Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг.
«С ответом министерству иностранных дел, отправленным сегодня из посольства США, инцидент с „Пэней“ становится более или менее закрытым; императорский флот, ответственный за инцидент, пользуется возможностью выразить удовлетворение по поводу беспристрастности и проницательности, проявленных американским обществом, несмотря на лавину непонимания и пропаганды, в оценке истинных фактов и доброй воли Японии в этом эпизоде. Выражает также глубокую благодарность за трезвый и разумный подход, проявленный японским обществом с момента начала инцидента.
Конечно, флот удвоит меры предосторожности, чтобы избежать в будущем повторения подобных инцидентов; но в то же время он искренне надеется, что весь народ обратит эту неудачу в добро путем сотрудничества, направленного на международное взаимопонимание и укрепление дружбы, на устранение заблуждений и подозрительности, которые возникли между Японией и другими нациями в результате „китайского инцидента“».
В этом заявлении Ямамото удалось изложить свои взгляды настолько ясно, насколько это было тогда возможно.
ГЛАВА 7
1
Таким образом, к концу 1937 года пал Нанкин, а инцидент с «Пэней» был урегулирован. В начавшемся новом году, как показывает хронологический перечень основных событий, Япония в политическом смысле все более склонялась вправо.
1 февраля арестовано более четырехсот членов Джиммин сенсенья (Народного фронта) — среди них выделялась группа профессоров с экономического факультета Токийского императорского университета. Семнадцатого числа того же месяца несколько сот членов правой организации, известной под названием Бокийо гококудан (Ассоциация в защиту нации от коммунизма), заняли штаб-квартиру партий сейюкай и минсейто, где стали скандировать лозунги и. вести себя как защитники осажденной крепости. 3 марта Абе Исоо, семидесятичетырехлетний лидер Социалистической народной партии, подвергся нападению у себя дома и был тяжело ранен. В тот же самый день в палате представителей, на заседании комитета, занимавшегося законом о всеобщей мобилизации, произошел хорошо известный инцидент: майор Сато Кенрио, член бюро по военным вопросам военного министерства, прогремел: «Заткнитесь!» — членам парламента. В этот момент Сато отвечал на вопросы по сути закона.
— Уверен, господа, — напыщенно произнес он, — нация в такой чрезвычайный момент нуждается не в дискуссиях об отношениях между парламентом и правительством, законодателями и администрацией, а в быстрых и соответствующих действиях со стороны какой-нибудь мощной силы. В такое опасное время нужно, я считаю, обеспечить демонстрацию традиционного духа японского народа и готовность быть полезным императору. Представляется также, что, поскольку разрозненными действиями отдельных лиц, без координации удовлетворительных результатов не достичь, военное министерство должно отдать приказ (исходя из приказа правительства), который продемонстрирует его лояльность и действия на пользу государству. Важно оценить эти чувства в общественной среде, а правительству — получить всеобъемлющую информацию о верности общества; никому не позволено пренебрегать этими официально признанными задачами, — духовные и материальные ресурсы нации следует направить на достижение одной цели; вот какая организация необходима, и еще — закон о всеобщей мобилизации, который…
Речь встретили шквалом вопросов, которые в конце концов и вызвали злое «заткнитесь!». Такой оборот событий оскорбил членов комитета, они потребовали объяснений и извинений, а за этим последовала всеобщая суматоха.
Надо сказать, в те времена атмосфера в парламенте была не более приятной, чем ныне. Даже в морском министерстве многие из более чувствительных лиц бюро по морским делам считали, что в парламенте собралась свора типов вроде Джекила и Хайда; они вели себя по-джентльменски вне палаты, но совершенно преобразовывались, попадая туда, — становились источником отъявленной чепухи и грубостей. Сам Ямамото часто заявлял: ему «становится плохо оттого, что эта свора глупцов содержится за государственный счет». И все-таки, как бы ни рассуждали моряки, среди них не нашлось бы никого, кто, объясняя или отвечая что-либо лицам, представляющим целую нацию, излагал бы свои требования столь наглым образом и с такой необоснованной логикой, как Сато Кенрио.
