Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага
— А где же тот веселый паренек, который покурить любил.
— Коля Горячев?.. Погиб весной.
— Ой, лихо! Такой молодой и погиб. Вот, поди, мать плачет.
— Нет у него матери. Сирота он.
Хозяйка утерла выступившие слезы.
— Когда война кончится, на могилку сходите к нему, цветов снесите.
— Мы школу назовем его именем и памятник поставим, когда война кончится. Пусть кувшиновцы гордятся своим комсомольцем, — сказал Поповцев.
Мы рассказали хозяйке об успехах Советской Армии и велели передать всем односельчанам, что наши войска скоро придут сюда.
— Ох, скорей бы, сынки мои. Надоело все. То немцы, то полицаи, а то вот наехали какие-то казаки-власовцы, изменники. Житья нету. Убивают да грабят. Вот видите, по ночам украдкой зерно мелю. А днем, чтоб антихристы не заходили, больной притворяюсь. Они больных боятся.
На прощание хозяйка сунула нам по большой румяной лепешке.
— Дай бог вам здоровья.
— Спасибо, мамаша, после войны увидимся…
Забавный случай произошел с нами на следующий день. Мы выехали в разведку вверх по реке Алоле. Резвая пегая кобылка подвезла нас к большаку Глубокое — Красное. Только сошли с саней, чтобы осмотреть дорогу, как вдруг увидели немецкую машину. Она медленно удалялась, оставляя за собой на обочине толстый резиновый шнур, черной змейкой ложившийся на землю. Это немецкие солдаты решили протянуть между штабами кабель. Едва машина скрылась за поворотом, мы принялись рубить его. Но этого нам показалось мало.
— Давайте смотаем, — предложил кто-то из ребят.
Не прошло и двух минут, как наша лошадь бежала по большаку, а мы, сидя в санях, подбирали кабель. Немцы разматывали, а мы следом сматывали. Так проехали с километр. Кабеля набралось полные сани. Мы обрубили его и отвезли в лес. Кабель хороший, шестижильный. Но что с ним делать, не везти же с собой? Взяли и сожгли.
— Теперь немцы пусть позвонят… — смеялись бойцы.
Постепенно наш отряд заготовил много зерна, муки, мяса. Теперь оставалось благополучно доставить груз до места. Для этой цели мы раздобыли еще тройку коней.
Ко дню нашего выхода из лесного лагеря Сковроды число вражеских гарнизонов в округе увеличилось. Помня о переправе через реку Великую и о засаде, которая там была, решили избрать другой путь.
Недалеко от лагеря в деревне Ермолово через реку Алолю был мост. Если бы нам удалось переправиться по нему, не нужно было бы переходить в брод реку Великую. Загвоздка состояла в том, что в этой деревне часто останавливались немцы.
Рано утром мы выслали к Ермолово наблюдателей, а сами начали готовиться к ночному походу: погрузили на повозки заготовленный провиант, увязали мешки. Лошадям в этот день вместо сена дали овес: им нужно было набраться сил.
Сковродовцы ходили грустные: за это время они подружились с нами и не хотели расставаться.
Во второй половине дня к землянкам пришли связные от наших наблюдателей. Они доложили, что в деревне противника нет.
Бойцы тепло распрощались со своими друзьями — местными партизанами, в последний раз окинули взглядом лесное пристанище и, понукая коней, тронулись в дорогу. Нам хотелось засветло подтянуть обоз к краю леса, чтобы с наступлением темноты проскочить мост.
Уже смеркалось, когда лесная дорога вывела отряд к широкой ложбине. Здесь нас встретили Беценко, Ворыхалов и Жорка Молин, находившиеся в наблюдении.
— Как дела? — спросили мы.
— Все в порядке, — ответил Беценко.
Еще раз проверили исправность повозок, разрешили людям перекурить и, не тратя времени, выслали на мост разведку с группой прикрытия. Пошли Соколов, Поповцев, Разгулов, Бычков и еще четверо бойцов. До моста метров четыреста. Разведчики скрылись в темноте. Через пять минут двинулись и мы. Когда половина нашего обоза вышла в поле, на мосту у мельницы раздалась стрельба.
Мы остановились. Стреляли из пулемета и автоматов. Пули, посвистывая, летели в нашу сторону.
«Засада», — подумал я.
На той стороне, по всей деревне Ермолово, загрохотали выстрелы. Вверх взвились сразу несколько ракет, Мы с трудом развернули в сугробах коней, чтобы уйти под прикрытие леса.
Вскоре подбежали посланные на мост ребята.
— Немцы… засада, — сдерживая дыхание, сказал Соколов.
Подошел смущенный Беценко.
