Иван Сотников - Днепр могучий
— Нет, ничего не нужно. Вы кто?
Фред вскинул на него глаза, и вдруг остолбенел. Черный генерал! Вот так встреча!
— Капитан Дрюкер, господин бригаденфюрер, начальник карательного отряда…
Гилле перестал глядеть по сторонам и уставился на офицера. Дрюкер невольно вздрогнул. Какие страшные ледяные глаза!
— Где я вас видел? — спросил Гилле.
Фред торопливо напомнил про встречу у хутора на Днепре.
— Почему же вы не пришли ко мне? Я ведь вас звал, кажется?
— Я был ранен, долго лечился…
— Приходите теперь, получите роту.
Фред почтительно щелкнул каблуками.
Всю дорогу до Богуслава он был на седьмом небе. Теперь он будет «викингом», обязательно будет. Нужно же было случиться такому счастью!
3Нет, все складывалось не так, как хотелось Маттенклоту, и глухое раздражение не оставляло генерала. В конце концов, он отвечает за всю группировку, на его совести судьба двух корпусов, ста тысяч солдат. Почему же с ним не считаются? И разве не безумие оставлять его здесь, в корсунской западне? Нет, он не уступит. Решение верно и бесповоротно — или он добьется своего, или подаст в отставку.
Эта решимость несколько приободрила и успокоила генерала. Не откладывая дела, он еще раз позвонил фельдмаршалу и настойчиво повторил свою просьбу, обстоятельно изложив мотивы. Командующий терпеливо выслушал. Маттенклоту даже слышно его дыхание. Что он скажет сейчас?
Манштейн отвечал, не повышая голоса. Корсунский выступ держать любой ценой. Сил у Маттенклота достаточно. Резервы Манштейна всегда готовы прийти на помощь. К чему же паника? Да и русским теперь не до крупных операций. В такую погоду невозможно маневрировать. Русская зима может, оказывается, помогать и немцам. Потом он, Манштейн, советует заглянуть в только что полученный номер «Фелькишер беобахтер». Доктор Геббельс как раз пишет про Днепр, и не считаться с этим тоже нельзя.
Маттенклот расстроился. Как же понять эту карусель? «Фелькишер беобахтер», Геббельс, Берлин… Все очень далеко и очень условно. А Ватутин и Конев рядом, и их мечи направлены прямо в сердце и спину Маттенклота. Положив трубку, он торопливо развернул газету. Где тут про Днепр? Ах вот… Генерал глубоко уселся в кресло и стал читать. Статья была длинной и путаной. Но смысл ее ясен. Большевикам не оттеснить немцев от Днепра. Близится время новых немецких ударов. А повара наших войск и поныне черпают воду из Днепра. Одним словом, держаться и ждать. Маттенклот отбросил газету. Нет, он должен доказать свою правоту. Должен!
Приказав готовить самолет, Маттенклот пригласил к себе командира другого армейского корпуса — генерала Штеммермана и вызвал командиров дивизий подчиненных ему войск.
Командира корпуса он принял в столовой, приветливо поздоровался, усадил за стол. Высокий и худощавый Штеммерман неуклюже опустился в глубокое кресло. Сжав тонкие губы большого рта, он сдержанно слушал Маттенклота, лишь изредка поддакивая ему и соглашаясь с его доводами. Штеммерман тоже согласен пожертвовать выступом, спрямить фронт. Но он солдат и считает, что нужно подчиняться любому приказу. Маттенклот с досадой замахал рукою, разгоняя сигарный дым. Тем не менее, продолжал Штеммерман, он готов во всем поддержать своего коллегу и начальника.
У Маттенклота сразу отлегло от сердца. Значит, уже двое. Теперь он спокойнее сможет лететь к командующему, чтобы настаивать на своем решении. Штеммермана, как старшего из генералов, он просит возглавить войска обоих корпусов во время его отсутствия. Маттенклот же либо добьется своего, либо уйдет в отставку. Он не уступит.
Вошел адъютант и доложил:
— Командиры дивизий собраны.
Маттенклот и Штеммерман прошли в соседнюю комнату. Генералы встали. Маттенклот со всеми поздоровался за руку, пригласил сесть. Он заговорил с ними тихо и вкрадчиво. Напомнил Волгу, Курск, Киев. Он не запугивал, но старался предупредить о новых опасностях. Их может породить корсунский выступ. Он изложил свою точку зрения, которую будет отстаивать перед командующим.
