Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага
— А колы ты вив його до хаты, вин хрюкав чи ни?
— Хрюкал, хрюкал. Он даже визжал от удовольствия, — отвечал Сыроежкин.
— Ух и врать мастак, — хвалил Сыроежкина Ворыхалов.
Бойцы поели, покурили, отдохнули, и кое-кто хотел было уже прилечь.
Я велел собираться:
— Пора, ребята. Делу время — потехе час.
Местность была лесистая, глухая, и мы двигались по урочищу среди белого дня. Впереди, как всегда, шла разведка. Она вела нас по дороге, протоптанной когда-то нашим братом — партизаном.
К вечеру вышли к сожженной деревне Белевица на реке Великой. Трудность переправы заключалась в том, что река Великая в этих местах зимой не замерзала. Мы вышли к неглубокому броду метров пятнадцати в ширину. Но лезть в ледяную воду никому не хотелось.
На другой стороне виднелись разрушенные постройки хутора Калинки. Разведчики первыми разделись, вошли в воду, бегом проскочили на тот берег и, прыгая на месте, чтобы согреться, торопливо стали одеваться. Потом они гуськом пошли к хутору. Мы не двигались, ожидая их сигнала. Разведчики осторожно обошли постройки и долго что-то обсуждали, размахивая руками. Затем от них отделился связной и спешно направился к реке. Значит, что-то случилось. Навстречу связному вышел наш человек.
— Что там? — спросил он.
— Скажи командиру: наткнулись на свежие следы. В случае чего — прикройте нас! — крикнул с того берега связной.
— Ладно! Идите, не бойтесь.
Сообщение разведчиков нас насторожило. На той стороне партизан быть не могло. Следы явно принадлежали врагу.
Не дожидаясь результатов разведки, мы с Соколовым тоже переправились через реку, чтобы осмотреть следы.
Снег вокруг строений был плотно утоптан. Кругом валялись окурки сигарет. Внутри развалившегося строения остались отпечатки ножек ручного пулемета. Судя по всему, немцев было человек пятьдесят. Здесь сидела неприятельская засада, которая ушла перед нашим приходом. Но куда ушли немцы? Может быть, к лесу, а может быть, они притаились где-нибудь дальше? Идти по их следу опасно, а тащиться по целине с повозками — дело очень тяжелое.
Разведчики прошли до леса и вернулись к хутору.
— Да, немного не дождались они нас, — сказал Поповцев.
Начинало смеркаться. Я велел переправлять отряд. Вскоре мы двигались по опасной тропе к шоссе Пустошка — Опочка. Прошли по вражескому следу около пяти километров, а потом свернули к озеру Езерище, где нам посчастливилось выйти на укатанную автомобилями дорогу.
Через некоторое время отряд приблизился к деревне Зуи. Немцев в ней не оказалось. Жители встретили нас радушно.
В Зуях нам пришлось побывать еще в первую военную зиму, и хотя нас никто здесь не признал, чувствовали мы себя по-хозяйски уверенно.
Местные жители посвятили нас во все новости. Из разговоров с ними мы поняли, что положение в районе напряженное, однако дела складывались не в пользу оккупантов. Население теперь твердо верило, что в ближайшее время сюда придут советские войска. Это было главное.
Даже продажные шкуры — полицейские заметно изменились. Они огрызались на замечания своих немецких хозяев, приторно лебезили перед населением, старались смягчить всякую обиду, нанесенную когда-либо человеку. Предатели чувствовали скорую расплату.
Из местного населения никто больше не поступал на службу к врагу, и немцы вынуждены были привозить откуда-то власовцев, выдавая их за вольных казаков.
В Зуях нас предупредили, что немцы и власовцы заняли почти все крупные села. Они отрядами ездят по деревням, выискивая партизан и коммунистических агитаторов.
Нам было известно, что в этих краях действует партизанская группа под командованием Сковроды. Еще за несколько дней до нашего похода командир Идрицкого партизанского отряда Никаненок упомянул эту показавшуюся нам смешной фамилию. Собираясь в Пустошкинский район, мы заручились письмом на имя Сковроды с просьбой оказать нам всяческое содействие.
Сковроду удалось найти на другой день. Мы встретились с ним в деревне Стайки через специального человека, адрес которого вручил мне Назаров.
Сковрода не очень обрадовался, когда узнал, что в его владения прибыло столько партизан.
— Тесновато будет, но ничего, — сказал он.
