Аркадий Бабченко - Война
Артем улыбнулся. Голый белый Вася с темным, продубленным ветром лицом и руками, словно в перчатки упрятанными в несмываемую грязь, выглядел смешно.
— Ладно, не ругайся. А ты чего, в пехоте, что ли, теперь?
— Да нет, нас «семерке» на усиление придали, мы вон там стоим, — Василий кивнул на недостроенный особняк, метрах в пятидесяти от позиций роты. Из заложенных кирпичом окон торчали ПТУРы противотанкового взвода.
— Ого, неплохо устроились! Мишка с тобой?
— Да ладно, неплохо! Крыши нет, пола нет, одни стены. Мы там палатку внутри поставили, окна забили, но все равно холодно, от кирпича холод идет. И обстрелы задолбали уже, мы ж самые первые от леса, вот и получаем больше всех. Не, Мишки нет, он в ремроте, у него редуктор полетел. А ты чего здесь, ты же во в связи вроде?
— Ага, «во в связи», — передразнил его Артем, — нерусь тамбовская. Я с Ситниковым. — Артем кивнул на бэтээры.
— А чего вы здесь?
— На мародерку. Говорят, у вас тут мародерка классная. Особняки, кожаные диваны, абрикосовое варенье.
— Что, серьезно? Вот начальнички гады, нам не разрешают, а самим кожаные диваны подавай! Сволота! Комбат тут как–то поймал двоих — зеркало тащили, так вздрючил их дай бог! Это за зеркало–то! А бриться как?
— Ваших поймал?
— Нет, с пехоты, чумоходы какие–то. Да чего они там набрали–то, зеркало, пару стульев да одеяла. Тут и брать–то уже нечего, все разграблено давно. Даже жратвы никакой не осталось.
— А куда вы ходите–то?
— Вон туда, по трассе левее. Там вэвэшники стоят, вот они живут! У них дома поцелее, только недавно разбили, вот там набрать можно чего. А что ты хотел–то?
— Да одеял, может, пару взял бы. И штаны какие–нибудь, под камуфляж одеть.
— У меня есть, пошли дам.
— Нет, сейчас не могу. Мы с Ситниковым, — Артем опять кивнул на бэтээры, — на болото едем, к вам на подкрепление.
— Зачем?
— А ты что, не в курсе, что ли? Ну ты даешь, пехота! У вас тут война вовсю началась, «чехи» в Алхан — Юрте, шестьсот человек, а ты не знаешь ничего! Басаев из Грозного ушел. Их сейчас окружают — «пятнашка» и вэвэшники, и на нас выдавливать будут. А мы на болоте дырку затыкаем.
— Что, серьезно?
— Нет, шучу! Мы просто так гуляем!
Из бытовки вышли Ситников с Коробком, командиром седьмой роты, пожали друг другу руки, и Ситников пошел к машинам. Артем тоже заторопился:
— Ну ладно, Вася, все, я поехал. Одеяла, а главное — штаны не отдавай никому пока, я к тебе, может, заскочу, если удастся.
Пехотные машины, завязнув в канаве, поотстали, и они не стали их ждать, ушли вперед.
Бэтээр выехал на поляну. С трех сторон — с тыла и по бокам — ее окружал сырой сумрачный лес, подступавший метров на шестьдесят–семьдесят. В глубине леса над деревьями возвышались конструкции то ли элеватора, то ли нефтеперерабатывающего завода, огромными сюрреалистическими чудовищами вырисовывающиеся на фоне облачного неба. В их металлических внутренностях гулял ветер, гремел железом, завывал утробно, низко и страшно. Так выли ищущие мертвечину псы в Грозном.
С четвертой стороны поляну подпирало заросшее густым камышом болото.
Бэтээр вполз на небольшой пригорок около самой его бровки и, качнувшись на тормозах, остановился. Ситников, пробормотав «Все, приехали», прозвучавшее как «Все, пи… ц», спрыгнул с брони и, пригнувшись, побежал вдоль болотца к ближайшему скоплению кустов боярышника, росшего здесь в изобилии. Спешно нацепив рацию, Артем спрыгнул под колесо, прикрыл его. Вентус соскочил по другую сторону, перебрался под корму, прикрыл тыл.
Добежав до кустов, Ситников повернулся к ним, махнул рукой. Артем поправил рацию, посмотрел на Вентуса: «Я пошел, прикрой» — и, так же пригнувшись, побежал к начштаба. Шлепнулся с разбега на мокрый мох, затих рядом с Ситниковым, прислушиваясь и оглядываясь.
Сразу за кустами начиналась заболоченная равнина реки и тянулась примерно с километр, до самой Алхан — Калы — верхней части Алхан — Юрта, расположенной прямо перед ними на высоком обрыве. Слева, метрах в трехстах, виднелась окраина Алхан — Юрта, перед ней, в изгибе реки — пойма. За левый фланг можно не беспокоиться, здесь все чисто, местность просматривается хорошо. Справа же и впереди были высокие, в рост человека, камышовые заросли, уходившие в болото метров на двести–триста, а за ними, до самых гор, — пойма, километра на два–три.
