Аркадий Бабченко - Чечня Червленая
Обзор книги Аркадий Бабченко - Чечня Червленая
Аркадий Бабченко
Чечня Червленая
Умирали пацаны просто,
Умирали пацаны страшно…
Ю. Шевчук.Первая серия
Угрешка. Полно плачущих женщин, парни, девчонки, все пьяные, в общем, проводы в армию. Один из парней — высокий и худощавый — обнимает невзрачную женщину в сером теплом платке. Она укутана, хотя на улице тепло, ранняя осень, бабье лето.
— Ну что, ты, мам, не плачь, — говорит Сидельников, обнимая женщину за плечи.
Женщина ничего не отвечает, только плачет.
Внутри Угрешки. Новобранцы стоят в строю. Это их первый в жизни строй, стоят криво, кто разглядывает армию, кто качается от алкоголя. Перед строем прохаживается здоровый десантник, рассматривает молодежь.
— Ну что, парни, — говорит он. — Вот вы и в армии. Кто в рыло хочет?
Большое помещение. Щитовые стены, в два ряда стоят деревянные топчаны. Новобранцы сидят на них, кто жрет привезенную из дома жратву, кто спит пьяный, прислонившись к стене. Толчея. На проходе, между топчанов, отжимаются несколько человек, им задает счет невысокий плечистый капитан. У него растерянные и в то же время ожесточенные глаза, смуглая кожа, выгоревший запыленный камуфляж.
— Раз — два, — считает он, — раз — два.
Сидельников подходит к нему, некоторое время смотрит на отжимающихся.
— Товарищ капитан, — наконец говорит он, — а возьмите меня к себе.
Капитан оглядывает его снизу вверх, но смотрит словно сквозь него, не видя. Затем ни сказав ни слова отворачивается и продолжает считать.
— Товарищ капитан? — вновь спрашивает Сидельников.
— Я набираю в разведку, — отвечает капитан. — Полгода в учебке на Байкале а потом Чечня. Согласен?
Сидельников пожимает плечами:
— Согласен.
— Сколько раз отжимаешься? — спрашивает капитан.
— Не знаю.
Капитан кивает в сторону отжимающихся. Сидельников ложится рядом, начинает отжиматься вместе с ними под счет.
— Раз-два, раз-два — считает капитан. Камера крупно наезжает на лицо Сидельникова.
ЗТМКрупно покрасневшее лицо Сидельникова, он отжимается, с носа свисает капля пота. Камера отъезжает. Становится видно, что это казарма, около сотни новобранцев отжимаются на «взлетке» в белухах. Над ними ходят сержанты.
— Раз-два, раз-два, полтора, — считает один из них.
— Полтора я сказал, полтора! — орет он над кем-то из лежащих в строю и несколько раз бьет его ногой в живот. Там стонут.
— Полтора я сказал! Полтора!
Сержанты в белухах курят на койке. Один из них:
— Якушев!
— Я! — вскакивает один из солдат.
— Херня! Лося поющего!
— Вдруг как в сказке скрипнула дверь, — поет Якушев, сводя на лбу руки наподобие лосиных рогов.
Сержант: — Ниже.
Якушев наклоняется. Сержант не вставая с постели бьет его ногой «между рогов». Якушев отлетает на табуретки.
Сержант: — Не слышу песни! Лося поющего!
Все повторяется:
— Вдруг как в сказке скрипнула дверь…
Удар по рогам.
— Все мне ясно стало теперь, — поет Якушев после удара.
Сержанты ржут.
ЗТМНаряд по столовой. Грязные цеха с жирными стенами. Две ванны до краев наполнены картошкой. Сидельников и еще человек десять солдат чистят картошку. Рядом с ними бак с морковью, они едят морковь, предварительно ополоснув её в ванне.
— Я вчера зубы пошел чистить, пасту открыл, а она так вкусно земляникой пахнет… Полтюбика сожрал.
Заходит дежурный по столовой, запускает руку в носилки с очистками, достает горсть, рассматривает их.
Дежурный: — Вы че, охренели, бойцы?
Он ладонью бьет одного в лоб, затем следующего и еще одного.
Дежурный: — Очистков должно быть не больше десяти процентов от веса, солдаты! Жрать это у меня будете! Ясно?
— Так точно, товарищ прапорщик…
Дежурный, кивая на ванны: — Сколько?
Кто-то из солдат: — Тонна триста, товарищ прапорщик.
Дежурный: — Пехота с учений пришла. Еще двести килограмм нужно. Носилки в руки и вперед.
Сидельников и Татаринцев с носилками идут к складу.
Пустой склад. Сидельников с Татаринцевым стоят около ямы с квашеной капустой. Капуста черная, осклизлая.
Татринцев: — Ну и воняет, сука. А где прапор-то? Вот бы сюда начальником склада устроится, житуха была бы! Тут не пропадешь.
Он перегибается через край, хватает горсть капусты, начинает жрать её, протягивает Сидельникову.
Татринцев: — Будешь?
Сидельников берет капусту, тоже ест.
Татринцев: — Смотри, консервы… Фишку пали.
