Митри Кибек - Герои без вести не пропадают
Пока Конрад и Соколов беседовали, Турханов составил радиограмму на имя Барсукова, зашифровал ее и передал в эфир. Ответ пришел открытым текстом. Он гласил: «Вы на верном пути. Продолжайте действовать». Это означало, что полученные сведения частично или полностью совпадали с данными, имеющимися в распоряжении Барсукова.
— Хорошая штука радио, — засмеялся Турханов. — Но если мы не освободим радистку, оно сведет меня с ума. Азбука Морзе звенит у меня в голове уже не только наяву, но и во сне. Конрад, как обстоит дело с обменом?
— Юлек сегодня должен встретиться с адъютантом Планка. Если разрешите, он может назначить день и час обмена.
— Пускай назначает на завтрашнее утро.
— Слушаюсь! — отчеканил Кальтенберг, но не двинулся с места.
Турханов заметил это.
— Вы хотите мне еще что-то сказать? — спросил он.
— Да, товарищ полковник, — признался Кальтенберг. — Я, кажется, совершил глупость.
— Интересно! — улыбнулся Владимир Александрович. — Скажите, что же вы считаете глупостью?
— За ту ценную услугу, которую оказала нам фрау Планк, я обещал ей награду. Если можно, мне хотелось бы дать ей какую-нибудь безделушку из той коллекции, которую мы захватили у штандартенфюрера СС Вильгельма Шмидта.
Турханов вдруг посерьезнел, задумался, потом кивнул головой в ответ своим мыслями неожиданно засмеялся.
— Вы поступили совершенно правильно! — одобрил он. — До сих пор Канарисы, Ганзены и Планки искали предателей среди нас, полагая, что в их среде нет продажных людей. Теперь пусть убедятся, что все как раз наоборот…
Полковник открыл мешочек с ювелирными изделиями и предложил Конраду взять любое. Тот выбрал бриллиантовое ожерелье.
— Пусть оно напоминает ей о том, как она помогла своим врагам разрушить один из планов абвера!
— Что вы хотите выбрать для ее золовки? — спросил Турханов.
— Ничего. Подобные подарки ее могут только оскорбить, она ведь убежденная антифашистка.
Не только в словах, но и в тоне, которым они были произнесены, Турханову почудилось горячее уважение, а может быть, и что-то большее. Он достал из мешочка золотое кольцо и протянул лейтенанту;
— Не велика ценность, но может пригодиться. Вручите Эльзе на память о пребывании у советских партизан.
Глава двадцать шестая
Сообщение Берты о предстоящем браке Эльзы и Остермана причинило острую боль Конраду. Он хотел забыть, гнал из памяти, но помимо воли снова и снова думал об этом. «Ну, какое мне дело до их брака? — со злостью спрашивал он себя. — Пускай женятся. Не у меня же им спрашивать разрешения!»
Кальтенберг сердился, отмахивался от своих мыслей, но, они упорно не хотели оставлять его в покое. «Берта говорила только о желании родных, а не самой Эльзы, — размышлял он. — Надо бы узнать, как она сама относится к предстоящему браку, любит она Остермана или нет? Но как узнаешь, что у нее на душе? Спросить ее — бесполезно, она может наговорить все, что угодно. Не лучше ли будет устроить им свидание? Тогда я по их поведению смогу догадаться о ее чувствах», — решил он.
— За сколько времени ты добираешься до места встречи с Остерманом? спросил Конрад у Юлека.
— Верхом за час, — ответил тот. — Встреча у нас назначена на девятнадцать ноль-ноль. Я выеду через два часа.
— Ты говорил, что этот молокосос хочет встретиться с сестрой своего начальника. Задержи его до двадцати одного ноль-ноль. Я постараюсь доставить туда фрейлейн Эльзу. Конечно, если она умеет ездить верхом.
— А если не умеет?
— Встретятся утром. Полковник приказал назначить обмен на завтрашнее утро. Примите все необходимые меры, чтобы предупредить возможные провокации. Дорогу патрулируйте всю ночь. Предупредите Остермана, что в случае, если будет замечено какое-либо движение немецких войск вблизи пункта обмена, переговоры придется начать сначала…
Закончив дела, Кальтенберг вернулся в свою землянку и велел доставить Берту.
— Прошу извинить меня за опоздание, фрау Планк. Как всегда, дела задержали, — сказал он, когда Берта вошла.
— Ничего. Я ведь всего-навсего невольница, а с ними не церемонятся…
— Не прибедняйтесь! Вы и в неволе остаетесь короле вой. Поэтому мы решили сделать вам королевский подарок.
Берта недоверчиво взглянула на Кальтенберга, словно ожидая какого-нибудь подвоха, но лицо офицера было вполне доброжелательным.
