Утешение - Гаврилов Николай Петрович

— Я не знаю, — ответила Ольга. — В Бамуте почти не было детей.　

Сказала и тут же вспомнила чеченку в разорванном на спине платье, дым от горящего дома, неземные глаза мальчишки. И крик: «Уйди от наших детей! Не ищи здесь своего выродка. Убили его наши сыновья. И если бы у тебя было семеро детей, всех семерых бы убили…»

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

ПРАВДА

Май 1995　

Командный пункт в Ханкале разросся до огромных размеров. Машины — кунги, палатки, колючая проволока, часовые. Стояла густая жара, солнце жгло, лица у солдат были красными от загара. Листва на деревьях покрылась пылью. Самое плохое— Славу было не найти, он со своими разведчиками воевал где-то в горах.　

— Я не знаю такого сотрудника. Похож на актера Тихонова? — усмехнулся недавно командированный в Чечню офицер контрразведки, к которому чудом попала Ольга. — Даже не представляю, о ком вы говорите. В любом случае это было до меня.　

Он сидел за столом, возле локтя лежала коротковолновая рация, которая периодически моргала огоньком и шипела. Несмотря на открытые окна, в кабинете было душно. Ольга стояла посреди комнаты в косынке и легком ситцевом платье, купленном на местном рынке.　

— Посредник в январе? — переспросил офицер. — Знаете, сколько народа здесь сменилось? И сколько таких посредников приходило… Конкретизируйте вопрос.　

Наверное, он соскучился по обществу женщин, поэтому еще не выпроводил ее из кабинета.　

— У посредника был список. В списке фамилия моего сына, — терпеливо повторила Ольга. — У полевого командира, на которого указал посредник, таких пленных никогда не было. Вопрос простой: мне надо поговорить с тем посредником. К сожалению, я не знаю его данных. Но они должны быть у вас. Мне надо знать, откуда в этом списке фамилия моего сына? Где-то же они ее взяли…　

— А я вам это могу сказать, — неожиданно легко произнес офицер. — Я с таким сталкивался. Никакой загадки. Все гораздо прозаичнее. Судя по всему, те люди, которые, по вашим словам, хотели произвести обмен, просто тянули время. Скорее всего, какой-то развод. А данные вашего сына… Это просто. Первое, данные взяты из листков, которые расклеивает по всему городу Комитет солдатских матерей. Ваш сын наверняка там значится. Второе, как бы вам ни было тяжело об этом думать, — это документы. Их могли взять с убитого. Простите. Третье, списки в штабах от командиров подразделений. Выбирайте любой вариант. От себя скажу, что самое простое — это листки о розыске от Комитета солдатских матерей. Они и сейчас висят. Вы, конечно, можете попытаться найти вашего водителя молокозавода, если он действительно водитель, но поверьте, вы упретесь в стену.　

Он говорил, и Ольга понимала, что в его словах есть правда. Имя, фамилия и номер подразделения ее сына действительно были в листках, расклеиваемых на каждом углу. «…Просьба ко всем, кто располагает информацией об этих военнослужащих, обратиться…» Но это было слишком просто, чтобы в это поверить и вообще остаться без надежды. Он был прав. Никакой загадки. Только Леша не его сын…　

— Спасибо, — коротко сказала Ольга, повернувшись к двери.　

— Подождите. Вы ведь только что из Бамута? С вами кто-нибудь беседовал? — догнал ее вопрос офицера.　

— Да. Армейская разведка, — ответила Ольга и вышла из кабинета. 　

Хотелось в церковь. Постоять в намоленной тишине, среди покоя икон, найти ту уверенность в поддержке неба, которую она чувствовала в храме со стрельчатыми окнами в канун Рождества в Томске. Но в церковь в Грозном она так и не дошла. Да и события разворачивались так, что о своих желаниях пришлось забыть.　

