Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Мог поймать в прицел снайпер с эстакады, хотя она осталась в стороне. Могли быть и мины, о которых лучше не думать. Полз, сжимая в руке «лимонку», тащилась по земле тяжелая кавалерийская шинель, в которой удобно спать, но для боя одежка неуклюжая.
До пулемета оставалось немного. Он дал пристрелочную очередь, затем заработал во всю силу, посылая двадцать пуль в секунду. Черт с ним, пусть стреляет. Значит, фрицам не до них.
Но произошло неожиданное. Вдруг показалась голова немецкого солдата в массивной каске, следом плечи и готовый к стрельбе автомат. Иван от неожиданности оцепенел. Понял одно: автомат его в момент прикончит, старый наган не поможет. Раздумывал недолго, все решали секунды. Закричал истошным голосом:
— Взвод, ура! Бей фрицев!
Выкрикивал что-то еще. Рассчитал верно. Немец не стал рисковать и мгновенно присел, успев дать короткую очередь. Когда опомнится, либо снова высунется со своим МП-40, либо бросит гранату. Кто кого опередит!
Иван лихорадочно выдергивал кольца из «лимонок» и кидал их одну за другой. Ударили несколько взрывов подряд, кто-то вскрикнул. Белка вскочил и, путаясь в полах шинели, перебежал через насыпь.
Возле опрокинутого станкового пулемета МГ-42 ворочались два раненых солдата. Немец с автоматом лежал немного в стороне и снова пытался подняться.
— Ты кого убить хочешь? — кричал Иван, выдергивая из-за отворота шинели зацепившийся за подкладку наган. — У меня двое детей малых. Я тебя, сволочь…
Выдернул, цепко перехватил рубчатую рукоятку потертого до белизны нагана и нажимал раз за разом на спуск. Попал в горячке или нет, непонятно. Но бежало на выручку отделение и стреляло на ходу. Немец так и не успел подняться, добили и пулеметчиков.
На минуту задержались. Сдернули с убитых часы, подобрали гранаты. Иван сбросил шинель. Понял, что в дальнейшем бою она будет только мешать. Сержант Зосимов одобрил:
— Правильно. Сейчас и в гимнастерке не холодно, а то таскаешь на себе хламиду до щиколоток. В ней только путаться. К вечеру бушлат найдем.
Еще посоветовал:
— Возьми у фрица автомат. Ты же теперь десантник, с автоматом сподручнее. Пользоваться умеешь?
— Я-то? С сорок второго воюю.
Иван Белка попал на передовую 30 декабря сорок второго года и уже на следующий день был ранен в первой своей атаке. Успел раза три выстрелить и упал, срезанный пулеметной очередью. Сегодня он немецким пулеметчикам отомстил.
Подобрал прикладистый МП-40, выдернул из подсумка убитого немца три запасных магазина. Пошарил за голенищем сапога, извлек еще два и блестящий нож-кинжал.
— Молодец, Белка, — оценил действия подчиненного Зосимов. — С пулеметным расчетом лихо разобрался. А нож десантнику всегда нужен. Объясни мне только, почему закричал, когда немца увидел? Со страху, что ли?
— Другого выхода не было, — пожал плечами Иван. — Он бы меня опередил. Я «лимонки» в руках держал, а у него автомат наготове. Прикончил бы в момент. Пока кольцо выдернешь, пока запал сработает… Я и решил, лучше заорать погромче. Сам испугался, но и фриц растерялся. Выиграл минуту и «лимонками» их компанию забросал. Не слишком точно, но всех оглушил.
— Находчивый ты парень, хоть и ростом мелкий, — засмеялся Никита Зосимов. — Я бы, пожалуй, не догадался.
— У тебя автомат, товарищ сержант. Ты бы отбился. А у меня вся жизнь перед глазами промелькнула. Умирать-то не хотелось, вот и закричал, немца с толку сбил.
— Ефрейтор наш тоже две гранаты бросил, но в спешке кольца не выдернул. Ладно, научится. А теперь бегом к эстакаде.
Бой продолжался. Зажатые с двух сторон немецкие солдаты, в том числе старики из фолькштурма, отступали. Наученные опытом прошлой войны, уходили умело, прикрывая друг друга огнем.
Узел обороны, отмеченный на карте под названием «эстакада», продолжал огрызаться огнем. Стреляли несколько пулеметов, три противотанковые пушки. Танки ближе пятисот метров приближаться не рисковали, маневрировали, посылая снаряды в те места, откуда вели огонь пушки.
Спрятанные в бетонных укрытиях 75-миллиметровки стреляли довольно точно. Подбили еще один танк.