— Прошу! — и Конрад повесил ей на шею ожерелье, которое тут же заиграло всеми цветами радуги. Берта знала толк в подобных вещах. Глаза ее жадно заблестели, а голос залился колокольчиком.
— Какая прелесть! — воскликнула она. — Это же на стоящие бриллианты! Неужели вы их дарите мне?
— Да, сведения, которые вы нам сообщили, стоят куда дороже…
Но Берта уже не слушала его. Она перебирала пальцами ожерелье, потом достала из сумки зеркальце, повертела перед ним головой, глядя, как играют в бриллиантах лучи солнца, провела камнями по стеклу и, убедившись, что они оставляют глубокие царапины, пришла в неописуемый восторг.
— Значит, оно и правда мое? — переспросила она, все еще не веря.
— Да, Берта. Мой вам совет — пока спрячьте его и до поры до времени никому не показывайте, особенно мужу. Увидев подарок, он черт знает что подумает…
— Не учите ученого! — засмеялась Берта. — Я его обманываю не впервые. Только сами не говорите золовке. Она ничего не скрывает от брата.
— Хорошо, учту. Теперь идите, скажите Эльзе, чтобы она подготовилась к небольшому путешествию. Вечерами бывает свежо. Пускай наденет пальто.
— Куда вы ее повезете?
— К жениху на свидание. Вы же хотели этого, а ваше желание для меня закон, — засмеялся Конрад.
— Если так, то отложите свидание на завтра… а сегодня… — она многозначительно глядела на Конрада.
— Невозможно, дорогая! Как говорится, делу — время, а потехе — час. Конрад посмотрел на часы. — Зайду за Эльзой минут через двадцать. Надеюсь, она за это время успеет одеться.
Ровно в 20.30 Кальтенберг был у дома пасечника. В это же время боец хозяйственного взвода привел туда пару оседланных коней. Конрад похвалил его за точность, но, когда вошел в избушку, увидел, что Эльза лежала на койке, уставив неподвижный взгляд в потолок.
— Что с вами, фрейлейн Эльза, вы заболели? — участливо обратился к ней Конрад.
Вместо ответа она повернулась к нему спиной и натянула плащ-палатку на голову.
— Не хочет ехать к жениху, — ответила за нее Берта. — А мне за болтливость обещала вырвать язык.
— Ах, вон оно что! — растягивая слова, произнес офицер. — Фрейлейн, очевидно, вы забыли, где находитесь. Поднимитесь немедленно!
— Но я не хочу к нему.
— Капризничать будете дома, а здесь вам придется подчиниться. Вставайте!
— Ладно, выйдите, я оденусь…
Выйдя из избушки и заметив верховых лошадей, Эльза попятилась, но Конрад охватил ее за руку.
— Прошу вас, не везите меня к нему!
— Почему? Ты боишься лошадей? — переходя на «ты», спросил Кальтенберг.
— Не в том дело. Я люблю ездить верхом, одно время мы с Бертой даже занимались конным спортом. Но я терпеть не могу этого человека! воскликнула девушка.
— Ты меня удивляешь, Эльза. Чем он хуже других? Любая девушка ухватилась бы за этого мальчика обеими руками.
— Но этот мальчик, дабы все убедились, какой он храбрый мужчина, в свободное от службы время ходит в тюрьму истязать заключенных, а раза два или три, как он сам мне хвастался, даже расстреливал их.
Теперь Конрад перестал сомневаться. Свидание с Остерманом было уже ни к чему.
— Тогда отпустим лошадей и, если хочешь, просто погуляем по лесу, предложил он.
Солнце было еще высоко, но в лесу уже чувствовалась вечерняя прохлада. В деревьях суетились птички, стараясь перед сном досыта накормить своих птенцов. По прошлогодним пожухлым листьям протопал еж. Только кукушка не знала забот. Устроившись на высокой елке, она, как всегда, звонко распевала свою нехитрую песенку.
Природа успокаивает нервы. Эльза тоже постепенно успокоилась, начала улыбаться, шутить.
— Что ты сделал сегодня с Бертой? — спросила она, заглядывая Конраду в глаза. — Она вернулась такая радостная и возбужденная, что я еле-еле отделалась от ее объятий и поцелуев.
— Берта — натура экспансивная, она всегда бурно проявляет свои чувства, есть к тому какой-либо повод или нет. Впрочем, ты знаешь ее лучше меня, уклонился он от прямого ответа. Он помолчал и добавил:
— К тому же завтра рано утром мы расстанемся.
В голосе его слышалась печаль. Эльза насторожилась.
— Вы с Бертой? — быстро спросила она.
— С ней и с тобой.
— Как? Разве ты куда-нибудь уезжаешь?
— Не я, а вы уедете домой. Ты — к матери и брату, а она — к любимому мужу.