Он подходит к стеллажам, на которых стоят банки со сгущенкой, тушенка и пр, сует их в карманы, за пазуху, в сапоги.
— Че стоишь! Компот! Компот бери! — шепчет Сидельникову.
Сидельников подходит к полкам с компотами, запихивает две банки подмышки.
Открывается дверь, входит прапор.
Сидельников: — Фишка!
Прапор: — Вы че здесь?
Татаринцев: — За картошкой, товарищ прапорщик. Двести килограмм еще надо.
За складом Сидельников с Татаринцевым пьют компот.
Татаринцев: — Полторы тонны. Всемером не успеем.
Сидельников: — Ладно, пошли.
Татаринцев достает из-за голенища морковь: — Подожди. На. Пацанам в казарму еще надо принести.
Тащат носилки от склада по обледенелому склону вверх к столовой.
Татаринцев: — Стой… Давай меняться.
Они меняются, идут дальше. Около столовой курит повар.
Повар: — Слышь, длинный, иди сюда.
Сидельников подходит. Повар берет его одной рукой за ослабленный ремень, другой бьет поддых, Сидельников сгибается.
Повар: — Ты, че, душара, совсем нюх потерял? Ты сколько отслужил, дух? Сколько отслужил, спрашиваю?
Сидельников: — Пять минут как с поезда…
Повар бьет его: — Ты че, придембелел, ферзь деревянный? А? Иди сюда, животное…
Повар ведет Сидельникова в хлеборезку. Там на стене развешаны уставы воинской службы — небольшие такие книжечки, сантиметров пятнадцать в длину. Повар берет одну из них.
Повар: — Ремень давай.
Он обтягивает устав ремнем, получается сантиметров сорок в окружности, ставит ногтем отметку и затягивает ремень по этой отметке.
Повар: — Ремень у военнослужащего должен быть затянут по уставу, понял? Живот втяни.
Сидельников: — Я ж его не сниму потом.
Повар: — Живот втяни, говорю, душара.
Сидельников втягивает живот. Повар застегивает ремень — только-только чтобы дышать, и то в полвдоха.
Повар: — Не дай Бог увижу, что ремень ослаблен. Не дай Бог… Понял меня?
Сидельников: — Так точно.
Повар: — Свободен.
Раздача. Наряд расставляет на столы бачки с кашей. Под свой стол Татаринцев прячет два ворованных бачка.
Обед. Наряд жрет с удвоенной силой. Пустой бачок убирают под стол, на стол выставляют второй, снова накладывают. Сидельников хочет ослабить ремень, но у него не получается. Он продолжает жрать.
Ночь, плац. Двухметровые сугробы. Вечерняя прогулка. Рота марширует по плацу. Строй ведет сержант.
Сержант: — Песню запе-вай!
Солдаты поют — плохо, не ритм и не в ногу.
Сержант: — Отставить! Че, обмороки, петь разучились? Песню запе-вай!
Снова поют и снова плохо.
Сержант: — На месте! Вы че, бараны? Придембелели? Будете у меня гулять, пока не споете! Я из вас сделаю Чепрагу! Снять рукавицы! Прямо! Раз, раз, раз-два-три! Рота! Песню запе-вай!
Рота с голыми руками ходит по плацу и поет песню.
Ночь. Сортир. Татринцев с Сидельников сидят на корточках, приспустив штаны.
Татринцев: — Первый раз за три дня… Я первые две недели вообще на очко не ходил. А ты?
Сидельников: — Одиннадцать дней. Ох… Морковь, с детства не переношу…
Татринцев: — Капуста пошла… Вот бы через день в наряд по столовой, а? Хоть нажрешься от пуза. А то от ихнего бигуса ноги с голодухи протянешь. Я помнишь какой мясистый был? На двенадцать килограммов похудел. А ты?
Сидельников: — Слышь, Вован. Помоги. Ремень снять не могу.
Он стоит в подштанниках и кителе, туго перетянутом ремнем. Вдвоем они пытаются снять ремень. Ничего не получается.
Татринцев: — Надо резать.
Сидельников: — А потом?
Татринцев: — В третьей роте возьмешь. Если не получится, завтра сходим к чипку, разденем кого-нибудь. Старшина отпустит, ему главное, чтоб по отчетности все сошлось. Давай?
Сидельников: — Черт с ним. Давай.
ЗТМСтрой солдат в казарме. Перед ними за столом восседает майор — толстый кучерявый мужик в очках с круглым бабьим лицом и визгливым голосом.
— Солдаты, — говорит он, — я обещаю вам, что никто из тех добровольцев, которые дадут свое согласие служить на Кавказе, не попадет в Чечню. Я набираю команду в хлебопекарню, я обещаю вам, что вы поедете со мной в Беслан и будете печь булочки на хлебозаводе. Есть будете от пуза. Кроме того в Чечне сейчас нет войны, там сейчас перемирие. И все эти восемьдесят погибших в сутки, о которых говорят средства массовой информации — ложь. Большинство из них погибает по своей глупости. Итак. (он открывает штатное расписание роты) Рядовой Татаринцев Владимир Александрович, вы согласны служить на Кавказе?