Самоходки Чистякова и Корсака, загрузившись снарядами, открыли огонь прямой наводкой. Мощные взрывы доламывали эстакаду, обрушивая бетонные плиты, асфальтовые пласты. Замолчала одна, вторая пушка. Пехота, замыкая круг, нанесла удар с тыла.
Эстакаду захватили. Командир роты десанта Олег Пухов рассматривал с вершины окрестности. Хорошо виден был мост Мольтке, пересекавший неширокую мутную Шпрее, сжатую каменными и гранитными плитами.
Заполненная талой водой, река бурлила, закручивая в водоворотах деревянные обломки, ветки деревьев, тела людей. Спрятанные за каменным парапетом, вели огонь 105-миллиметровые гаубицы, тяжелые немецкие самоходки «штурмгешютце».
Танковая атака батальона Шаламова выдыхалась. Из укрытий приземистые верткие «хетцеры» сумели поджечь еще одну «тридцатьчетверку». Залегла под минометным огнем пехота.
Апрельский день клонился к вечеру. Из-за реки дали несколько залпов шестиствольные реактивные минометы. Одна из тяжелых мин порвала гусеницу на самоходке Толи Корсака, вывернула колесо.
Пришел приказ закрепиться на занятых позициях. Люди были настолько измотаны, что встретили его без особой радости.
Чистяков вместе с Глущенко вскарабкались на эстакаду. Сумерки мешали разглядеть, что там впереди. Тянулись в разные стороны пулеметные трассы, доносилась канонада. В бурлящей воде Шпрее отражались блики осветительных ракет.
Глава 9. Мост Мольтке
Гарнизон Берлина продолжал упорную и безнадежную оборону города. Трудно было представить более разношерстное и многонациональное войско. Здесь воевали четыре тысячи шведов из дивизии СС «Нордланд», подразделения австрийцев, венгров, западные украинцы, власовцы. В Берлине насчитывалось 300 подразделений фолькштурма и гитлерюгенда.
Не следует преуменьшать их боеспособность. В гарнизон входили также элитные части СС, десантники, артиллерийские полки, батальоны тяжелых танков и штурмовых орудий. Несмотря на то что к 25 апреля город был полностью окружен частями Красной Армии, накал боев не снижался.
Можно долго рассуждать о причинах такого упорства. Но я назову несколько очевидных фактов. В Берлине находились два миллиона мирных жителей, большинство солдат считали, что спасают их от варваров-большевиков.
Многие офицеры и солдаты (особенно войск СС) хорошо знали, что им предстоит отвечать за массовые казни заложников и военнопленных, карательные операции. Власовцы тоже не рассчитывали на пощаду.
Кроме того, до последних апрельских дней ходили упорные слухи, что грядет великий переворот в войне. Много говорили о сверхбомбе, которая изобретена, вот-вот будет пущена в ход, сжигая целые русские дивизии и корпуса.
Большие надежды возлагались на 12-ю танковую армию генерала Венка. Обычную танковую армию, мощь которой раздули до невиданных размеров. Изображали чуть ли не армаду бронетехники, способную нанести смертельный удар русским. Слухи эти подогревал сам фюрер, повторяя: «Вот скоро ударит Венк, и тогда все изменится».
Танковая армия Венка была разгромлена до 26 апреля, а ее остатки бежали и сдались американцам.
Ходили слухи о подготовленной втайне операции «Клаузевиц», что-то вроде всеобщего восстания немецкого народа, который погонит русских завоевателей с германской земли.
Гитлер и его окружение не знали реальной обстановки и практически потеряли управление войсками. В рейхсканцелярии царила неразбериха, издавались противоречивые приказы, которые некому было выполнять. Фюрер писал свое политическое завещание, некоторые из его соратников вели тайные переговоры с союзниками. А солдаты на улицах Берлина продолжали умирать, защищая доживающий последние дни Третий рейх.
В течение нескольких дней танковая бригада, тяжелый самоходно-артиллерийский полк Пантелеева (он получил звание полковника) и пехотные части вели упорные бои в северной части города, пробиваясь к реке Шпрее.
За ней находилось превращенное в крепость огромное здание МВД (гестапо). Уже виднелся купол Рейхстага, который защищали пять тысяч солдат и офицеров, артиллерия и танки.
Погиб командир третьей батареи капитан Петр Семенович Тырсин. Один из самых опытных и перспективных офицеров полка. Простой и хороший человек, которого все уважали.
Улица, на которой его «зверобой» угодил под выстрел фаустпатрона, называлась Моабитштрассе и шла с северо-запада через город к мосту Мольтке.
Петр Тырсин знал, насколько опасно продвигаться среди развалин, огрызающихся огнем. Дорогу перегородил бетонный бункер, где два орудия и несколько пулеметов вели плотный огонь. В двадцати шагах горела «тридцатьчетверка», лежали тела погибших танкистов и десантников.
