Георгий Савицкий - Крылатый штрафбат. Пылающие небеса : сборник
— Ведомый, Женька, прикрой!
Но истребитель Евгения Омельченко вдруг нырнул вниз, прячась за капотом ведущего, а потом и вовсе отвалил в сторону, оставляя за собой шлейф жирного черного дыма.
— Я — «Леопард», иду на помощь — держись! — Комэск свалил свой истребитель на крыло, пикируя с максимально возможной скоростью.
Дистанция до пары «мессеров» была еще большая, но Александр Волин начал стрелять, стремясь отогнать стервятников от легкой добычи. Но двое «худых» маневрировали и продолжали клевать истребитель бывшего ведомого.
В воздухе образовалась своеобразная карусель: сначала летел, уворачиваясь от огня двух гитлеровских истребителей, Як-9 Ивана Мартыненко, потом атакующая пара «мессеров», а за ними — снова пара «як-девятых», бьющая «фрицев».
— Березкин, бей гадов!
Александр Волин полосовал очередями небо, пытаясь удержать в прицеле «худой» вытянутый силуэт истребителя противника. Рядом лупил из пушки и пулеметов его ведомый. Гитлеровские летчики все же не выдержали стремительной атаки и отвалили в сторону.
«Як-девятый» Ивана Мартыненко раскачивался из стороны в сторону, за ним тянулся грязно-черный хвост копоти. Обшивка крыльев была разодрана, словно когтями. На фюзеляже за кабиной и в хвостовом оперении зияли пробоины. Но Як-9 каким-то чудом продолжал держаться в воздухе, хотя было видно, что летчик изо всех сил удерживает поврежденную машину от фатального сваливания в штопор.
— Ваня, живой? — тревожно запросил по рации своего бывшего ведомого командир эскадрильи.
— Живой… Зацепили, сволочи.
— Иди на вынужденную.
— Попробую дотянуть до нашего аэродрома.
— Тяни. А что случилось с твоим ведомым?
— А черт его знает… Когда «мессеры» атаковали, Омельченко вдруг нырнул вниз, а потом задымил и со снижением пошел в сторону нашего аэродрома.
— Понял тебя! — Александра Волина кольнуло нехорошее предчувствие. А вслед за ним пришла горечь подозрения. Уж слишком непонятным и неадекватным был маневр Евгения Омельченко. Ну ладно, вернемся на аэродром — разберемся. Но горький осадок на душе остался. — Я — «Леопард», прием, третья пара, Максимов, Гамбаров — прикрываете Ивана Мартыненко. Я с ведомым присоединяюсь к звену замполита. «Данко», как понял?
— Я — «Данко», понял вас, прием. Веду бой с восьмеркой «мессеров».
— Погоди, сейчас тебе поможем.
Командир эскадрильи штрафников быстро окинул взглядом воздушное пространство, фиксируя каждую деталь.
«Лаптежники» окончательно разбрелись кто куда, теперь они либо будут вынуждены вернуться, либо станут легкой добычей наших истребителей или зенитчиков. Вверху крутилась в ближнем маневренном воздушном бою четверка Як-7Б замполита Павла Лазарева.
— Ведомый, прикрывай!
— Вас понял.
Пара Як-9 стремительно врезалась в самую гущу воздушной схватки. Гитлеровские летчики, увидев, что расклад изменился не в их пользу, переворотом через крыло на пикировании вышли из боя.
— «Тигр», я — «Леопард», прием. Задание выполнил, удар бомбардировщиков по нашим войскам сорван. Несколько «лаптежников» сбито, — доложил командир штрафной эскадрильи на командный пункт дивизии. — У нас — один подбитый истребитель, тянет под прикрытием пары к своему аэродрому. Как поняли меня, прием, «Тигр»?
— Вас понял, «Леопард», я — «Тигр», прием. Приказываю продолжать патрулирование. Через двадцать минут вас сменят истребители из 45-го авиаполка, прием.
— Я — «Леопард», прием, вас понял, продолжаю патрулирование. Группа — общий сбор! Звену лейтенанта Лазарева — занять высоту две пятьсот. Я буду следовать над вами с превышением триста метров.
— Вас понял, выполняю.
Но больше немецкие самолеты в этом районе не появлялись, патрулирование проходило спокойно, будто бы и не было несколько минут назад здесь жаркой воздушной схватки не на жизнь, а на смерть.
Вскоре на смену истребителям-штрафникам подошли две четверки «лавочкиных» из соседнего авиаполка и приветливо помахали крыльями. Штрафники ответили им тем же.
— Я — «Леопард», прием. «Веселые», принимайте эстафету, а то у нас уже аварийный остаток мигает.
— Вас понял, «Леопард». Идите домой.
— «Тигр», я — «Леопард», — вызвал Волин командный пункт авиадивизии. — Работу закончил, возвращаюсь на «точку».