Через несколько дней после возвращения Ольги из Бамута в гостиницу Грозного-Северного явилась Наташа Белецкая. Не сиделось ей в Москве. Зашла в комнату в своих растоптанных кроссовках, в которых ходила и зимой, и летом. Одета в непривычные здесь джинсы и черную застиранную майку. Без платка. Волосы, как всегда, растрепаны. Во рту жвачка. Журналистка как будто специально игнорировала местные традиции. Ольга не сомневалась, что при въезде в какое-нибудь село она могла и накраситься.　

— Еле к вам пустили без пропуска. Я на минутку. Таксист возле КПП ждет, — объявила Наташа, когда после объятий и слов благодарности от Ольги они вышли в коридор поговорить наедине.　

Корреспондентка рассказала, что срочно приехала из Москвы, ей пообещали интервью с Басаевым. Из Назрани добралась в Ведено, где находилась его база. В ожидании, когда ее примут, прошлась по селу и в поисках интересных кадров заглянула в местную больницу. Оказалось, что там в отдельной палате лежит русский солдат.　

— Говорят, бой был, — округлив глаза, рассказывала девушка. — После боя чеченцы пошли добивать раненых. Ну и он там лежал. Добили… А когда шли обратно, смотрят — еще живой. Хотели по второму разу добить, но кто-то сказал: «Значит, это воля Аллаха». Привезли его в больницу. Я возле него около часа просидела. Объясняю: «Давай адрес, матери напишу», а он лицо отвернул и только слезы из глаз текут… Ольга Владимировна, мне намекнули, что его могут отдать родственникам. Без выкупа, без пиара — просто так. Вот только не говорит он адреса, да и времени нет. Его надо срочно в какой-нибудь крупный госпиталь. И я подумала о вас. Может, вы как его родственница объявитесь? Хороший парень, жалко его…　

Как-то не соответствовала в этот момент Наташа собственному закругленному на своем «я», немного циничному образу, скопированному с коллег-журналистов. Уехать из села, где тебе обещано долгожданное интервью, поехать наудачу в Грозный, проезжая с таксистом все командировочные, и это не ради события и кадра, который потом все окупит, а ради помощи какому-то раненому солдату, которых здесь сотни и снимок которого в редакциях Москвы и за доллар не возьмут. Раньше она старательно пряталась от чужой беды, а тут неожиданно для себя впустила ее в сердце.　

— Я поеду, — просто и коротко ответила Ольга. — А он дорогу перенесет?　

— Не знаю.　

— А на чеченских постах нас с ним пропустят?　

— Понятия не имею, — честно призналась девушка.

— Ой, Наташа… — улыбнулась Ольга. Она радовалась за девушку. — А в этом Ведено еще пленные есть?　

— Да, и много. И по всем горным селениям…　

Если служение выбирает человека, оно уже не даст ему покоя. Постоянно будет подсылать людей, ситуации, показывать цели. И оно же даст силы. Нельзя его отвергать.　

— Поехали, — кивнула Ольга и пошла собирать сумку.　

Ехали очень долго. Куда ни посмотришь — горы. Переходящие дорогу стада овец, пастухи на конях с автоматами. Несмотря на открытые окна, в салоне машины было очень жарко. Наташа сидела на переднем сиденье и всю дорогу болтала без умолку, то с Ольгой, то с водителем. На неподконтрольной территории она чувствовала себя свободно, а Ольга боялась. Ей хватило Бамута. Но ей казалось, что, если она поможет этому парню, ее сыну тоже поможет другая мать.　

Селение Ведено столетиями считалось оплотом мятежей. В XIX веке Шамиль погубил в этих местах армию графа Воронцова. Село разрушалось и сжигалось, отстраиваясь заново. По местным меркам, немаленькое село с центральной улицей в несколько километров, с большим рынком, где на прилавках мед и турецкие свитера, сигареты и видеокассеты. На глаза везде попадались вооруженные боевики. Ольга нервничала. Остановились возле комендатуры.