Аркадий Бабченко - Война
— Что, едем уже, товарищ капитан?
— Сейчас, только Ивенкова дождемся.
Узнав, что ситниковского ординарца еще нет, Артем успокоился.
Лезть на мокрую броню не хотелось, и он остался внизу. Ожидая Ивенкова, Артем стал обивать сапоги о колесо, до последнего оттягивая момент, когда придется снять перчатки, схватиться рукой за мокрый поручень и вскарабкаться на осклизлый бэтээр, холодный даже на вид.
Артем пару раз стукнул прикладом по броне:
— Эй, водила!
— Чё? — Незнакомый чумазый механик–водитель высунулся из люка, недружелюбно посмотрел на Артема.
— Хвост через плечо. Дай под задницу чего–нибудь, а то броня мокрая.
Водила нырнул в люк, завозился там. Через минуту оттуда вылетела засаленная подушка, прокатилась по броне и упала прямо Артему под ноги, в небольшую лужицу. Артем выматерился. Двумя пальцами брезгливо поднял подушку и попробовал вытереть ее о борт. Глина только размазалась. Он снова выругался и закинул подушку обратно на машину.
Из палатки галопом выскочил Ивенков и, выпучив глаза, побежал к ним. В каждой руке он волочил по «шмелю» и по две «мухи», которые били его по ногам. Артем скинул перчатку, быстро залез на бэтээр, принял у Ивенкова «шмели», «мухи», рацию, протянул ему руку, и они спиной к спине плюхнулись на грязную подушку.
— Поехали! — сказал Ситников, и водила, дернув бэтээр, повел его по направлению к Алхан — Юрту.
Дождь усилился. Бэтээр, натужно ревя двигателем, полз по метровой разъезженной колее. Грязь из–под колес килограммовыми комьями фонтанировала в низкое небо, шлепалась на броню, летела за шиворот, в лицо. Больше всего попадало на шедшую впритык за ними машину девятой роты, и Артем улыбнулся, глядя, как пехота материт дурака–водителя. Потом водиле настучали по шапке, и он отстал.
Катающаяся по броне каска стукнула Артема по бедру. Он поймал ее, вылил скопившуюся дождевую воду и надел: хоть шапка чистой останется.
Ивенков толкнул его локтем в спину:
— Артем! Слышь, Артем!
— Чего?
— Закурить есть?
— Есть.
Он полез в нагрудный карман бронежилета, долго искал курево и спички среди сухарей, сухого спирта, патронов и еще бог знает чего, наконец достал помятую пачку «Примы», вынул две сигареты и протянул одну Ивенкову. Повернувшись друг к другу и прикрывая огонек ладонями, они прикурили.
Сигарета в мокрых руках быстро размякла, стала пропускать воздух. Артем сплюнул скопившийся на губах табак, прикрылся каской и поглубже залез в воротник бушлата. Ремень автомата он намотал на руку, а стоящую на броне станцию прижал ногой. Один наушник, слушая эфир, надел на левое ухо, второй задвинул на макушку. В эфире ничего не было. Артем пару раз вызвал «Пионера», потом «Броню», но никто не ответил, и он выключил станцию, чтобы не сажать аккумуляторы.
Медленно уплывавшее назад серое чеченское поле, обложенное со всех сторон тучами и туманом и не имевшее ни начала, ни конца, навевало тоску. Дождь мелкой изморосью плевался в лицо, стекал по каске и капал за воротник; снизу, из–под колес бэтээра, в лицо летела грязь.
Артем уже был насквозь мокрый и чумазый. Сырые, не державшие тепла перчатки противно липли к рукам, заскорузлый воротник натирал кожу на щеках, броня резала спину.
«Бред какой–то, идиотский сон», — подумалось ему. Что он здесь делает? Что он, москвич, русский двадцатитрехлетний парень с высшим юридическим образованием, делает в этом чужом нерусском поле, за тысячу километров от своего дома, на чужой земле, в чужом климате, под чужим дождем? Как он попал сюда? Зачем? Зачем ему этот автомат, эта рация, эта война, эта жирная чеченская грязь вместо теплой чистой постели, аккуратной Москвы и нормальной снежной, белой и красивой зимы?
Нет, его здесь нет, по всем нормальным логическим законам его здесь нет и быть не должно. Здесь же все нерусское, другое, ему тут просто нечего делать! Какая к богу в рай Чечня, где это вообще? Это точно сон, бред собачий.
Или сном была Москва, а он всю жизнь, с самого рождения, вот так вот и трясся на броне, привычно уперевшись ногой в поручень и намотав на руку ремень автомата?
Артем достал еще одну сигарету.
Интересно, как быстро он привык ездить на броне. Поначалу хватался за все поручни, цеплялся за все выступы, и все равно его кидало по бэтээру, как носок — по стиральной машине. Но уже через неделю тело Артема само стало находить оптимальные позы, и теперь он мог сидеть в любом месте движущейся машины, хоть на стволе пушки, — КПВТ — почти ни за что не держась и никогда не падая.
