рувен привёз своих маленьких детей в садик. Отец убитых террористов также привёз своих детей. Роль воспитательниц выполняли дипломированная учительница, сестра убитых террористов Амаль и студентка иерусалимского университета Анат. Рувен, организуя детский сад, следовал завету еврейских мудрецов: сначала сделай! Так он и поступал. Всю свою сознательную жизнь он учился и учил. Это был мудрый и добрый человек, каких не часто встретишь среди поселенцев.
Именно поселенцы, а не арабы доставляли нам больше всего неприятностей. Они в большинстве своём были агрессивны и нетерпимы. Это в основном эмигранты из Штатов, Франции, Австралии. Они приехали в Израиль и поселились именно здесь – в самом взрывоопасном месте, в эпицентре арабо-израильского конфликта по политическим мотивам. Все они были религиозными фанатиками и на своих соседей-арабов смотрели как на досадное препятствие для реализации своих амбиций. Их было очень мало в сравнении с арабами – тысячи две против почти двухсоттысячного населения Хеврона и прилегающих к городу деревень. Тем не менее, нередко именно они были зачинщиками потасовок и нападений на арабов, и если армия, по их мнению, действовала недостаточно энергично и рьяно, поддерживая, а иногда и защищая их в столкновениях с арабами, то они, не задумываясь, изливали свой гнев на солдат, швыряя в них камни точно так же, как и в своих соседей-арабов.
Хорошо зная местные нравы, я добровольно взял на себя функцию инспектора этого поистине международного проекта, который стремительно развивался. Спустя две недели, кроме детей Рувена и шейха, в детском саду можно было встретить также детей из Иерусалима, как еврейской, так и арабской его части. Поскольку дело шло к лету, то возник план организовать летний лагерь для детей арабов и евреев. Двух воспитательниц было уже мало, и штат был увеличен в два раза. Слава о проекте быстро достигла СМИ, и сюда нагрянули местные и иностранные журналисты. Кто-то из них даже окрестил детский сад «началом нового мирного процесса на Ближнем Востоке».
Издали я мог наблюдать за детьми, когда они резвились на свежем воздухе. Самым удивительным было то, что они говорили между собой каждый на своём родном языке и при этом отлично понимали друг друга без переводчика! Сгорая от любопытства, я как-то раз подобрался поближе к дому, где в это время Анат и Амаль проводили с детьми занятия по арабскому и ивриту. Я боялся испугать детей своей формой и оружием и поэтому, затаив дыхание, наблюдал происходящее через открытую дверь. И тут я понял, почему они понимают друг друга. Ведь наши языки так похожи! Просто нам некогда это замечать.
– Умм, – отчётливо произносила Анат арабское «мама». – А как это же слово на иврите? – спрашивала воспитательница. И дети тут же подхватывали:
– Эм, има, ими!..
Уже инстинктивно я почувствовал, что у меня за спиной кто-то есть. Я обернулся. Это был Рувен. Я не узнал его. Он как будто помолодел и теперь улыбался во весь рот.
– Тоже хочешь к нам? – он весело рассмеялся.
– Хочу! – ответил я и тоже улыбнулся.
– А ты не дурак, Омри, – заметил Рувен. – Ты не представляешь себе, как здесь будет хорошо всего через десяток лет! Здесь будут цвести маслины и виноград, которые посадят наши дети. Да, я мечтаю открыть здесь школу и курсы арабского и иврита для всех желающих. Мне уже обещали бюджет на устройство школы и курсов. Осталось только получить, – и он нахмурил брови. – Но думаю, что всё у нас будет, – добавил он. – Так что ты приглашён!
– Спасибо! – поблагодарил я, а про себя подумал: «Дай-то Бог!»
В тот день я всерьёз задумался о семье. «Мы должны успеть…», – вспомнил я слова Рувена.
А буквально на следующий день после этого разговора соседи Рувена сожгли его дом в поселении. Сам Рувен поселился с детьми в караванах на время летнего лагеря. Вместе с ним и тремя солдатами я приехал на место пожара. Соседи Рувена были здесь же и не скрывали своего злорадства. Рувен лишь спросил, обращаясь к высокой смуглой женщине лет пятидесяти, которая, по-видимому, была главной у мстительных соседей:
– Зачем вы сожгли мой дом? Где в Торе написано, что нужно сжигать дом соседа?
– Я скажу тебе, где это написано, – ответила женщина, приготовившись к обороне. – В Торе написано, что если в доме завелась порча и её нельзя вывести, то дом нужно сжечь.
Бедный Рувен только за голову схватился.
– И то же самое будет с твоим вертепом, который ты открыл на холме! Вместо того чтобы дать детям еврейское воспитание, ты решил сделать из них арабов! Предатель!
Несколько поселенцев плюнули в его сторону. Тут я не выдержал.
– Властью, данною мне командованием, я запрещаю вам приближаться к холму ближе чем на двести метров! В ответ женщина рассмеялась мне в лицо.
– Я была офицером в войну Судного Дня, когда ты ещё не родился, сопляк! Что ты мне сделаешь?
– Это приказ, – твёрдо сказал я, – и нарушившие его понесут суровое наказание.
Женщина и поселенцы вокруг смотрели на меня с нескрываемой злобой и ехидством.
– И ещё. Все вы до сих пор здесь только благодаря солдатам. Поэтому будьте благоразумны и выполняйте приказы.
Мои слова привели их в бешенство. Женщина по-прежнему смеялась, но уже как-то натужно.
– Попробуйте только суньтесь на холм, – бросил я ей сквозь зубы, садясь в джип. Мы уехали. Можно было бы ходатайствовать о возбуждении уголовного дела по факту поджога. Но поджигателей едва ли найдут. Скорее всего, оформят как несчастный случай и выплатят Рувену страховку… На холм поселенцы не пришли, но беда всё-таки случилась. Спустя несколько дней старик-араб приехал на холм совершенно бледный. Руки его тряслись.
– Амаль[7] исчезла, – только и смог сказать он.
Шансов, что она ещё жива, было немного. Наступали выходные, а с ними и моё очередное дежурство по базе. Приняв командование, я оставил на базе одно отделение солдат и с остальными на бронетранспортёрах рванул в деревню. Была пятница – время молитвы.
– Если через десять минут я не появлюсь, начинайте штурм, – отдал я приказ командиру взвода, когда мы подъехали к мечети.
Сняв армейские ботинки, я вошёл в мечеть и произнёс полагающуюся молитву на арабском. Молившиеся внимательно смотрели на меня. Я прекрасно знал, кто здесь главный, да и они тоже знали, кто я. В деревне был Мухтар-шейхи, но все смотрели на Мухаммада – человека лет тридцати, обладавшего колоссальным влиянием не только здесь, но и на всём Западном Берегу. Я подошёл прямо к нему, чувствуя, как за моей спиной образовалось плотное кольцо из людских тел.