— Их там не було. Мы ж дотемна дивилися. Никого не бачили, — виновато сказал он.
К счастью, внезапная встреча с противником закончилась благополучно. Разведчики вернулись невредимыми. Было ясно, немецкий отряд только что прибыл в Ермолово. Враги еще не успели расположиться, иначе несдобровать бы нашим людям.
Что предпринять? Возвращаться обратно к землянкам — значит привести немцев к лагерю сковродовцев. Решаем идти по старому маршруту. Ночь еще впереди, и мы можем успеть переправиться вброд через Великую. Несколько километров идем по густому лесу. Глубокие сугробы затрудняют движение. Порою кажется, что не будет ни конца ни края этой изнурительной дороге.
К полуночи подходим к большому полю, останавливаем усталых лошадей. Привал.
Где-то далеко лает собака, доносится пение петухов. Заходить в деревню нельзя: почти всюду стоят вражеские гарнизоны.
Опять сворачиваем в сторону и по компасу направляемся к шоссе. Рассвет застает нас за озером Езерище в пяти километрах от переправы. Место малонаселенное, и, если не будет погони, вполне можно укрыться и отдохнуть в ближайшем лесу. Ноги подкашиваются от усталости. К обеду кое-как добираемся до переправы. Оставляем в лесу обоз с несколькими бойцами, а сами идем к реке. Вот и хутор Калинки, где не дождалась нас в прошлый раз вражеская засада. Делим отряд на две части и, взяв оружие на изготовку, подходим к постройкам. Если немцы здесь, они никак не ожидают партизан с этой стороны.
На хуторе фашистов нет. Подтягиваем повозки к реке и начинаем переправу. Двое бойцов, раздевшись, заводят в воду лошадь. Дойдя до середины реки, она фыркает и останавливается.
— Но! Но! — кричат наперебой партизаны, но лошадь не в силах сдвинуться с места. Раздеваются еще четверо и начинит таскать мешки с повозки на берег. Так происходит с каждой повозкой. Всем без исключения приходится побывать в ледяной воде. После переправы, чтобы не простудиться, гоним коней что есть мочи, а сами бежим возле повозок. От нас, как и от лошадей, валит пар. Километра через три останавливаемся, разжигаем костер и начинаем сушиться.
9. Лоховня
Через двое суток отряд прибыл в деревню Бакланица. Как всегда, партизаны радостно приняли нас. Спать не ложились до поздней ночи. Много разных новостей накопилось за время разлуки. Оставив себе необходимый запас провианта, командование бригады приняло решение раздать хлеб голодающим погорельцам. Наделили продуктами и жителей томсинского склепа. Народ горячо благодарил партизан.
В середине февраля обстановка заставила нас уйти в лес к латвийской границе. Там, между речками Исса и Синяя, имелся заболоченный хвойный массив, называемый Лубьевским лесом. Рядом находилось урочище Лоховня. Слово Лоховня нам нравилось больше, и мы решили распространить это название и на Лубьевскую зону. Этот малонаселенный район в летнее время был недоступен ни конному, ни пешему. Большое количество незамерзающих окон требовало и зимой особой осторожности.
Прилегающие к лесному урочищу деревни: Лубьево, Куньево, Ломы, Рубаны, Поповка, Мироеды, Опросово — давно были сожжены немцами. Оставшиеся в живых люди скрывались от врага в лесных землянках.
Наша бригада пришла в Лоховню в то время, когда там уже дислоцировались бригады Бойдина, Вараксова, Гаврилова, Халтурина. На севере Лоховни, в Красногородском районе, действовал отряд Жукова, а у границы — латышские партизаны под командованием Самсона.
Мы выбрали место в густом лесу, в двух с половиной километрах от бывшей деревни Лубьево. Место подобрали удобное, сухое. Достали у погорельцев-беженцев пилы: топоры, лопаты и стали мастерить землянки. Три дня долбили и копали мерзлую землю, пилили деревья. На четвертый землянки были готовы.
Иозеф, посматривая на заклубившийся из труб дымок, в шутку говорил:
— Штадт[1] Лоховня.
Так это название и сохранилось за партизанским поселком на долгое время.
Недалеко от нашего лагеря была ровная поляна. Проезжая как-то мимо нее, Назаров посмеялся:
— Вот и Тушинский аэродром под боком.
Слово «аэродром» навело на мысль о самолете, который в то время был нам очень нужен. В штабе бригады скопилось много ценных документов и других бумаг, добытых у немцев при различных обстоятельствах. Все это необходимо было отправить на Большую Землю командованию Советской Армии.
В тот же день бойцы, немного разбирающиеся в авиации, осмотрели поляну и пришли к выводу, что использовать ее для посадки самолетов можно.