Закончив, Маттенклот обвел присутствующих долгим пытливым взглядом. О чем они думают сейчас? Впрочем, гадать не нужно. Противников у него здесь немного. Это прежде всего командир дивизии «Викинг» Герберт Гилле. Маттенклот в упор поглядел на Черного генерала. Этот, конечно, не одобряет. Он верит лишь фюреру, и никому больше. И кто знает, пока Маттенклот будет докладывать свои соображения командующему, не полетит ли донос Гилле прямо в Берлин. У него надежные связи. Всем же известно, в какой оборот попал Гилле год назад меж Волгой и Доном. Его разбили там вдребезги. Казалось, ставка ничего не простит этому авантюристу. А что получилось? Он всех перехитрил — взял и написал письмо адъютанту Гитлера. Всех обвинил, а себя выгородил. Всем досталось, а его наградили. Изощренный интриган! А его «викинги» — головорезы и разбойники.
Вот еще генерал-майор Дарлиц, командир 57-й пехотной дивизии. На этого тоже плохая надежда. Чванлив, заносчив. И хоть у него немного заслуг перед фатерляндом, зато в составе его дивизии находится знаменитый 199-й полк — «полк Листа», которым фельдмаршал Лист командовал еще в империалистическую войну. А в этом полку в чине ефрейтора служил тогда Адольф Шикльгрубер — нынешний фюрер великой Германии. Поэтому Дарлиц считал себя избранным, незримыми узами связанным с самим Адольфом Гитлером.
Эти двое, Гилле и Дарлиц, подчеркнуто молчали, свысока поглядывали на остальных. Все же другие одобрительно отзывались о намерениях командира корпуса и, когда он прощался, пожелали ему счастливого пути и успешных переговоров. Грозная тень Паулюса неотступно стояла перед их глазами и звала к благоразумию.
Назойливого генерала командующий армией встретил настороженно и недружелюбно. Маттенклот с час бился у карты, доказывал, убеждал, грозил отставкой в случае отказа. Он умел быть настойчивым, и командующий сдался. Правда, не совсем. Он лишь разрешил Маттенклоту лично обратиться к фельдмаршалу Манштейну.
Маттенклот распрощался и вылетел в ставку фельдмаршала. Манштейн неприятно удивился такой настойчивости. Чего он хочет, этот упрямый генерал? Ах, спасти сто тысяч немцев. Спасти честь армии. Выровнять фронт и тем самым укрепить его. А новый котел — новый триумф русских и позор немцев на весь мир.
Манштейн долго упрямился. Он упирал на крупные резервы, имеющиеся в его распоряжении. Тогда Маттенклот напомнил ему Котельниково, Тормосино. Там у Манштейна тоже были крупные резервы. А разве он смог выручить Паулюса? У Еременко нашлось столько сил, что весь талант фельдмаршала оказался бессильным противостоять натиску русских. То же может случиться и теперь. Кому же нужен такой риск?
«Вот чертов упрямец!» — поморщившись, выругался про себя Манштейн и, чтобы успокоиться, взял сигару. Вторую он протянул Маттенклоту. Закурив, надолго замолчали. Манштейн снова готов был уже отказать Маттенклоту, как в душу его прокралось сомнение. А что, если так и случится? В ставку он ничего не докладывал. Тогда виновником катастрофы останется один он. Не лучше ли все-таки доложить фюреру? Пусть решает. Дело не шуточное.
Фельдмаршал невольно задумался. Неужели снова «Канны»? Еще на академической скамье Манштейн мечтал повторить маневр Ганнибала. Видно, не судьба. Или все боги против Манштейна? Сколько ни изучал он военную историю, образ карфагенского полководца всегда оставался для него самым привлекательным. Он привел в Италию пятьдесят тысяч воинов. У римлян было восемьдесят шесть. И тем не менее он окружил их у города Канны и разбил. Римляне потеряли до пятидесяти тысяч убитыми и свыше пятнадцати тысяч пленными, а карфагеняне — всего шесть тысяч.
С тех пор величайшие полководцы мира пытались повторить «Канны». И все же ни Юлий Цезарь, ни Карл XII, ни Петр I, ни Суворов, ни Наполеон — никто этого не достиг. Достигли большевики. Они еще у Халхин-Гола устроили «Канны» японцам. Но все затмила битва у Волги. Страшная, грандиозная битва. Ватутин, Еременко, Рокоссовский — вот мастера новых «Канн». Их слава будет греметь в веках. А теперь Ватутин и Конев снова угрожают «Каннами». Можно ли сейчас, после всего случившегося, пренебречь уроками войны?
Манштейн заговорил тихо, уступчиво. Он не станет больше возражать. Он лично доложит об этом фюреру. Пусть Маттенклот остается здесь, у него в штабе. Он немедленно позвонит ему от фюрера.
4В ставке фюрера господствовала угрюмая тишина. Люди будто не ходили, а парили в воздухе. Разговаривали вполголоса. Малейшие неосторожные звуки глушились искусной обивкой стен и дверей. Плотные драпри висели на окнах, не пропуская в кабинеты и залы дневной свет. День и ночь горело электрическое освещение.
Непривычная мертвящая тишина подавляла Манштейна, когда он появлялся в ставке.
