Юлиан Шульмейстер - Служители ада
Через два дня пришла Наталка на фабрику, секретарь сообщила:
— Пана директора нет и сегодня не будет.
Явилась на следующий день, снова встретила тот же ответ. Не может понять, что случилось. Мазуркевич был так любезен и, казалось, соблазнился возможностью легкой наживы. Стоит в нерешительности, а из кабинета слышится громкий директорский голос.
— Пани, вы меня с кем-то спутали, — разводит руки Наталка. — Пан директор пригласил к нему заходить.
— Пригласил! — издевается секретарь. — Пан директор просил больше не впутывать его в ваши жидовские шашни. Он не желает иметь из-за вас неприятности.
Вышла Наталка с фабрики «Пух и перо», разверзлась перед ней черная пропасть. Ради несуществующего богатства Мазуркевич погубит Фалека, и это она во всем виновата. Надо с Фалеком встретиться — договориться, как лучше устроить побег. Будет колонна возвращаться с работы, даст полицаю пачку сигарет и сунет кому-нибудь из узников записку для Фалека.
После ухода Наталки директор вызвал Соломона Кайзера к себе в кабинет.
— Давно хотел с вами потолковать, — умиленно произносит Мазуркевич. — Кажется, мы где-то встречались.
— Весьма возможно! — почтительно соглашается Фалек. Ждал вызова, только не знает, с какой стороны подойдет Мазуркевич.
— Чего стоите, пан Соломон? Присаживайтесь! — Мазуркевич так же любезен, как в доброе довоенное время с клиентами своего магазина.
— Спасибо, пан директор! — садится Фалек, напряженно ожидая дальнейших событий.
— Где же мы могли встречаться в довоенное время? — Мазуркевич угощает сигаретой, сам закуривает,
— Ума не приложу! — вздыхает Фалек.
— Где вы работали? Чем занимались?
Вот с какой стороны заходит директор, начинает выяснять круг знакомств. Это работа на дурака.
— Работал агентом у маклера львовской фондовой биржи пана Абрамовича.
Мазуркевич не был знаком с Абрамовичем, но не раз слышал об этом крупнейшем львовском дельце. Если Кайзер был его агентом, у него действительно могут быть ценности, и немалые. Еще лучше общипать самого Абрамовича, а в придачу мудрого Соломона.
— Пан Абрамович! — восторгается Мазуркевич, будто услышал приятную весть о самом любимом родственнике. — Охотно помогу этому достойному пану. Где он находится?
— Пан Абрамович умер в прошлом году в больнице Львовского гетто, — вздыхает Соломон Кайзер.
Мазуркевичу невдомек, что, если б жив был Абрамович, Фалек никогда бы не назвал его имени. Еще более любезен:
— Во имя моей дружбы с паном Абрамовичем я готов вам помочь. Что могу сделать для вас?
— Премного благодарен великодушному пану, но теперь сам бог не может помочь евреям, — грустно говорит Фалек.
— Жизнь меняется, надо только пережить это тяжелое время, — неопределенно говорит Мазуркевич. — Мне думается, что могу вам помочь.
— Пережить! — вспоминает Фалек последний день Бриля. — Благодарю, пан директор, за ваше доброе сердце, но еврею от своей судьбы не уйти.
— Полноте, мой друг! — похлопал Мазуркевич по плечу Фалека. — Понимаю, вы очень исстрадались, измучились, но все пройдет, все переменится. Теперь многие обманывают евреев — и они уже никому не верят. Советую довериться, а я сегодня же вам помогу. Этой ночью в гетто будет акция, оставляю вас на ночное дежурство.
— Спасибо, огромное спасибо!
— Это только начало. В память о моем лучшем друге Абрамовиче я решил вас сласти.
— Я вам очень и очень признателен, — кланяется Фалек. Ушел Соломон Кайзер, Мазуркевич шагает по кабинету, радостно потирает руки. Клюнул еврей! Теперь главное — не спешить: пусть покрепче ухватит наживку.
Только стало смеркаться, Наталка пошла на Джерельную. Одна часть улицы — гетто, другая — арийский район. Из конца в конец шагает Наталка по арийским кварталам Джерельной, не дождется колонны фабрики «Пух и перо». Нет колонны, Наталка все больше волнуется, не думает о том, что пришла слишком рано. Незаметно для себя приближается к стене, окружающей гетто. Магнитом притягивает эта стена, ставшая поперек ее счастья. Совсем изнервничалась, когда вдалеке показалась колонна. Поравнялась с ней, идет рядом по тротуару, не видно Фалека. Не могла не заметить: хорошо знает его место в строю. И колонна не велика! Что-то случилось! Так вот почему Мазуркевич не принял! Сама погубила мужа. Где он? Что с ним? Люди в колонне скажут.