И — тишина. Никакой ожидаемой войны, ничего. И никого. Тихо, как у негра под мышкой.
«Паскудное место какое, — подумал Артем. — Спереди — камыши, справа — камыши, сзади — лес. В Алхан — Кале уже «чехи». В низине, наверное, тоже. В лесу — этот элеватор чертов. Там собраться, как два пальца облизать, хоть все шестьсот человек спрячь — не найдешь. Опиздюлят нас тут с нашими тремя машинами, как пить дать опиздюлят».
За спиной, словно в подтверждение его слов, послышалось гудение двигателя. Стараясь не шуметь, Артем тихонечко перевернулся на спину и вскинул автомат на звук. Ситников не пошевелился, продолжая все так же разглядывать болото в бинокль.
Движок то замолкал, то ревел на подъемах. Расстояние до него варьировалось вместе с громкостью — то ближе, то дальше. Артем ждал, изредка поглядывая на начштаба, который все так же, не шевелясь, смотрел в бинокль на болото.
«Красуется передо мной, что ли, смелость свою показывает? Или и вправду обезба- шенный, как говорят про него в баталь оне, и ему все по барабану — и своя жизнь, и моя, и Вентуса? Есть на войне такая порода людей, которые, как медведи, нюхнув разок человечины, будут убивать до конца. С виду вроде нормальный, а как до дела доходит, про все забывает, лишь бы еще раз окунуться в бойню. Не ест, не спит, никого не ждет, не видит ничего. Только войну. Солдаты из них отличные, а вот командиры — дерьмо. И сам в пекло полезет, и нас за собой потащит, не соразмеряя свой опыт с чужим. Опасные люди. Выживают, а солдат своих кладут. А про них потом в газетах пишут — герой, один из полка остался.»
Из лесу показались пехотные бэтээры, сползли в лощинку, стали разворачиваться на бугорок. Артем расслабился, опустил автомат.
— Товарищ майор, пехота подошла.
Тот наконец оторвался от бинокля, обернулся. Артем попробовал уловить выражение его лица, красивого и породистого, угадать, что он думает об этом болоте, как их дела — хреново или жить можно, но Ситников был непробиваем.
«Зачем мы здесь? — снова подумал Артем. — Суки, неужели нельзя объяснить, что мы тут будем делать? Не солдаты, а пушечное мясо, кинули гнить в болото, и лежи, дохни, ни о чем не спрашивая… Ни разу еще за всю войну задачи по–человечески никто не ставил. Послали — и иди. Твое дело — подыхать и не вякать».
— Доложи комбату: прибыли на место, рассредоточиваемся на позициях, — бросив эту короткую фразу, Ситников взял автомат и, пригнувшись, побежал навстречу бэтээрам. Сбежав с бугорка, выпрямился во весь рост, замахал руками.
Машины остановились. Пехота посыпалась с них гроздьями, разбежалась по ямам и канавкам. Напряженно и страшно по опушке разлетелось «К бою!».
Артем нацепил наушники, стал вызывать «Пионера»:
— «Пионер», «Пионер», я — «Покер», прием!
Долгое время никто не отвечал. Затем в наушниках раздалось: «На приеме». Металлический голос, искаженный расстоянием и болотной влажностью, показался Артему знакомым.
— Саббит, ты?
— Я.
— Ты чего там, уснул, что ли? Попробуй мне только уснуть, задница с ушами, вернусь
— наваляю. Передай главному — прибыли на место, рассредоточиваемся на позициях. Как понял меня, прием?
— Понял тебя, понял. Передать главному, прибыли на место, рассредоточиваетесь на позициях, прием.
— Да, и еще, Саббит, узнай там, когда нас сменят, прием.
— Понял тебя. Это сам «Покер» спрашивает, прием?
— Нет, это я спрашиваю. Всё, конец связи.
Артем сдвинул наушники на макушку и полежал немного, ожидая, когда пройдет шипение в ушах.
Вокруг было тихо. Ему вдруг показалось, что он один на этой поляне. Пехота, рассосавшись по кустам и ямкам, пропала в болоте и замерла, не выдавая себя ни единым движением. Мертвые бэтээры, не шевелясь, стояли в низине, от них тоже не исходило ни звука.
От напряженной сжатой тишины ощущение опасности удесятерилось: «чехи» уже здесь, они кругом; сейчас, еще секунду, и начнется: из элеватора, из болота, из камышей
— отовсюду полетят трассера, гранаты, воздух разорвет грохотом и взрывами, не успеешь крикнуть, спрятаться.
Артему стало страшно. Сердце застучало сильнее, в висках зашумело. «Суки. Где «чехи», где мы, где кто? Почему ни хрена не сказали? Зачем нас сюда кинули, что делать- то?» Выматерившись, он взвалил рацию на плечо, поднялся и побежал вслед за Ситниковым к бэтээрам, туда, где должны были быть люди.
Спустившись в лощинку, огляделся. У бэтээров никого не оказалось. Артем подошел к ближайшей машине, постучал прикладом по броне:
