Михаил Аношкин - Прорыв. Боевое задание
Такой же часовой меряет площадку размеренными шагами и на том конце моста. Без гармошки. Что-то насвистывает, вроде бы знак дает — я тут, все в порядке. Тоже жду не дождусь смены.
И не дождется. И тот и этот больше не пойдут спать.
Хлопцы из третьей роты упрямо продираются через завал. Они торопятся, надо успеть снять часового до того, как начнется бой на станции, а он должен начаться с минуты на минуту.
Андрееву зябко от ожидания. Нервы напряжены до предела. Глубоко вздыхает Мишка Качанов, толкает локтем Ишакина и шепчет насмешливо:
— Ухо давишь?
— Иди ты! — зло шипит Ишакин и одними губами ругает Мишку непечатными словами.
Марков лежит возле Григория, невозмутимый и вроде бы совсем спокойный, кусает травинку и выплевывает. На корточках поодаль сидит Васенев, смотрит в сторону моста, фуражка сбита на затылок. Чувствуется — переживает лейтенант. Это для него первое настоящее дело. Но держится хорошо, не суетится, не мешает никому.
Смельчаки опоздали. На станции гулко и раскатисто ухнул первый гранатный взрыв на секунду раньше, нежели они успели снять часового. Уже приготовились к решающему прыжку — и этот взрыв. Тогда пустили в ход автоматы. В бункере смена, оказывается, не спала, готовилась к наряду, врасплох ее застать не удалось. Завязалась отчаянная перестрелка.
На станции гремел бой. Трассирующие пули суматошно носились туда-сюда, словно взбесились разноцветные светлячки.
Третья рота торопилась преодолеть завал, чтоб смять сопротивление охраны и расчистить дорогу подрывникам.
Васенев тихо подгонял своих. Жерди, на которых несли связки тола, выкинули, они только мешали. Качанов взвалил сорокакилограммовую связку на плечо и полез через сучья и стволы. От неловкого движения связка потянула его вниз, и Мишка неуклюже завалился между стволов, зашипел на Ишакина, будто в Мишкиной беде виноват был он:
— Чего разинул — помогай!
Ишакин подхватил связку и сам полез с нею вперед, а Мишка кое-как вылез из дьявольского колодца и заторопился за Ишакиным.
Пули цвикали над головами, а трассирующие пролетали красиво: так и поймал бы их в пилотку. Андреев больно ушиб ногу о сучок. Пуля жихнула по сосновой шершавой коре, и от коры во все стороны полетели колючие пылинки. Одна попала в глаз и мешала смотреть. Андреев покрутил головой, туго сжимал и разжимал веки, выжал слезы. Они и смыли пылинку.
С той и с этой стороны моста перестрелка крепчала.
Подрывники спрятались в воронке под насыпью и ждали, когда автоматчики выкурят из бункера фашистов и проложат путь к мосту.
Мишка жарко задышал совсем рядом:
— Разреши, сержант, а? Туда, с автоматом? Помочь!
— Лежи, помощник.
— Разреши, сержант? Там бой идет, а мы, как кроты, прячемся.
— Значит надо.
— Герой, — усмехнулся Ишакин. — Чихал бы в тряпочку, и ладно.
— Молчи! — обиженно огрызнулся Мишка. — Душа в пятки, а кальсоны выжимать пора, да? К земле жмешься!
Мишка еще что-то ворчал, но ему никто не отвечал, даже Ишакин.
А вокруг творилось невероятное. Трещали беспрерывно автоматы, гулко ухали гранатные взрывы, такали заливисто пулеметы, гулко стегали воздух винтовочные выстрелы. Крики, стоны. Над станцией полыхал пожар, багровый трепетный свет накалил темноту, и она нехотя раздвинулась. Ало горело небо.
И вдруг совсем близко, на самом скосе насыпи громко лопнула граната, брошенная немцами из бункера. Комья земли и песка полетели в саперов, но вреда никакого не причинили.
Марков лежал на животе у основания насыпи и внимательно вслушивался в грохот боя, будто слушал концерт, в котором хорошо разбирался. А Григорий чувствовал себя не в своей тарелке — томило бездействие. Кругом грохочет бой, умирают люди, а они притаились в этой воронке, словно последние трусы. Мишку Качанова можно понять.
Но это чувство ложное, нельзя ему поддаваться.
У каждого своя задача и свое место. Стрелки с боем возьмут мост, подрывники уничтожат его. Если же кинуться сейчас в пекло и минерам, как хотел Мишка, можно погибнуть, и тогда некому будет взрывать мост. Тогда зачем столько жертв, чтобы смести охрану?
Григорий вслушивался в грохот боя на станции. Ничего себе тарарам подняли! Марков спросил:
— Разбираешься в этой музыке?
Андреев пытался определить, что к чему, где наши, где немцы, но с непривычки это было трудно. Ответил:
— Плохо.
