Канта Ибрагимов - Учитель истории
— Ана! Ана! Ана! — ликует покоренный Константинополь, в восторге от Константинополя и она!
* * *Воспитание — стиль жизни. И понятно, что от генетики никуда не деться, но привитое и внушенное с детства — основа основ. Именно поэтому, как только раздались резкий стук в дверь и последующий грубый крик — «полиция», три консультанта-охранника Шамсадова стали как вкопанные, благо еще рук не подняли.
А Шамсадов иной закваски — советско-российской, и хотя он со своей милицией (той же полицией) дел никаких по жизни не имел, да подсознательно знает — при слове «милиция» надо бежать. Так он и сделал. Конспиративный дом, где они «орудовали», — типичный для Британии небольшой двухэтажный коттедж, с прилегающим палисадником, с двумя, на случай пожара, выходами. Все это маленький юркий Малхаз уже знает, бросился он в знакомую ванную, там узенькое закрашенное оконце, выскочил, прошмыгнул через палисадник, забор, еще палисадник, вновь забор, незнакомая улица, вдалеке лесок или парк — сквозь темь ночи туда устремился он.
На рассвете вышел к автозаправочной станции, автостопом напросился доехать до Белфаста. В аэропорту или на железнодорожном вокзале показаться побоялся, на такси доехал до порта, купил двухдневный тур на теплоходе с посещением футбольного матча в Ливерпуле, и в майке одноименного клуба затерся в толпу фанатов, с ними, попивая пиво, сел в каюте второго класса, подпевая лихие песни.
В Ливерпуле первым делом позвонил Воану Ралфу.
— Ты где? — был взволнован лорд. — Кто-то из руководства лаборатории шпион, сдал. Была не полиция, а какие-то гангстеры, консультантов зверски избили, все отняли. Ты молодец, что сбежал.
— Я свое дело сделал, — торжествовал Малхаз.
— Умница, теперь первым делом ко мне, а до этого купи мобильный телефон, связь должна быть оперативной.
В Пуле Воан Ралф снял две копии со сканированного диска Малхаза.
— О-о! Это бесценно, бесценно! — аж дрожал лорд. — Вот это да, сколько материала!.. О-о! Уж на этот раз ворюга не уйдет от меня.
Не задерживаясь у Ралфа, усталый Малхаз вскоре уехал в свою вновь снятую в Пуле квартиру. Раз полиция в облаве не участвовала, он был спокоен и даже горд за себя. Только переступил порог, как сразу почувствовал странный, чужой запах; а его персональный компьютер включен, и как раз раскрыт гостевой журнал: приветы от матери и братьев, Игоря Мельника, Томас Ралф-младший сообщает из Эдинбурга, где на ремонте стоит его военный корабль, что можно его поздравить: наконец-то сам нашел невесту. И последняя запись: «Срочно необходимо встретиться», адрес, телефон, «твой старый, добрый друг-коллега Давид Безингер».
Сон пропал. Какая-то неведомая, словно гипнотическая сила повлекла Малхаза, и он теперь, действительно, не понимал, кто для него Безингер — враг, друг, коллега?
В Лондон прибыл поздно, телефон Безингера не отвечал, и он не стерпел, подъехал по указанному на сайте адресу: солидный особняк в самом центре Лондона. Особо не задумываясь, Шамсадов твердо двинулся вперед.
Прямо у ворот, напугав его, вырос огромный, чернее ночи человек; ничего не говоря, будто его ждали, провел через озелененную арку («металлоискатель» — подумал Малхаз), попали в небольшой светлый холл, слева темный кабинет со множеством мониторов, все просматривается, охрана. Как по сигналу, появился высокий, стройный, весьма обаятельный юноша.
— Простите, но профессор сегодня уже не принимает, — деликатно сожалел он. — Сообщите, пожалуйста, кто Вы, и оставьте координаты, мы с Вами свяжемся.
— Меня зовут Малхаз Шамсадов, — уже пожалел он о приезде, — меня срочно хотел видеть мистер Безингер.
— Шамсадов? — переспросил юноша. — Вы из России? Как приятно, я тоже. Меня зовут Глеб, — и он назвал самую известную в России фамилию.
— Вы однофамилец? — поинтересовался Малхаз.
— Внук! Я здесь учусь и живу у Безингера, — улыбаясь, сказал юноша и исчез. А в голове Малхаза все перемешалось, и он боялся, как бы не назвать Давида Безингера — Зембрия Мнихом.
— Вас просят зайти, пройдемте.
Прошли через вяло освещенный богатый зал, попали в солидно обставленный кабинет.
— Ждите здесь, — указал юноша на диван и удалился.
Малхаз огляделся: на всю стену застекленные полки, и множество очень старых, судя по обложкам, книг. Большой стол завален книгами, журналами, листками, одна, самая толстая, от времени пожелтевшая книга раскрыта; Шамсадов не удержался, посмотрел — Талмуд.