Ступила на мостовую, ткнула полицаю пачку сигарет, обращается к узнику, идущему у тротуара:
— Что случилось с Соломоном Кайзером? Почему его нет?
— Кем пани интересуется? — слышится сзади насмешливый голос.
Оглянулась — стоит перед ней гауптштурмфюрер, на плече автомат.
— Взятку сунула! — протягивает полицай сигареты. — Расспрашивала о каком-то жиде.
Остановил гауптштурмфюрер колонну, дал команду повернуться направо. Все должны слышать и видеть, как он судит и как карает.
— К кому пришла украинка, с кем разговаривала? Молчат узники, каждый знает, что означает этот вопрос.
— К кому вы пришли, с кем разговаривали?
— Никого я не знаю, ни к кому не обращалась, — понимает Наталка, что ее уже ничто не спасет. Знают львовские женщины, как карает новый комендант гетто за малейшую помощь евреям.
Гауптштурмфюрер Гжимек хочет быть справедлив, любит все выяснять до конца.
— За что дали полицейскому сигареты?
— Просто так, как украинка украинцу.
— Как украинка! — хохочет гауптштурмфюрер. — А кинулись сразу к евреям. — Закончив смеяться, приказывает: — Обыскать!
В Наталкиной сумочке нашли пачки масла и мармелада, не требуются другие улики.
— Как ни наказываем, а жадных украинок так и тянет к еврейскому золоту. Чтобы было другим неповадно, эту украинку повесить у входа в гетто. К одной руке привязать пачку масла, к другой — пачку мармелада. Так будет висеть трое суток, пусть все знают, как немецкие власти карают за торговлю с жидами.
Прошли сутки, колонна фабрики «Пух и перо» после работы возвращается в гетто. Шагает Фалек и благодарен судьбе, что на сей раз обошла его акция. Раз Мазуркевич проявил такую любезность, обязательно предоставит возможность встретиться еще раз с Наталкой. Все же надо бежать, любезность директора — это тоже опасность.
Колонна приближается к гетто, показались ворота. У ворот — виселица, в петле женщина — еще одна жертва. И нет этим жертвам конца. К правой руке повешенной привязан пакетик с маслом, к левой — пакетик с мармеладом, с шеи свисает табличка: «Я помогала жидам!»
Зашаталась земля под ногами Фалека Краммера, сдвинулась виселица. Наталка к нему приближается. Приближается! Как завороженный идет навстречу жене.
— Любимая! — шепчет Наталке. — Твоя смерть обогнала мою. Обогнала! Прости, сейчас соединимся навеки. Навеки!
— На место! — кричит гауптштурмфюрер Гжимек. — Марш на место!
Фалек Краммер ничего не слышит, никого не видит кроме Наталки, сердце вещает сердцу: «Сейчас будем вместе. Навсегда!»
Фалек Краммер не услышал выстрела, не почувствовал пули, пробившей сердце.
До уничтожения последнего узника львовского гетто оставалось 66 дней.
1
Пища, дозволенная к употреблению в соответствии с иудейским вероучением.
2
Крона — денежная единица Австро-Венгерской империи.
3
Геллер — сотая часть кроны.
4
Молитвенное белое покрывало с кистями по краям.
5
Обряд совершеннолетия для мальчиков, достигших тринадцатилетнего возраста.
6
Ныне проспект Ленина.
7
Пятикнижие — первые пять книг библии.
8
В данном случае — поклонники Вены.
9
Тут — руководитель.
10
Шекель — древнееврейская денежная единица — ежегодный денежный взнос сионистов на текущие расходы сионистского движения.
11
Сионистские авторы подразделяют иммиграцию евреев в Палестину на пять олий. Первая олия — с 1882 по 1903 г., вторая—с 1904 по 1914 г., третья — с 1919 по 1923 г., четвертая — с 1924 по 1931 г.
12
Еврейская община Палестины.
13
Палестинский колонизационный фонд, созданный для «освоения» арабских земель в Палестине.
14
Краевая сионистская организация Восточной Галиции.
15
Крупные месторождения золота, открытые в конце XIX века в бассейне канадской реки Клондайк.
