Владимир Масян - Замкнутый круг
— Хлопчики меня не выдадут, — всхлипывая и шмыгая носом, еле ворочал языком охотник. — Я никогда никого не обижал. Верь мне, ради господа Иисуса нашего, Клим.
— Не мели ерунды, сосед. Слово сказано, дело сделано. Оставайся и живи. Тебя никто не тронет. Я позабочусь.
Он неуклюже взгромоздился на лошадь. Долго не мог попасть правой ногой в стремя. Наконец уселся, подобрал поводья и, не говоря больше ни слова, поехал со двора. Его чуть сгорбленная, долговязая фигура проколыхалась над плетнем и растворилась в кромешной темноте. Только неровное шлепанье тяжелых лошадиных копыт еще долго и гулко отдавалось в ночи.
«Надо было попросить у него папирос», — пожалел Борис. От грубого самосада, какой курили в банде, у него начинал болеть желудок.
На следующий день, когда уже подходили к городу, Кудлатый рассеял последние сомнения Боярчука. Пряча глаза, попросил:
— Скажи Сидору: на краснопогонников наскочили. Илью, мол, вроде как убили. Видели, он упал под пулями. Тебе сотник поверит.
— К чему такая перестраховка?
— Береженого — бог бережет! Про убитых не спрашивают. Значит, охотник наш ни в каких протоколах больше не всплывает. Клим — мужик тертый. Дело знает.
— А если власти проверят?
— Власти? Милиционер в этих местах единственная власть пока. На кого покажет, того и возьмут.
— А эти? — Боярчук показал на шедших впереди Панаса с Михасем.
— Они давно ничего не видят и ничего не знают. — Помолчал и неохотно добавил: — Пока не прижмет.
— Ладно, — согласился Борис. — Я скажу Сидору.
Казалось, Кудлатый и не ожидал другого ответа. Остановился, вставил в волосатый рот крученую цигарку и, отвернувшись от ветра, прикурил. Порыскал в кармане своего френча, достал вторую короткую самокрутку и, вымученно улыбаясь, протянул Боярчуку.
* * *В кабинете начальника отдела кадров управления было темно. Лишь небольшая стеклянная настольная лампа освещала часть рабочего стола и кожаные кресла перед ним. Но Ченцов в мгновение ока узнал человека, сидевшего на месте начальника.
— Павел! Снегирев!
— Здравствуй, паря! — Из-за стола вышел коренастый человек в штатском, но с безукоризненной военной выправкой. — Не ожидал?
— С Ульяной что-нибудь? — не удержался Ченцов.
— Что ты! — Снегирев поймал застывшую в воздухе руку Ченцова и крепко затряс ее. — Твоя Ульяна — молодчина. Врагу не пожелаешь таких болей. А от нее и звука никто не слышал. Кремень.
— Извини, я подумал… — Неуклюже обнял Василий Васильевич старого друга.
— Ничего, ничего… Вельский говорит, что вытянет, сколько будет возможно. Может быть, даже домой отпустит.
— Не дождусь, наверное…
Снегирев понимающе помолчал, усадил Ченцова в кресло, сам сел напротив, не выпуская его рук из своих ладоней, сказал:
— Иногда, знаешь, неожиданное облегчение наступает.
— Все равно дома лучше, чем в больнице.
Снегирев сочувственно покачал головой. Некоторое время посидели молча, как бы отдавая дань уважения тяжелобольной.
— А к нам зачем, если не секрет? — наконец решился спросить Ченцов.
— Для тебя не секрет, потому как приехал я по твою душу.
— Донос?
— Рапорт.
— Полковник Груздев задерживается по этому рапорту?
— Уже знаешь? Откуда? — очень удивился Снегирев.
— Обижаешь, товарищ полковник.
— Ну да! Извини. — Снегирев отпустил руки Ченцова и откинулся в кресле. — Были основания предполагать подобное?
— Худшее, конечно, нет. — Изменил тон и Ченцов. — Остальное… Неужели сызнова начинается?
— Мы, Василий, оперативные работники…
— Винтики?
— Мне не нравится твой тон!
— А мне не нравится, когда подозревают боевого полковника.
Снегирев опять дружески склонился к Ченцову.
— Мне тоже не нравится. Но зачем же орать, товарищ подполковник. Я и приехал сюда, чтобы разобраться во всем.
— После того, как дело сделали? Впрочем, чего это я!.. — Василий Васильевич потер виски. — Хорошо хоть тебя прислали.
— Сам вызвался, — заулыбался Снегирев. — Надо же когда-то отдавать долги.
Ченцов только небрежно махнул рукой.
— Дело серьезнее, чем ты себе представляешь, — остановил его Павел. — Крупная банда в твоем районе до сих пор не ликвидирована. Больше того, она действует. И довольно успешно. А вот ваши действия ставятся под сомнение.
— Ваши — это чьи?