Ночью люди Сковроды повели наш отряд замысловатыми путями в лес, к землянкам. Мы долго петляли по густому заснеженному ельнику, пока наконец добрались до места. В лесу, недалеко от реки Алоли, еще с осени были вырыты две землянки. Нам предложили большую из них. Жилище, где предстояло нам обосноваться, походило на погреб, в котором храпят овощи. Внутри было темно, и, кроме поставленной на попа бочки, служившей печью, да снопов ржаной соломы, густо разбросанных по земляному полу, ничего не было. Однако землянка понравилась всем. Тепло, мягко, никакая вьюга нипочем. А что еще нужно нам, партизанам!
Бойцы затопили печь, смастерили светильники-коптилки, и жизнь пошла своим чередом.
В углу, под соломой, Петя Зеленый обнаружил гармонь.
— Ого! Живем, ребята! — крикнул он, растягивая меха.
Все очень обрадовались, но вскоре выяснилось, что играть на гармони никто не умеет. Она переходила из рук в руки.
— А ну-ка, Леша, потурлыкай ты. Может, что получится, — говорил Петя Зеленый пулеметчику Окуневу.
— Не-е, я только на пулемете играть могу. — отказывался тот.
Мы невольно вспомнили своих погибших гармонистов — Федю Попкова и Володю Волкова. Вот если бы сейчас они были с нами…
Спали рядами, прижавшись друг к другу. Было очень тесно и, если кто переворачивался на другой бок, переворачивались все. Чтобы не простудиться, спали в одежде и в валенках. Так было и удобнее, потому что ночью по очереди ходили в караул.
В целях безопасности выставляли на подступах к землянкам двойные посты. Часовые инструктировались строго, так как в случае внезапного нападения наша гибель была неминуема. Землянки представляли собой хорошие ловушки.
На другой день, утром, к нам зашел Сковрода.
— Как спалось, что снилось? — весело спросил он.
— Спасибо. Лучшего не желаем, — хором ответили бойцы.
В тот же день устроили совместный обед. Хозяева вынули из тайников лучшие припасы.
— Ешьте, хлопцы, от пуза, — угощал нас лесной повар.
Много дней провели мы вместе. Нам полюбился этот небольшой спаянный коллектив. Интересно, что у половины его бойцов была такая же фамилия, как у командира. Иногда смешно получалось. Например, кричат: «Сковрода» — выбегает связной. Оказывается, вызывают пулеметчика. В другой раз требуют повара — бежит разведчик. Даже когда я поехал с самим командиром в деревню Зуи, мы и там столкнулись со Сковродами.
— Это моя родная деревня. У нас здесь почти все партизаны, — пояснил он.
Сковродовцы имели тесную связь с народом. Население уважало их и оказывало им всяческую помощь.
Занимаясь разведкой, мы заодно заготавливали продовольствие. Сковрода хорошо знал, где какой староста подготовил для сдачи немцам хлеб и мясо. Мы навещали эти деревни и там, на месте, «переадресовывали» продукты…
Деревенские старосты часто просили нас выдать им для оправдания соответствующий документ, что мы с удовольствием делали. Вот, например, какие расписки оставляли мы:
«Настоящая расписка дана немецкому коменданту в том, что мы, партизаны, взяли у старосты одного бычка, две овцы, двух свиней, отобранных у народа и приготовленных для сдачи немецким оккупантам. Обижаться не советуем, взамен этого фюрер пришлет вам свою, германскую, свинью. Ауфвидерзейн!»
Находясь как-то в разведке, мы проходили вблизи знакомой деревни Кряковка. И, несмотря на то, что она была окружена плотным кольцом немецко-власовских гарнизонов, решили заглянуть туда. Пусть видят люди, что мы живы и продолжаем бороться против фашистов. В деревню со мной пошли Поповцев и Ворыхалов. Поздним вечером, миновав заставы противника, подошли к знакомому дому. Хозяева еще не спали. В доме тускло горела лучина и был слышен глухой шорох.
Постучали в окно. В сенях заскрипели половицы, звякнула щеколда.
— Кто здесь? — послышался знакомый голос.
— Принимай гостей, мамаша. Старые знакомые пожаловали, наверно, признаете, — сказал я, переступая порог.
— Кто же вы такие?
Мы вошли в избу и нарочно обратились к свету, чтобы хозяйка могла видеть наши лица. Я увидел в чулане самодельные жернова и понял, почему был слышен из дома шорох.
— Господи. Сынки родные! Да неужто вы живы! — всплеснула руками хозяйка.
— Пока живы, — улыбнулся Ворыхалов.
— Надо же! Третью зиму воюете с ворогами и — живы-здоровы. Уж не молитва ли вас хранит?
— Мы заколдованы от пули, мамаша, она нас стороной обходит, — смеясь, ответил Поповцев.
— А где же тот веселый паренек, который покурить любил.
