Иван Сотников - Днепр могучий
Едва началась передача, как Пашин и Азатов бросились в траншею. Огонь с обеих сторон прекратился немедленно, и наступило затишье. Голос репродуктора звучал громко и отчетливо.
Диктор трижды повторил сообщение, после чего радиоустановку переместили вдоль фронта, и в течение двух часов она передавала одно и то же. Несколько войсковых радиостанций то же самое сообщение повторяли на других участках фронта. Даже после того как установки умолкли, немцы не сделали ни одного выстрела.
Ровно в четырнадцать ноль-ноль на дороге из Хировки Пашин увидел двух офицеров с белым флагом в руках. Они выдвинулись к кладбищу у окраины деревни, где проходил передний край, перемахнули свою траншею и тронулись по дороге на Стеблев. Шли они медленно и торжественно, ничем не выказывая своего волнения. За них переживала и волновалась первая и вторая траншеи. Тысячи глаз неотрывно следили за всем, что происходило на этом небольшом участке фронта, где должна была решаться судьба многих тысяч людей. Одни из них были обречены на гибель в смертельном кольце, а другие в жестоком смертельном бою должны были покончить с окруженными.
Тревожная неизвестность томила эти тысячи, мучительно растягивая время.
Пашин не сводил глаз с парламентеров. Сердце жарко стучало в груди. Будто сам он шел с тем флагом навстречу чему-то страшному и неизвестному. Пусть международные законы жизнь парламентера считают неприкосновенной. Что гитлеровцам до этих законов, если они попрали столько святого!
Убьют или не убьют? Примут ультиматум или не примут? Ну кто может ответить на вопросы, которые сами собой рождаются в сознании солдат и командиров и остаются безответными.
Одного из офицеров, шагавших сейчас навстречу неизвестной судьбе, Пашин хорошо знал. Подполковник Савельев. Тот самый, что направлял их в Богуслав и не раз потом бывал в полку. Это он привез им однажды приказ и с марша направил в бой с танками Хубе. Волевой офицер, умный, энергичный. В штабе армии он на хорошем счету, и выбор на него пал не случайно. Надо думать, под стать ему и его товарищ. Что же будет теперь с ними?
Вот парламентеры дошли до середины ничейной полосы. Столько же осталось и до немецких окопов. Что же будет теперь? Пашин увидел вдруг, как из немецкой траншеи выпрыгнули двое в зеленых мундирах. Потом еще и еще. Немцы торопливо зашагали навстречу. У одного из солдат в руке виднелся небольшой чемоданчик.
Пашин вздохнул облегченно. Вышли все-таки. Неужели примут?
Повстречавшись, обе группы остановились, обменялись военными приветствиями. Видно, как разговаривают. Солдат с чемоданчиком сноровисто раскрыл его и вынул белые повязки. Завязав парламентерам глаза, немцы взяли их под руки и повели за собой.
Мертвая тишина царила на всем стеблевском участке фронта. Пашин не покидал траншеи, не сводил глаз с немецких позиций. Что же все-таки будет? Примут или не примут? И как томительны эти часы тревожной неизвестности!
2В ставке фельдмаршала низко ходили тучи. Манштейн метал громы и молнии. Офицеры и генералы со страхом заглядывали в приемную и, бледнея, переступали порог его кабинета. Фельдмаршал с насупленно сдвинутыми бровями встречал их хриплым окриком, унизительной бранью и градом оскорблений. Он вскакивал с кресла, выбегал из-за стола и, сжимая кулаки, подступал к посетителю. На ком бы только ни сорвать гнев!
А когда никого не было, он вздрагивал от каждого телефонного звонка, резкого стука, беспрестанно, до отвратительного похрустывания ломал пальцы рук и сам не узнавал себя. Куда девались его импозантность, выдержка, твердость, весь его фельдмаршальский лоск, годами выработанный этикет, которыми он всегда так гордился! И какой злой рок вдруг обрушился на него, Манштейна? И только ли на Манштейна или на всю Германию?
Чтоб несколько успокоиться, он придвинул чашку с кофе, звонко помешал ложечкой и порывисто отпил глоток-другой. Потом резким движением отодвинул чашку и, тяжело приподнявшись с кресла, прошел к столу с картами. Майн готт, опять красные стрелы! Они надвигались со всех Украинских фронтов, врезались в его позиции, зловеще изгибаясь, охватывали с флангов его корпуса и армии и теснили, теснили южный германский фронт, все дальше отодвигая его от Днепра. У Корсуня карта просто вопила. Роковое кольцо сжималось с каждым часом. Прямо «шагреневая кожа». Стоит ему, Манштейну, предпринять какие-то действия по своему замыслу, в котором, кажется, все взвешено и сто раз обдумано, как кольцо снова уменьшается в размере. Именно чертов круг! И где силы, способные разорвать его, покончить с этим зловещим роком над его седой головой?
