Лёнька. Украденное детство - Астахов Павел Алексеевич

– Мама, мамочка! А где мои штанишки? – Лёнька теребил мать, задремавшую на голой земле.

– Ой. Лёнь, так всё ж забрали эти злыдни. А что ты хотел, сынок? – спросонья отвечала мать. Она зевнула и взяла сына за руку.

– Маам! У меня там в поясе было спрятано… кое-что… – Он замолчал. Ведь мать не знала про его секретики.

– Если ты про губную гармошку, так я ее отдала тому мордастому… Иначе бы он тебя убил вовсе.

– Гармошку? А-а-а, да ладно, все одно она немецкая. Пусть подавится харя фашистская! Я про другое… там в пояске у меня еще была штучка… – замялся парень, не зная, как объяснить матери появление такого необычного предмета. Он не рассказывал о том, как выселенная латышка на этапе передала ему медальон.

– Ох, Лёня, Лёня, бедовый ты. Накличешь на нашу голову. На, держи свою штучку! – и она протянула ему неизвестно каким образом оказавшийся у нее янтарный кулон.

В тот же момент над головами полыхнула огнем пулеметная очередь. Охранник-усташ знал свое дело и выполнял самим установленную норму, впуская по двадцать пуль каждые полчаса поверх огромной земляной ямы, на дне которой лежали сидели, спали, болели, плакали, страдали женщины и дети. Лёнька с перепугу растянулся на земле, но, приподняв голову, снизу спросил мамку:

– Ма-ам! Откуда? Как?

– А вот так. Когда я тебя раздевала, он и выскочил, ну я его за щеку сунула, чтоб не нашли эти… думала, может, чей-то из баб, чтоб потом отдать. А он, оказывается, твой. Не пойму только – откуда? Я ж никогда у тебя такого не видала, – прижавшись к самому дну ямы, шепотом рассуждала мать, пока над их ямой развеивался едкий сизый дым. Усташ закончил упражнение, встал с расстеленной плащ-палатки, отряхнулся, зевнул и пошел в комнату охраны.

– Ма, я тебе потом расскажу. Это правда мой. Честно! Не вру!

– Ой, Лёнька… – вздохнула мать.

У нее не было сил сейчас разбираться и выяснять, откуда появился такой необычный и странный предмет у ее сына. Этой ночью, как и предыдущие дни, она силилась понять, как, по чьей воле и почему случилось с ними такое чудовищное несчастье. Враг пришел в их жизнь нежданно, непрошено, дерзко и нагло. Ворвался, как жестокий и жадный хозяин. Лишил всего имущества, дома, Родины. Вырвал с корнями с насиженного родового места и гонит уже долгие дни и ночи сквозь лишения и страхи в непонятную сторону. Последнее, что было у них личное, одежку, и ту отобрали сегодня. Оставалось радоваться, что жизнь еще теплилась в их с сыном истерзанных телах. И пока злобный враг не отнял у них последнюю, хоть и призрачную надежду: выжить, выстоять, вернуться, – она будет бороться до конца, до последнего вздоха. Пусть уйдут на это годы нестерпимых мук и унижений, она будет биться за своего сына, за его жизнь и будущее.

Мать прижала к себе дрожащего от волнения, болезни и страха мальчишку и провалилась в небытие. За ночь дежурный солдат еще несколько раз простреливал всю землянку, а напуганные и затравленные матери прижимали детей, молились небесам и ждали наступления рассвета.

Глава двадцать четвертая

Ров

В нескольких десятках метров от пересылочного лагеря находился овраг. Он образовался очень давно, многие сотни лет назад из-за когда-то бежавшего здесь ручейка. Земля под напором настойчивого водного потока раскрыла свои теплые объятия и выпустила его на волю. Он весело зажурчал по камешкам и трещинкам раздвинувшего многометровые пласты песка, глины и камней гигантского рва, и они вместе стали беззаботно сосуществовать, давая тень, влагу и приют многочисленным птицам, зверушкам, ящеркам, паукам и жучкам. Появились здесь и лисьи норы, и кротовые лабиринты-ходы, и пещерки, скрывавшие летом от зноя, а зимой от стужи змей, ящериц и лягушек. В южном склоне ласточки-береговушки открыли целую колонию-поселение, из года в год высиживая птенцов в вырытых общими усилиями глубоких норках. За пролетевшие над оврагом и ручьем годы ничего не изменилось ни в небе над ними, ни на земле, где они дружно жили и коротали вместе с его многочисленными обитателями свой недолгий век.

