Александр Авраменко - Огненное лето 41-го
Обзор книги Александр Авраменко - Огненное лето 41-го
Александр Авраменко
Огненное лето 41-го
Моему деду, пограничнику в 1941-м.
Второму деду, пропавшему при эвакуации в блокадном Ленинграде.
Книга первая
«Малой кровью, на чужой земле…»
Человек склонился над водой
И увидел вдруг, что он седой.
Человеку было двадцать лет.
Над лесным ручьем он дал обет
Беспощадно яростно казнить
Тех убийц, что рвутся на восток.
Кто его посмеет обвинить,
Если будет он в бою жесток?
А. Сурков, Западный фронт, 1941Пролог
…Вираж. Глиссада. Ухожу на горку. Не отстаёт, сволочь! Ну же, давай, родимый! Давай! Выноси!!! Двигатель захлёбывается от непосильной тяжести, свистит в дырах фонаря кабины ветер. От беспрерывных очередей Flak-системы отлетают обломки плоскостей. Неужто меня просто распилят, как тогда! Ну уж нет! Не выйдет! Сумасшедшее скольжение, откидываю скобу и совмещаю риски на капоте с изрыгающей смерть установкой. На, скотина! Получи!!! Израненный самолёт вздрагивает в последней надежде избавиться от новых ран, штурмовик трясёт всей мощью бортового залпа. Кажется, будто он даже застывает на мгновение в воздухе от силы отдачи, но это просто обман чувств. Огненные полосы трассеров утыкаются в немецкую позицию… Есть! Получил! Глаз успевает уловить на сумасшедшей скорости уносящийся назад багрово-чёрный гриб детонации боезапаса. Уход на новый круг. Вираж. Ещё один заход. И ещё один…
— Слева! Да слева же!!!
Но массивная махина КВ не успевает среагировать: в начавшую разворачиваться башню втыкается раскаленная болванка. Вспышка, сноп высеченных ударом искр… Взлетают крышки башенных люков, вырванные адской силой взрыва боеукладки, из всех щелей вырывается короткий высверк пламени. Могучая машина на неуловимый глазом миг будто вспухает, тут же вновь принимая свой обычный размер. Засада! Точно засада! Нам дали войти в ложбину, заранее пристрелянную зенитками, а сейчас бьют в упор, смеясь над неуклюжими русскими танками, застрявшими в болотистой луговине. Идиоты! Сволочи! Зачем! Ну почему нельзя было наступать чуть в стороне, по твёрдой земле? А теперь остаётся лишь бессильно грызть кулаки и пытаться отстреливаться, пока не наступит твой черёд гореть в смрадном пламени соляра…
Глава 1
…Ну вот, снова на меня наш особист косится. А я что, виноват разве? Нет, ну вообще-то, конечно, виноват, правда, не пойму, отчего моё происхождение так ему поперёк горла? Ну, матушка моя норвежских кровей, вот и удался в неё, настоящий викинг. Метр восемьдесят ростом, и весом под добрый центнер. Откуда же такой здоровый взялся? Родом-то с Севера, с Мурмана, как испокон веков Кольский полуостров называют.
Батяня мой, военный инженер, еще до революции железку здесь строил. Молодой был, когда в Колу по служебным делам приехал, да так тут и застрял. Метель, ураган… У нас знаете, как бывает? Ого-го! Как заметёт, так мало не покажется! Ну вот, пошёл с горя молодой офицер в кабак возле церкви. Зашёл, глянул — и пропал. Утонул в синих глазах молодой норвежки. Покряхтели её родители, попыхтели, а деваться-то и некуда. Так и пришлось дочку за русского отдать.
Вот и появился я на свет, полунорвег, полурусский. Правда, всё честь по чести имя русское, а фамилию матушка еще до меня батину взяла. Так что стал я Александр Николаевич Столяров, одна тыща девятьсот шестнадцатого года рождения. В семнадцатом брат у меня появился, Володька, ну, а после того, как интервентов выгнали, сестрёнка подоспела. Тут уж матушка моя батяне условие выдвинула сыновья — его, а дочка — мамина. Так что трое нас в семье я, брат и сестрёнка моя младшая, Кристина. В честь бабушки.
Родня наша вся в СССР живёт, есть такой небольшой рыбацкий посёлок, прямо на самом берегу Залива. Эх, и красивые там места! Пока я на службу не пошёл, на баркасах в море ходил, треску таскал, так что знаю, как нелегко хлебушек рыбацкий добывается. Когда колхоз образовался, председатель мне лично трудодни за взрослого закрывал, а повестка пришла — по собственной инициативе благодарность в военкомат прислал. Так и написано: «Александру Столярову колхоз „Тарма“ выражает благодарность за ударный труд». Горжусь!
А я так скажу Север — край суровый. Если не будешь в полную силу да на совесть трудиться — долго не протянешь. Да и люди тебя не примут. Но если видят, что работаешь честно, с открытой душой — всегда помогут, в любой ситуации поддержат. Так уж мы там приучены.