Фельдмаршал опустился на стул у стола с картами и угрюмо обдумывал положение. Что же все-таки происходит? Он уставился в голубую линию Днепра и опустив тяжелую голову на крупные сильные руки, пытался восстановить в памяти события последних дней с момента прорыва русских у Звенигородки. Он глядел сейчас на фронт со стороны Конева и Ватутина, чтобы лучше понять уже совершившееся.
Еще в первые дни сражения ему не удалось прорваться у Капитановки и Тишковки. Тогда он передвинул танковые дивизии вдоль фронта и нацелил их на Ольшаны, пытаясь пробить роковое кольцо меж Шполой и Звенигородкой. Конев бросил против него танки Ротмистрова, и тот в тяжелых боях парировал все удары немцев.
Нет, неудачи не обескуражили фельдмаршала, Он поспешно перегруппировал свои силы, чтобы нацелить их против левого крыла Ватутина. Для удара он избрал участок северо-западнее Звенигородки. Он подтянул туда от Умани крупные силы пехоты, артиллерии, танков. Лисянка — вот центр удара! Казалось, если Штеммерман нанесет встречный удар, — успех неминуем. А чтобы обмануть Ватутина и Конева, Манштейн применил и отвлекающие удары. Для согласования действий он направил к Штеммерману в качестве представителя своего штаба опытнейшего разведчика — барона фон Ягена. Но барон пропал. Видно, его схватили русские. Выдал он им план операции или не выдал? Нет, барон слишком опытен и изворотлив. Манштейн выставил больше сотни самолетов, чуть не две сотни танков, он пустил во главе ударных колонн «тигры» и «пантеры» эсэсовской дивизии «Адольф Гитлер». Штеммерман выставил навстречу прославленную дивизию «Викинг». Что это был за бой! Манштейн за день потерял треть своих танков, половину самолетов, массу пехоты. Зато на главном направлении ему удалось вбить танковый клин на глубину в пятнадцать километров. Но «викинги» Гилле сильно застряли. Им удалось взять всего одно село — Таращу. Откуда у русских такие силы в этом районе? Ведь у них нет общего перевеса в силах на всем корсунском фронте. Значит, подготовили, сосредоточили, выдвинули их заранее. Значит… — с этим не хотелось соглашаться, мириться, — значит, фон Яген все-таки выдал. Лучше бы не посылать[2].
На следующий день сражение разгорелось с еще большей силой. Танки Манштейна бешено рвались на Лисянку, на Медвин. Им удалось пробиться на северном участку фронта и несколько продвинуться вперед. Но Ватутин поставил стальные заслоны и, обескровив силы Манштейна, 7 февраля начал свои контратаки. Сдерживать их стало невмочь. К счастью, Ватутину не удалось отодвинуть немецкие танки на исходное положение.
Если их усилить свежими резервами, если хорошо поискать уязвимые места, еще можно рассчитывать на успех.
Но Штеммерман, Штеммерман! Его положение снова ухудшилось. Все попытки хоть сколько-нибудь пробиться в сторону Лисянки окончились крахом. Потерял Ольшаны. И где? На юге, где особенно дорог каждый метр. По всем швам трещит Городищенский узел. Дисциплина войск падает. Сам командующий окруженной группировкой в отчаянии. Манштейн невольно внял его просьбам и разрешил вывезти на самолетах часть офицерского корпуса. А что за войска без командиров! Истинно чертов круг!
Пусть бы только Корсунь. Нет, под ударом весь фронт. 2 февраля Ватутин отбил Ровно и Луцк. 3 февраля занял Здолбунов. Сейчас атакует Шепетовку. Уже десять дней наступают 3-й и 4-й Украинские фронты. Потерян никопольский плацдарм. Под угрозой вся криворожская группировка.
Сколько ни думай, выход один. Разорвать роковое кольцо, пробиться к Штеммерману, удержаться на Днепре. Тогда легче будет остановить советское наступление и отвести зловещую угрозу его войскам на всей Правобережной Украине.
Зазвенел телефон, и фельдмаршал невольно вздрогнул. Грузно встал с кресла, взял трубку. Звонил начальник штаба. Из Корсуня поступила шифровка. Русские радиостанции раз за разом передают сообщение. Сегодня в два часа дня их парламентеры вручат ультиматум. Встреча предполагается на дороге у Стеблева. Штеммерман просит разрешения принять парламентеров.
Манштейн вскипел. Какие еще встречи? Каких парламентеров? Ставка фюрера и слушать не станет. Не принимать! Отвечать огнем на любое предложение! Пусть Штеммерман вспомнит войска генерала Пузанова в районе Лисянки. На любое предложение капитулировать они отвечали огнем. Никаких парламентеров!
