Александр Авраменко - Огненное лето 41-го
— Шо, товарыщу лейтенанту, то мени в нибо на цьём летуни подыматися?
— А как же!
— Ни, це мэни не можно. Ось на земли я б з циэю железякою справытись мог, а у ниби — ни, це нияк не можно.
Прямо невезуха какая-то. Упёрся, как баран лбом в новые ворота — «не можно» да «не можно» — и всё тут. А приказом его отправлять — только хуже будет. Нужен такой, который сам в небо хочет и высоты не боится. Идём к командиру полка, Леон Давыдович что-то бурчит, потом заявляет:
— А чего с вами возится, вон у меня начальник особого отдела давно просится в небо слетать, его и берите.
Немая сцена. Как же им командовать? Всё-таки старший по званию, да из другого ведомства… Между тем плащ-палатка, прикрывающая вход в блиндаж раскрывается, откинутая сильной рукой, и на пороге появляется сам майор. Подслушивал, мать его ети!
— Чего засмущались, летуны? Раз надо, значит полетим. Комиссара бы с вами отправить, чтоб личным примером значит, увлекал и доказывал, да он, зараза, в самолёте блюёт. Пробовали уже. Когда летим?
— Сейчас, товарищ майор.
— Значит, летим. Командир, скажи, чтоб дали мне чего-нибудь лётное. Дуть ведь будет…
* * *…Мотор ревёт. Прожигаю свечи и даю полный газ. Чебатурин пристроился на брезентовом сиденье позади меня — механики молодцы, постарались. Ракета! Отпускаю тормоза, и машина начинает движение. Выруливаю на старт. По бокам пристраиваются ребята. Машины полнёхоньки гостинцами для немцев. Под крыльями грозно ощетинись «РС», бомбы забили кассеты. Ждите нас фрицы, мы идём в гости!
Особое внимание Олегу — на его «ИЛе» полтонны фосфора. Жуткая вещь, особенно, если на кожу попадёт. Вот только гранулы маленькие, потому и бросать их надо с высоты не более двадцати метров, иначе будет просто большой пшик. Всё сгорит в воздухе, не долетев до земли.
Высота тридцать метров. Я увеличиваю скорость, одновременно начиная крутить «восьмёрку», как мы называем наш противоистребительный манёвр. Ведущий самолёт, то есть я, с небольшим креном скользит то влево, то вправо, а ведомые по очереди выходят на противоположную от моего курса сторону — получаются эдакие ножницы.
Труднее всего приходится ведомым, поскольку их двое. Чтобы не было опасной сутолоки, им приходится соблюдать осторожность или делать манёвр по очереди. А вот как ее выбрать, эту очередь — загвоздка. Но вроде решили, так что, летим.
«Особняк» видит наши манёвры, но не реагирует. Это хорошо: хуже нет, когда не знаешь, а командуешь. Видно, понимает, что в воздухе пилот царь и бог, а он здесь пока пассажир. Вот когда немцы, не дай Бог появятся, он своё слово в нашу защиту скажет, а пока…
А вот и колонна. Повезло, недолго мы в воздухе болтались. Обычно нас никогда на свободную охоту не пускали, а тут вот, в честь такого события… Вся дорога забита тупоносыми грузовиками и танками. Тоже тупыми. Наши округлые, чехи, правда, тоже — единый славянский дух, видимо. А у тевтонов — всё рубленное, гранёное, угловатое…
Щёлк! Запоздало смаргиваю. Прямо на лобовой плите фонаря появляется белое пятнышко — пуля угодила, отметину оставила.
А в следующий миг воздух вокруг словно вскипает, мимо проносятся огненные струи «эрликонов», вспухают чёрными облаками разрывы крупнокалиберных зенитных снарядов. Вот выучка у немцев, и минуты ведь от начала атаки не прошло!..
Вражеские зенитчики ведут просто жуткий огонь. Попадание, еще одно и еще. Вижу, как от плоскостей летят какие-то клочья, но все равно доворачиваю машину прямо на быстро увеличивающийся в размерах немецкий «Pz-III», вдавливаю кнопку пуска «РСов».
Вздымается гигантский огненный шар, в разные стороны летят охваченные пламенем обломки. Ухожу на второй круг под солнце, освобождая Сашке место для работы. Он тоже выпускает свою порцию реактивных снарядов, увеличивая количество подбитых и подожженных машин. Олег заходит… жуткое зрелище! В момент распыления фосфор вспыхивает в воздухе, и огненное облако летит вниз. Кажется, что горит сам «Ил», или ангел Смерти мчится по воздуху, оставляя за собой огненный след…
На втором заходе расстреливаем боезапас пулемётов и пушек до трассеров, забитых, как говорится, за «пятьдесят до конца». Домой. Не встретили «мессеров», не испытали кормовую установку… вот только никого расстройства по этому поводу нет — целее домой вернёмся. И так механикам ночь не спать, дырки шлёпать…
Насчет «целее» — накаркал таки — вываливается левая «нога». Попали всё-таки, гады… Ладно, доковыляем, хотя лететь становится погано. У винта-то левое вращение, поэтому машину и так постоянно тянет в ту сторону, а тут еще выпущенное колесо добавляет сопротивление…
С содроганием открываю кран шасси, лёгкий толчок — и правая стойка становится на место. Плюхаюсь на поле и сразу рулю в сторону ожидающих из обслуживающего персонала. Вернулись… Петрович озабоченно ходит вокруг машины, пока остальные помогают выбраться Чебатурину: «особняка» немного умотало с непривычки.