— О-о! Малхаз! Здравствуй! — на русском, за спиной появился Безингер. — Салам аллейкум, — пара слов уже по-чеченски. — Как я рад, как я рад! — обнялись тоже на кавказский манер. — Садись, садись, дорогой! Я тебя по всей России и Чечне ищу, а ты здесь, прямо под носом. Молодец! Молодец! Виски, коньяк?.. Наслышан, наслышан о твоих успехах. Действительно, талант, во всем талант! И если его с толком использовать, мы бы с тобой так зажили!
— А что, Вы разве плохо живете?
— Малхаз, все, конечно, относительно... но есть и какие-то... ну, пусть это и пафосно, да как есть — обязательства перед историей, человечеством. — Безингер отпил большой глоток коньяка, долго, со смаком готовил и раскуривал толстую сигару. — Малхаз, дорогой, — меж ними был только журнальный стол, но от сизого дыма черты друг друга стали расплывчатыми, — лет десять назад, прочитав твою первую статью, а потом встретившись с тобой, я понял, что ты и только ты можешь мне помочь... Гм, я все прощу, все твои последние проделки и выходки... М-да, хороший коньяк! Так я о чем? А, да! Кстати, для справки, эти твои хакерские дела по закону тянут лет на десять-пятнадцать, и учитывая, что и в России тебя разыскивают, дела у тебя — незавидные. Так что мой тебе совет — лучше со мной дружить и быть верным до конца.
— Если конкретнее, — не без злости, — я должен Вам служить?
— А что тут зазорного?
— Ничего, — уже с сарказмом, — если и царский внук у Вас в швейцарах.
— Ты о Глебе? Так он учится. Просто под моей, так сказать, опекой.
— А его дед тоже под Вашей опекой?
— М-да, Шамсадов, — тут Безингер неестественно кашлянул, поставил голос. — Сколько ты уже в Европе? М-да, а все такой же неотесанный, прямолинейный... Пора понять: политика — дело циничное, прагматичное, и базируется только на интересе.
— На интересе народа, нации, государства или отдельных персон и каст?
— О, Шамсадов, давай не будем пересказывать марксизм-ленинизм; сам видишь, во главе угла — частная собственность, личный интерес, и если кто-то утверждает, что это не так, то он либо лгун, либо просто идиот, а чаще всего и то и другое вместе... Ну, а что касаемо опеки, то ваш президент, то бишь независимой Чечни, тоже мой близкий друг, вот только сегодня общались, я обещал оказать гуманитарную помощь — обучить гвардию, обеспечить поставку оружия...
— Из России? Новую военную авантюру готовите?
— Что из России? Какая авантюра?.. — не понял Безингер.
— Гуманитарная помощь будет вами поставляться из России?
— Ну конечно, а то что же, отсюда тащить?! ... Тьфу ты, черт! Шамсадов, ты несносен.
— Как и Ваш «гуманизм».
— М-да, — сказал привычное Безингер, недобро сжал губы. — А ты изменился, Малхаз, уже не тот учитель истории, не тот... М-да, так это даже к лучшему: сентиментальность в жизни, а тем более в нашем деле — ни к чему... М-да, в целом жизнь пошла тебе впрок. Слышал я о твоих деяниях; мужественный ты парень, молодец. Вот если бы со мной контакта не терял, учился бы бесплатно, и в местах поэкзотичнее, чем сырой Лондон.
— Это где же?
— Ну, к примеру, сын вашего президента, по моей рекомендации, учится бесплатно в престижном университете в одной из азиатских мусульманских стран. Как-никак, а это ближе вам по вере.
— А что, мир уже поделен по религиозным секторам?
— Не то чтобы поделен, а путь к Богу у вас, скажем, свой.
— Насчет религии и путей к Богу спорить не могу, не умею, да и Бог, как известно, един, но как историк историку скажу, что мы, кавказцы, изначально Богом созданы как индоевропейская раса и живем территориально в Европе...
— На краю, — издевательски перебил Безингер.
— Где край, а где середина — понятие растяжимое. А если чисто географически, то Англия тоже в сторонке.
— М-да, Шамсадов, изменился, изменился, — еще одну, уже третью, порцию коньяку подливал себе хозяин. — Побила тебя судьба... да это к лучшему, романтизм, я думаю, ушел. Давай конкретно о деле. Только договоримся, впредь — все начистоту, мы партнеры.
— Какая может быть чистота, если Вы украли мою картину.
Усы Безингера дернулись, как у кошки, которую ткнули в свое дерьмо.
— Я не вор, — постановил Безингер, — и никогда ничего в своей жизни не воровал — нужды не было. Но признаюсь: картина у меня, я ее купил у твоих же земляков, чтобы они ее не истребили.
— В России по этому поводу говорят: «Свежо предание...».