Я вот, например, потихоньку ещё два языка выучил норвежский да финский. А чего Матушка помогла, да друзья мои деревенские. Поначалу, как везде заведено, дрались мы, ох как дрались! Помню, как-то домой пришёл — нос распухший, губа наискось рассечена, про фонарь под глазом вовсе молчу. Бабка меня пытать кто, да что, да за что… Ничего не сказал — моё, мол, это дело — и все тут! Сам разберусь. Зато после, когда помирились, друзья — не разлей вода стали. Вместе сети из губы таскали, вместе треску шкерили. Треску — это потому, что к палтусу нас и близко не подпускали. Там туша — кило под двести, хвостом даст — мало не покажется.
Когда школу закончил, вызвали меня на беседу в военкомат. Грамотный такой разговор получился — батяня мой тогда в колхозе немалую должность занимал, видно посодействовал, но мне не сказал. Словом, поехал я в восемнадцать лет на учёбу. В танковое училище меня направили, в то, что под Питером, возле станции Чёрная Речка. Там я три года и отбарабанил — экзамены, между прочим, все на «отлично» сдал! Ни одного «хорошо» не было!
Ну, а дальше? Присвоили мне младшего лейтенанта, шпалу на петлицы прикрутили — и вперёд, взвод принимать. Попал я, как отличник боевой и политической, в Ленинградский военный округ, в 20-ю тяжёлую танковую бригаду, на «Т-28». Видать, за мои размеры, поскольку в двадцать шестой я уж точно бы не уместился. Хотя и их, конечно, изучали.
Так вот и служил — как родители и Север приучили, на совесть. Поначалу, честно говоря, несладко приходилось — машины ещё сырые, толком необкатанные, многие и вовсе с заводским браком. К нам в бригаду часто с Кировского завода специалисты приезжали, ремонтом занимались. Да ещё и «повезло» мне — достались танки чуть ли не самого первого выпуска, аж тридцать четвёртого года, те, что ещё с «либерти». Ох, и намучались мы с ними! Но — освоили, конечно, как иначе? Комсомольцы не отступают! А там и рекомендацию в Партию мне старшие товарищи дали…
И всё бы хорошо было — «расти страна, богатей народ», как говорится — да не по нутру оказалось это проклятым империалистам. Натравили они на СССР Финляндию. Помню, нам тогда комиссар рассказывал, что на границе чуть не каждый день провокации то наряд пограничный обстреляют, то контрабандисты пойдут, а уж изменники-шпионы всякие чуть ли не косяками прут.
Вождь наш, товарищ Сталин, пытался было этих финских буржуев успокоить-урезонить, да Паасикиви, сволочь, на англичан с французами понадеялся, вот и полыхнуло войной. Ещё как полыхнуло! Сколько народу полегло, сколько техники погубили, сволочи! И вот ведь, что обидно — не сами же капиталисты против нас-то шли, а одурманенный ими простой народ Суоми бился! Такие же, можно сказать, рабочие да крестьяне, что и мы… Э-эх…
Вот на этой войне я с братом впервые с того времени, как в армию ушёл, и встретился. Нет, матушка, конечно, писала, что Сашка по моим стопам пошёл, вот только не землю он выбрал, а небеса. Летуном, то есть, заделался.
Мы как раз к Хонканиеми шли, где ребята из тридцать пятой лёгкой танковой бригады с белофиннскими танками схлестнулись, но под миномётный обстрел попали. Ох, крепко нас тогда в оборот взяли — пришлось даже воздушную разведку вызывать!
Пилот, молодчина, два раза ходил, пока не нашёл и не проштурмовал гадов. А вот напарника у него ранили, так что пришлось садиться. Подошел я с ребятами, глянул — брательник родной, не может быть! Вовка! Так и встретились…
Ну, батарею-то мы подавили, однако к разъезду уже не успели, там и без нас всё закончилось. Но ордена себе заработали! Сначала под Пирю навстречу «виккерсы» вылезли, аж целых две штуки, потом, когда уже на станцию ворвались — целый состав целехоньких французских «рено взяли». Семнадцать штук, между прочим, не абы как!
За такие подвиги командир наш представление и написал: мне на «Красное Знамя», бойцам — «За Отвагу!» Ну и соответственно за зимнюю компанию всем отдельная медаль.
Вот на награждении мы с Володькой опять и встретились. Сначала, как водится, награды боевые обмыли, а уж после всю ночь в гостиничном номере просидели, проболтали. А утром опять по своим подразделениям…
Ну а дальше? Дальше прибалтийский поход был, а как он закончился — нас сюда и отправили, в Светлогорск, на Западную границу. Симпатичный город, зеленый, военных много. А где военные там, сами знаете, всегда порядок. Одно только плохо: военный городок еще толком не отстроен, так что живем пока в палатках. Впрочем, мы все к этому с большим понятием относимся? граница новая, укреплять срочно требуется — до удобств ли? Потерпим, не впервой…