Вот и сейчас бэтээр швыряет из стороны в сторону по ямам и лужам, а они с Ивенко- вым, удобно полулежа на броне, покуривают, расслабленно свесив одну ногу, и в ус не дуют. Дождь только, зараза, достал, и грязь эта…
Артем позвал Ивенкова. Тот повернулся, глянул вопросительно. Артем заорал ему на
ухо:
— Слышь, Вентус, скажи, куда мы едем? Ты ж в штабе постоянно тусуешься, знаешь
все.
— Под Алхан — Юрт.
— Это понятно. А чего там? Чего Ситников–то говорит?
— «Чехи» там. Басаев. Из Грозного по руслу реки ушли, человек шестьсот, в Алхан- Юрте на вэвэшников наткнулись. Их там сейчас зажали.
— Тьфу ты, черт, это–то я понял! Ты лучше скажи: мы что, Алхан — Юрт брать будем?
— А черт его знает. Вроде нет пока, в засаду едем. Их вэвэшники брать будут, надавят с той стороны, а они на нас выйдут. Тут мы их и расколбасим.
— Что, одним взводом?
— За нами еще минометка идет, потом там наша пехота уже стоит, девятая рота или «семерка», не помню.
— Да, неслабое движение. Похоже, серьезная война там будет.
— Похоже.
Поле наконец кончилось. Колея, последний раз извернувшись, выкинула их на трассу.
Бэтээр чихнул, дернулся и, загудев движком, стал набирать обороты. Шины скинули с себя налипшие пуды глины, зашумели по асфальту. Грязевой фонтан прекратился.
Артем достал сухарь, разломил его напополам, протянул Вентусу. Зажевали.
Под колесами бежала федеральная трасса «Кавказ». Та самая, про которую он так часто слышал в новостях на гражданке. Это название — федеральная трасса «Кавказ» — раньше всегда Артема завораживало. Звучит. Что–то в нем было такое, величественное, как Император Всея Руси. Не просто царь, а Император. Не просто дорога, а Федеральная Трасса.
Теперь он ездил по ней сам, и ничего федерального или величественного в ней не находил — обычная провинциальная трехполоска, давно не ремонтированная, разбитая воронками и заваленная ветками, жалкая, как и все здесь, в Чечне.
Слева замелькали разбитые дома Алхан — Юрта. На одном из них, полуразрушенном белом коттедже с минаретовскими башенками по углам, зеленой краской с ошибкой была выведена метровая надпись: «Рузкие — свиньи». Снизу, такими же метровыми буквами, кто- то сделал приписку углем: «Хаттаб — чмо». Артем стукнул Вентуса в бок, показал на надпись. Заулыбались.
Бэтээр скинул скорость, вновь свернул на проселок и, пробравшись через огромную лужу, остановился около стоявшей на ее берегу бытовки, со всех сторон обложенной мешками с песком. Труба, торчащая из забитого фанерой окошка, выпускала ленивый домашний дымок. Около кухни толпились солдаты.
Ситников окрикнул их, спросил, где ротный. Те показали на бытовку. Начштаба приказал ждать его на броне и спрыгнул.
Артем встал, размялся, выискивая знакомые лица, и начал разглядывать толпу около кухни. Никого не узнал и тоже пошел к бытовке — покурить, потрепаться, послушать последние новости.
Около рукомойника, поблескивая белым телом, с полотенцем через плечо стоял Васи- лий–пэтэвэшник, попинывая пустые бачки из–под воды, валявшиеся в грязи. Лицо его было уныло.
Артем подошел к нему. Поздоровались, приобнялись.
— Ну, чего, Вася, рассказывай, как жизнь молодая.
— Хреново. Снайпер, падла, засел где–то в лесочке и шмаляет почем зря. А полчаса назад с гранатометов накрыли. Я как раз от кухни шел. Ну, в канавку скатился, так граната, представляешь, в двух шагах от меня в лужу шлепнулась. Всего грязью окатили, козлы, — Василий обтер голову ладонями, показал испачканные глиной пальцы. — Во, видал? На голове хоть картошку сажай. Козлы! И воды нет… — Вася обернулся в сторону кухни, поискал там кого–то, снова пнул пустой бачок. — Где этот Петруша чертов, только за смертью посылать.
Артем улыбнулся. Голый белый Вася с темным, продубленным ветром лицом и руками, словно в перчатки упрятанными в несмываемую грязь, выглядел смешно.
— Ладно, не ругайся. А ты чего, в пехоте, что ли, теперь?
— Да нет, нас «семерке» на усиление придали, мы вон там стоим, — Василий кивнул на недостроенный особняк, метрах в пятидесяти от позиций роты. Из заложенных кирпичом окон торчали ПТУРы противотанкового взвода.
— Ого, неплохо устроились! Мишка с тобой?