— Товарищ старший лейтенант, а нельзя было поменьше машину уродовать? Вон, у ваших напарников дыр в два раза меньше.
— Так я же ведущий, Петрович.
— И что?
— Вот они все в меня и лупят. А ребятам только остатки достаются. Ты же меня знаешь, я жадный, как тот хохол со склада боепитания: всё до себэ, всё до себэ.
Смеёмся… Это нормально — нервная разрядка. Сейчас у меня еще и руки начнут трястись. Пожилой Петрович достанет из портсигара папиросу, прикурит и сунет её мне в рот — это наш ритуал. А потом… потом мне станет страшно… Настолько страшно, что положенные сто граммов лишь немного притупят этот страх. Но будет ночь, я положу голову на подушку, набитую травой, её запах и горьковатый аромат успокоит меня и позволит уснуть. А утром снова.
Вперёд, ребята, или вы хотите жить вечно?..
Глава 27
Неизбежная суматоха при сборах прекращается очень быстро: все бегут на склад и получают оружие. Прямо с подошедших машин сгружают ящики, тут же вскрывают их и выдают бойцам винтовки. Командир полка надрывает глотку, пытаясь добиться, чтобы пулемёты выдавали только стрелкам-радистам.
Куда там! Все шарахаются от них, словно от чумы. И немудрено: вместо знакомых и надёжных «дягтерей» привезли настоящие музейные экспонаты «Шоши», «Льюисы», даже «Мадсены». Может, с точки зрения историка оружия они и представляют какой-нибудь интерес, но в смысле использования на поле боя — практически нулевой.
Правда, имеется парочка неплохих американских «BARов», явно трофеев польского похода, вот они ещё пригодятся. Несмотря на низкий темп огня — машинки надёжные и дальнобойные. Между тем первоначальная суета сменяется кое-каким порядком, строятся экипажи, роты, батальоны…
— Столяров! Сейчас подойдут артиллеристы, пойдём с ними.
— Ясно, товарищ подполковник!
— А пока объясни людям, что немцы прорвали фронт, и мы — единственная надежда спасти положение.
— Товарищ подполковник, я же не политрук!
— А нет у нас политрука. Забрали только что.
— За что?!
— За паникёрство…
— Ясно… Тогда… извините, товарищ подполковник, но раз такое дело, то, пожалуй, не стоит вообще людям накачку давать. Просто объяснить задачу, и всё. А что за артиллерия?
— Полк ПТАБ. Пушки у них какие-то, правда, странные, но снарядов — хватает.
— А почему странные, товарищ подполковник:
— Да «ЗИС-2». Слышал?
— Нет…
— Вот и я — нет. Но и нормальные тоже есть. Тяжёлые, правда, но тем лучше…
* * *…После усиленного марш-броска на тридцать километров мы занимаем позицию возле какой-то деревушки. Беленные мелом невысокие домики, заборы, тополя. Торчит «журавль».
Мы устраиваемся на окраине, перекрывая дорогу, по обочинам которой готовим позиции. Бойцы торопливо начинают рыть ячейки, но я, памятуя прошлое, командую отставить и отмеряю командирам батальонов участки для сплошных траншей. Хватит с меня этого безобразия! Когда боец один в окопе — ему страшнее вдвойне. Ни финны, ни немцы не роют ячеек, а уж воевать они умеют. Только окопы, и только сплошной линией!
Ворчание пресекаю сразу, пригрозив расстрелять ослушников за невыполнение боевого приказа. Это действует, и вскоре люди уже скрываются по пояс в земле. Одновременно намечаем позиции для пулемётов, прикидываем, где поставить орудия.
— Товарищ майор! Пыль сзади!
— Приготовиться к бою! Противник с тыла!
Неужели обошли?! Но нет, это подходит артиллерия. Командир курсантов[5] — молодой полковник Исидор Кац, но он не кичится своими петлицами, а сразу принимает старшинство Федорчука, поскольку и он, и я уже успели понюхать пороху. Зато пушек много, целых двадцать штук! А сзади на подходе ещё столько же, но более тяжёлых, калибром 203 и 107-мм. Модернизированные «Виккерсы» и «Шнейдеры». Тяжёлые гаубицы загоняем на позиции поддержки, а длинноствольные «француженки» ставим замаскированными во дворах.