Только ручей почти пересох да овраг от дряхлости осыпался по краям. В один прекрасный летний знойный день пришел человек. Серьезный, задумчивый, образованный. Развернул карту, отметил крестиками место, где стоял над ручьем и оврагом, и кликнул своих помощников. А помощники совсем рядом уже заканчивали какое-то важное строительство. Для людей важно все время что-то создавать, сооружать, строить. Так развивается жизнь, обустраивается земля, происходит прогресс. Вот и возле оврага появилось некое необходимое людям сооружение. Настолько нужное, что люди в форме его забором из шипастых нитей обнесли да вышки с пулеметами поставили да с круглосуточной охраной. И сутками сюда стали привозить толпы людей, разгружать, содержать, увозить. Видимо, очень важный, нужный и серьезный объект доверили ручейку и оврагу по соседству охранять и присматривать.

А через пару дней и к ним в гости пожаловали эти серьезные люди и начали складывать на самое дно возле слабенько бьющего родника… тела. Десятки, сотни, тысячи. Чем дольше соседи в новом сооружении работали, тем больше и больше привозили и складывали тел внизу. Разлетелись, разбежались в страхе все животные, птицы и звери, потому что дух пошел нестерпимый от сброшенных трупов, и пришли им на смену не добрые лягушки и ласточки, а жуки-могильщики, голодные шакалы, серые вороны и черви трупные. Страшным, угрюмым и опасным стало когда-то веселое и красивое место. Ручеек совсем замолчал под грудой тел человеческих, а овраг из могучего колосса превратился в братскую могилу. На краю все тот же серьезный человек в военной форме поставил трактор с ковшом впереди, который теперь еще и задвигал пластами земли овраг поверх сброшенных тел, засыпая его все больше и больше. Природа никогда не спрашивает человека, зачем и почему он приспосабливает ее творения под свои нужды, а лишь молча покоряется ему…

Ранним утром началась перепись всех заключенных. Немцы готовили оставшихся в живых, помытых и переодетых в одинаковые робы женщин и детей к отправке в ближайшее время. Лёнька очнулся от сна из-за странного чувства. Ему казалось, что какой-то жук заполз ему в нос и копошится внутри, шуршит и жужжит. Он тряхнул головой и услышал смех:

– Хи-хи-хи! Лёнька! Доброе утро.

Возле него стояли девочки. Настя Бацуева и Галя Колесникова. Они держали в руках длинные травинки с мохнатыми макушками. Такими обычно играют в «Угадай: курочка или петушок». Этими пушистыми метелками они и щекотали мальчишку в носу. Одеты они были в длинные не по размеру серые юбки и такие же мышиного цвета кофты и курточки. Вид был у них пугающий, но загорелые лица, выцветшие белесые хвостики волос и их открытые глаза притягивали сильнее, чем уродливые робы «трудовых заключенных».

– Привет! Чего надо вам? – насупился он, озираясь вокруг в поисках отсутствующей матери.

– А ты кого ищешь?

– Да мамка куда-то ушла, странно, – ответил растерянный парень.

– Ты не волнуйся. Их полчаса назад собрали десять человек и повели куда-то на работу. Моя мамка и твоя вместе пошли. Им сказали, что надо носить какие-то отбросы. На кухню повели, наверное. Может, что-нибудь поесть принесут, – предположила Галина.

Она действительно видела и слышала, как старшая по землянке Людмила позвала десять женщин с собой и вывела их под конвоем за забор. Вместе с ее матерью ушла и Акулина, оставившая спящего и еще не совсем здорового сына в землянке.

– Лёнь, а ты помнишь Галю? Познакомься! – сказала сестра Ваньки Бацуева. Девочки были одного возраста и учились в параллельных классах. Сейчас они быстро сдружились и, несмотря на чудовищную ситуацию, не замечали ни грязи, ни опасности, ни унижений. Детская психика очень гибкая и быстро адаптируется к любой тяжелой ситуации.