— Твои и полковника Груздева, как принимавшего личное участие в разработке операций.
— Вот уже и заговор сколочен, — невесело усмехнулся Ченцов.
— Брось ты, Василий, ершиться! Там, — Снегирев ткнул пальцем в потолок, — нужны факты, а не эмоции.
— Полная ликвидация банды Сидора — дело нескольких дней.
Снегирев задумался. Потом, закрыв глаза, проговорил:
— С неделю я, пожалуй, могу протянуть. Но на большее не рассчитывай Кстати, я мог бы принять участие в операции. Так сказать, для личного засвидетельствования!
— Здесь война, Павел, — устало сказал Ченцов. — Настоящая. А на войне, если помнишь, убивают.
— Тем более! — вскинулся Снегирев. — Через два дня я буду у тебя в отделе. А пока расскажи мне подробно о своей работе…
Уже заполночь, прощаясь с другом, Ченцов, как бы между прочим, спросил:
— Рапорт пришел из управления?
— Нет, паря, из твоего департамента.
— Капитан Смолин?
— Ты хорошо знаешь своих людей.
— Я хотел просить полковника Груздева, чтобы Смолина уволили из органов госбезопасности как морально нечистоплотную личность.
— Вот как! — удивился Снегирев. — Выходит, эта личность определила тебя на повороте.
— Хотел дать ему еще один шанс.
— Пришли его завтра ко мне. Посмотрим, что за фрукт.
— Он уехал сегодня в Глинск для организации засады на раскрытой явке бандеровцев. Подожди до конца операции.
— Хорошо. Может, и лучше, что он там будет сидеть. Сидеть в засаде, — и Снегирев многозначительно подмигнул Ченцову.
* * *Как ни хотел, но идти один Сидор не решился и взял с собой нового адъютанта. По приказу сотника, Сова, замотав лицо платком, обрядился в женское платье.
Сам же приклеил под нос длинновислые усы, надел седой парик, достал пыльный кафтан с вшитым «горбом» и оперся на костыль. В этом наряде в свое время Гроза удачно побирался у городской церкви, выведывал у словоохотливых старух последние новости советской жизни и, клянча у солдат папироски, прося подвезти в какой-нибудь хутор, легко узнавал, куда направляются краснопогонники. Что ни говори, а в находчивости и изворотливости Грозе равных не было. А погиб нелепо, при загадочных обстоятельствах.
И тут Сидора словно током пронзило. Как же это он раньше не подумал об этом. Ведь вместе с Грозой погибли Саливон Пращак из Здолбицы и Цыган, пришедший из-за кордона. Обоих похоронили на кладбище в селе. А где труп Грозы? Кто вообще видел помощника убитым? Краснопогонники никогда не увозят с собой трупы, а оставляют их для опознания и захоронения местным жителям. Так был ли Гроза среди убитых?
Сидора даже в жар бросило. Он снял парик и наорал на Сову, который моментально испарился из схрона.
Мысли, одна мрачнее другой, приходили в голову сотника. Теперь, если представить, что Гроза жив и скрылся, можно было даже долгое отсутствие Капелюха после боя на мельнице связывать с этим. Заговор? Обманули, обвели вокруг пальца, как мальчишку!
— Сова! — истошно позвал он адъютанта.
В проеме показалась грязная вихляющая фигура женщины.
— Раздевайся, дурак!
— В каком смысле? — опешил Сова.
— Идиот! Мы не пойдем сегодня в Глинск.
— И-хи-хи! — закатился Сова. — А я… хи! А я… хи!
— С твоей-то рожей, болван! — Сидор больно пнул адъютанта в зад. — Позови Боярчука. Живо!
— Так они еще утром с Кудлатым в город ушли, — почесывая ушибленное место, Сова отскочил к выходу.
— А, черт! Теперь уже не догнать.
— Что-нибудь случилось!
— Подожди, не переодевайся, — вдруг передумал Сидор. — Сейчас пойдешь в Здолбицу.
— Днем?
— Я сказал: сейчас! — Сотник в нетерпении ударил кулаком по столу.
— Слухаю, пан сотник!
— Разыщешь Кристину Пилипчук. Скажешь, чтобы срочно, немедленно связалась со Степанидой Сокольчук, запоминаешь?
— А як же, пан сотник!
— Кровь из носа, скажешь, надо узнать у Гнатюка… Ну, Митрофана, дьякона здолбинского…
— Так вин же в тюрьме у чекистов, — ужаснулся Сова.
— Не спрашивай, а запоминай, что велю! Скажешь: узнать у Гнатюка — видел ли он труп Грозы своими глазами? И нет ли у него подозрений, что Гроза мог остаться живым? — Господи Иисуси! — Адъютант ушел.
Но и сидеть, томясь в неизвестности, у Сидора не было сил. Сомнения кислотой разъедали душу, путали в голове мысли. Выпив кружку самогона, он, взяв охрану, отправился к Попятных.