— Но вот слушай. Чуешь: гулко бьет и вроде бы редко. Это фрицы смолят из крупнокалиберного. А эти резкие частые очереди — немецкие автоматы, а помягче, слышишь — наши. Во заливается «Дегтярев», умный пулеметик. Ага — бах! Уловил? Гранату хлопцы бросили. Замечаешь, крупнокалиберный молчит? Амба ему. А это винтовки — как хлыстом ударяют. Во-во! Наши автоматы перебивают. Стрекочут!
Теперь звуковая картина боя стала яснее. Ваня Марков, помолчав, заключил:
— Нет, что ни говори, а Давыдов — мастер устраивать такие концерты, этого у него не отберешь.
Сверху насыпи, как с того света, свалился связной о командира третьей:
— Братва, подымайсь! Ваш черед!
Андреев подхватил вместе с Качановым связку тола, и они во всю прыть бросились к мосту, отчаянно скользя на крутом подъеме. На мосту жарко полыхали автоматные очереди, но уже реже и не так густо. На том конце моста, похоже, немцев из бункера выкурить не удалось, их обложили, но для подрывников они были не опасны, потому что сектор обстрела у них спланирован в сторону леса. Мост из него не простреливался.
Впереди всех бегут Марков и Рягузов, за ними Андреев и Качанов, потом все остальные.
Андреев предупреждает Мишку:
— Осторожнее! Не угоди ногой между шпал!
А между шпал на мосту пустота, провалившись можно запросто сломать ногу. С той стороны кто-то сдуру шарахнул автоматную очередь вдоль моста. Пули жихнули над головами — ладно, варнак, высоко взял, а то бы натворил беды.
— Свои! — закричал усач Алексей Васильевич. — Свои, черти вы этакие!
Выстрелов с той стороны не было. Связку слева, другую справа, третью посредине, быстрее, быстрее. Надо приторочить к фермам моста. Мишка торопится, у него от этого трясутся руки, зато Ишакин работает хладнокровно, без спешки и споро. Молодец. Не клеится у Качанова. Закончил привязку Марков, придвинулся к Мишке, хочет ему помочь, но Качанов обиженно отталкивает:
— Сам!
Заканчивает свое дело и Андреев. Лейтенант Васенев видит — хлопцы дело знают отлично и справляются без понуканий. Марков выпрямился и спросил:
— Все?
В ответ хрипит Мишка:
— Последний узел — точка!
И тогда спохватывается лейтенант, будто просыпается, — теперь нужно его вмешательство. Командует:
— К насыпи!
Остаются Андреев и Марков. Вставляют детонаторы, расправляют бикфордов шнур. Расправляют осторожно, чтобы ненароком где-нибудь не переломить.
— Готово? — спрашивает Андреев.
— Порядок! — отвечает Марков.
На станции пожар бушует вовсю. Мощные багровые отблески прыгают в небе и по зубчатой стене леса, дрожат на тревожно сосредоточенном лице Вани Маркова, на удаляющейся спине лейтенанта Васенева, перекрещенной портупеей, на крепких жилистых руках Григория Андреева. Сержант бьет кремнем по кресалу, высекает бледные, мелкие, как бисеринки, искры и одной из них подпаливает фитиль. Тот начинает тлеть, смрадно чадя. Григорий привычно подносит фитиль к срезанному наискосок концу бикфордового шнура. Миг, и из сердцевины шнура с легким шипеньем выскочила бойкая струйка огня и упрямо полезла вовнутрь. Андреев осторожно положил шнур на сверкающий рельс и неожиданно улыбнулся Маркову:
— Теперь жди грома.
Улыбнулся и Ваня.
В красном пляшущем отблеске пожара его улыбка была загадочной и значительной и даже чуточку горделивой: мол, дело мы сработали все-таки неплохо.
Марков и Григорий побежали догонять своих, скатились с насыпи вниз на каблуках и очутились в той самой воронке. Их там ждали.
— Хлопцы, до смерти хочу курить, — сказал Марков. — Скорее, а то не выдержу.
Ему протянули свои кисеты одновременно Мишка и Рягузов. Ваня взял у Рягузова.
Бесшумно, как привидение, появился перед подрывниками Леша. На груди поблескивала медаль. Леша строго, видимо, как от него потребовал комбриг, а может, просто сам напустил на себя эту строгость, спросил у лейтенанта Васенева:
— Товарищ комбриг спрашивает, почему до сих пор нет взрыва?
За лейтенанта весело ответил Марков:
— Зажимай, Лешка, уши, сейчас грянет!
Земля как-то неловко вздрогнула, потом по ней прокатился гул, и лишь после этого на подрывников обрушился все заглушающий гром. Лешка даже испуганно присел. А на том месте, где красовались ажурные фермы моста, выплеснулся вверх огромный огненный фонтан, кромсая на мелкие части все то, что секунду назад называлось мостом. Стало светло, как днем, только свет был красноватым. Это было секундным делом. И все погасло. На землю попадали обломки, звонко шлепались в воду, поднимая брызги.