Упомянутый закон о всеобщей мобилизации (подготовлен Советом по планированию при кабинете министров под надзором армии с упоминанием об отечестве, с подачи Сато, позволяющим военному министерству и правительству направлять патриотические чувства в нужные каналы) предусматривает: если необходимо в интересах войны, любой аспект свободы нации и прав человека (экономика, образование, исследования, средства массовой информации, издательства, общественные собрания и забастовки) в любой момент простым императорским декретом можно поместить под прямой контроль правительства.
На следующий день военный министр Сугияма выразил сожаление по поводу «заткнитесь!», притушив инцидент, а закон приняли спустя три недели, 24 марта.
В то же время «китайский инцидент», который армия хвасталась завершить за три месяца, все еще не показывал никаких признаков затухания, а заявление премьер-министра Коноэ от 16 января, что правительство впредь не сотрудничает с китайским националистическим правительством, еще более осложнило поиски путей для обуздания ситуации. В двух случаях — в декабре 1937 года, сразу после падения Нанкина, и в мае 1938 года, когда в результате кабинетной перестановки министра иностранных дел Хироту и военного министра Сугияму заменили, соответственно, Угаки Казушиге и Итагаки Сейсиро, — возникли возможности для поисков мирного урегулирования инцидента; но в обоих случаях, вначале в результате армейской тупости, а потом из-за врожденной тенденции Коноэ к нерешительности, шансы оказались потеряны.
В ситуациях такого рода многие предпочитают действовать, а не думать. «Когда сумасшедший вдруг срывается с места, — пишет Огата Такетора, — то и нормальные люди устремляются за ним. Как только „китайский инцидент“ набрал обороты, совершенно неподходящие люди вдруг стали лихорадочно искать оправдания этой войне». И действительно, на любой должности важно более или менее остаться беспристрастным и здравомыслящим, устоять посреди этого вихря и не позволить ему увлечь себя трудно. И все-таки это можно сказать об Йонаи, Ямамото и немногих других морских офицерах, к ним близких, — им удалось выстоять.
Однажды журналисту Мацумото Сакичи случилось в официальной резиденции премьер-министра беседовать с Миягавой Тадамаро, младшим братом Коноэ и секретарем министра финансов в правительстве. Миягава заметил, что трудно в Японии найти действительно способных и достойных людей. Но Мацумото, уважение которого к Ямамото непрерывно росло со времени их первой встречи, возразил на это — Ямамото составляет исключение.
— Вы в самом деле так думаете? — спросил Миягава. — Сказать по правде, мой брат (премьер-министр. — X. А.) слышал, что Ямамото из тех людей, с которыми надо считаться, и я собирался сам расспросить о нем знающих людей. А в чем состоит его особенность?
Мацумото задумался ненадолго и ответил примерно так:
— Если кратко, он не льстец. Да, в своей прямолинейности он может казаться эксцентричным. Конечно, военный человек часто прячется за грубостью, но он куда последовательнее других. Если вы меня спросите, кто из политиков, бизнесменов, военных и бюрократов, с которыми я имел дело, прямо, не уходя в сторону, скажет вам, что он думает о той или иной проблеме, я назвал бы лишь двоих — Го Сейносуке в деловом мире и вице-адмирала Ямамото Исороку на флоте. В случае с Го следует принять во внимание его семейное происхождение и карьеру — он вырос в таких условиях, что ему не приходилось беспокоиться о хлебе насущном, но другое дело Ямамото. Не сомневаюсь, что у него немало и других положительных качеств, но меньше всего он льстец. Как-то Огюи Сораи сказал, что «человек с характером обязательно несколько эксцентричен», а Ямамото определенно человек необычный… Мне кажется, правда, что обычных добродетелей, за которыми гоняются люди, — таких, как интеллигентность, зрелость или способность не раздражать других бестактностью, — недостаточно, чтобы провести нас через нынешние проблемы. Я чувствую, что, займись Ямамото политикой, он наверняка не уступил бы по крайней мере Харе Кеи (бывший премьер-министр. — X. А.).
Спустя несколько дней, когда Мацумото вновь встретился с Ямамото, он рассказал ему о своем разговоре с Миягавой.
— Кажется, принц Коноэ положил на тебя глаз, — сообщил он. — Потому полагаю, скоро мы увидим тебя в политике.