— Добро, «Леопард», вы свою задачу выполнили. Я — «Тигр», возврат на «точку» разрешаю.
* * *Как только приземлились, командир эскадрильи побежал на стартовый командный пункт к своему заместителю.
— Что с Мартыненко? — спросил Волин, пожимая руку старшему лейтенанту Виктору Платову, дежурившему на стартовом командном пункте.
Тот сдвинул наушники и отложил «лягушку» микрофона.
— Да нормально все, сел Ваня. У нас приземлился — ну упертый! Сейчас его наш лекарь латает.
— Что-то серьезное?
— Никак нет. Руку зацепило, Иван в госпиталь наотрез отказался ехать, говорит: «Здесь отлежусь, а то потом еще время на дорогу туда — обратно тратить».
— Ладно, пусть у нас остается. Его Захар Иванович живо подлатает. А что с Омельченко?
— Сел на вынужденную в пяти километрах от аэродрома. Наши техники уже выехали туда вместе с инженером эскадрильи. Сам Евгений не пострадал.
— Ясно, — капитан Александр Волин вздохнул задумчиво и молча пошел к штабному блиндажу.
По дороге его встретил особист, капитан госбезопасности Анатолий Воронцов. Прикурил сигарету, поинтересовался, как слетали. Волин рассеянно ответил. Его состояние не укрылось от внимательного взора. Но офицер Особого отдела промолчал, лишь на секунду дольше задержав взгляд на капитане.
Вернувшись в штаб, Александр Волин занялся документами, которых скопилось немало. Штабную рутину он, как и все боевые летчики, не любил. Но работа с документами помогала отвлечься от тревожных мыслей, хотя предчувствие беды, единожды поселившись в сердце, не отпускало.
* * *Под вечер прибыли техники вместе с бледным, с дрожащими губами Евгением Омельченко. Фельдшер Захар Иванович осмотрел его и доложил комэску Волину:
— Товарищ капитан, никаких ранений у летчика-штрафника Омельченко нет. Просто нервный срыв. Я отстраню его от полетов на некоторое время и выпишу успокаивающие порошки. Думаю, за неделю он поправится.
— Ясно, Захар Иванович, вы уж постарайтесь его на ноги поставить, людей ведь не хватает, летать некому…
— А людей всегда не хватает, — философски пожал плечами фельдшер. — Разрешите идти?
— Идите.
Гораздо менее оптимистичным был доклад инженера штрафной эскадрильи капитана Якова Фельдмана.
— Иван Мартыненко увидел черный дым за «яком» Евгения Омельченко, да? — прищурившись, поверх круглых стекол очков в железной оправе спросил он.
— Точно так, — кивнул Волин.
— Самолет Омельченко вообще не был подбит, на нем вообще ни царапины. То есть я хотел сказать, что в воздухе в него не попали, — выпустив клуб дыма, уточнил военный инженер. — Омельченко дал полный газ и поэтому сжег мотор своего истребителя. А судя по полученным повреждениям машины, посадку производил на «брюхо» и на повышенной скорости. Хотя приземлялся он на ровный луг, с достаточно плотной и уже подсохшей после паводка землей.
Присутствующий при докладе капитан госбезопасности Воронцов с хрустом смял в кулаке пачку папирос.
— А это значит, — перебил он инженера штрафной эскадрильи, — что Омельченко намеренно произвел грубую посадку, чтобы скрыть следы своей трусости… И это уже не первый раз — вы личное дело его почитайте. Решил снова за старое взяться, сволочь!
Евгений Омельченко — трус и дезертир! Он оставил своего ведущего в тот момент, когда Ивану Мартыненко угрожала опасность! Я сам бывший летчик и знаю, чего стоит такое отношение в воздухе, а тем более — в бою!
— Погоди, погоди… — Александр Волин выглядел скорее обескураженным. Инженер штрафной эскадрильи был польским евреем, жил в Восточной Пруссии, откуда сбежал с семьей в тридцать пятом году — от массовой травли евреев, начатой гитлеровским режимом. А в тридцать седьмом чудом избежал репрессий уже в Советском Союзе. Служил в авиации, а потом, от греха подальше, был отправлен в штрафную эскадрилью. Авиационную технику он знал досконально, причем как советскую, так и немецкую: поговаривали, что он служил в секретной авиашколе под Липецком, где готовили перед войной и немецких летчиков. Не доверять ему, в принципе, такому же штрафнику, но с погонами, у Александра Волина не было никакого резона. — Истребитель Омельченко восстановлению подлежит?
— Так точно, товарищ капитан.
— Какого черта, этот м…ак еще и боевой истребитель угрохал! В пехоту его, в штрафбат!
— Проведем общее собрание эскадрильи, — решил командир. — Если он не раскается, то я его пристрелю лично!
