Вилли Хейлман - Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945
В набегающем воздушном потоке желтая «шестерка» угрожающе вздрагивала и взбрыкивала. Моя голова моталась из стороны в сторону и со стуком ударялась о левый борт кабины.
Сквозь мои сжатые губы вырвался болезненный стон. Мышцы напряглись, а залитые кровью веки сделали усилие, чтобы открыться. Левая рука бессознательно коснулась рычага дросселя и подтолкнула его вперед. Двигатель сразу же прибавил обороты. «Пилот, это уже лучше. Продолжай». С ревом своих двух тысяч лошадиных сил «Фокке-Вульф» набирал скорость. Ручка управления резко дергалась назад и сильно била по моей руке. Сквозь мрак своего почти бессознательного состояния я ощутил некую чуждую боль – она была похожа на яркую вспышку, которую чувствуют многие тяжелораненые под глубоким наркозом, когда хирург начинает свою работу. Мои пальцы действовали автоматически и схватили ручку управления.
«Держи ее крепко, пилот. Самое время».
Сильная вибрация металлической ручки управления в моей крепко сжатой руке производила эффект, постепенно возвращая жизнь в мою оцепенелую руку и пробуждая меня из ледяной комы.
Моя дрожащая левая рука стерла кровавую пелену с глаз, и болезненный стон перерос в отчаянный крик. Ужас широко распахнул мои глаза и породил неистовое желание жить. Перед моим искаженным болью лицом в безумном водовороте красных и зеленых пятен крутилась и скакала земля.
«Спокойно, выиграй время». Я действовал словно загипнотизированный, действовал инстинктивно так, как в таких случаях предусматривала теория и чему неоднократно учили в авиашколах.
Поскольку я вращался влево, я должен максимально повернуть руль вправо; и, «ради бога, не используй полный газ». Быстро отклонить ручку управления, руль направления в противоположную сторону, и постараться удерживать его там. Правая нога все сильнее давила на правую педаль до тех пор, пока уже больше не могла двигаться дальше. Ручку управления в нейтральное положение, резко прибавить обороты. Теперь спокойно.
Это было все, что я мог сделать…
Яркий, цветной диск начал вращаться более медленно, и земля стала видна более отчетливо. Продолжая кружиться, я теперь мог уже различить фермы, торфянники, каналы, деревни и города, которые с 6,5 тысячи метров были не больше спичечных коробок. Ландшафт внизу приближался, казалось, ужасающе быстро. «Успокойся, даже если земля, как кажется, в опасной близости. Держи себя в руках. Если ты будешь слишком быстро выводить самолет из штопора, то начнешь вращаться в противоположном направлении. Рули еще не имеют достаточной опоры на воздушный поток, и новый штопор будет означать конец всему».
Вращение земли внизу прекратилось. Управление начало постепенно возвращаться в мои руки. Теперь я мог воспользоваться рулями.
«Я спасен!» – подумал я возбужденно. Я ощутил учащенное сердцебиение, и в моей груди стало горячо от переполнявшей ее крови.
«Так, теперь очень медленно выравнивай машину. Еще…»
Невероятный пейзаж внизу начал двигаться, и приближавшаяся земля все быстрее проносилась под «Фокке-Вульфом». Я использовал обе руки и всю свою силу, чтобы тянуть на себя ручку управления. С невероятной скоростью земля становилась все больше; перед моим ветровым стеклом появились контуры заводских дымовых труб, похожие на гротескную, устрашающую дьявольскую маску. Я из последних сил тянул ручку управления. Две дрожащих руки сжимали холодный металл. Все мое тело с болью вдавливало в кресло. Вся кровь устремилась в ноги, неся неприятные ощущения.
Мое сердце…
Мой рот широко раскрылся, и нижняя челюсть слегка касалась груди. В ушах раздавались глухое шипение и звон. Мягкая вуаль из черных и фиолетовых пятен неподвижно повисла перед моими глазами. Сила моих рук была способна еще раз лишить меня сознания.
Интуитивно я понял, что восстановил управление, и, в то время как «Фокке-Вульф» проносился над препятствиями, тусклыми глазами взглянул на указатель скорости. Боже мой! Стрелка стояла на пределе, показывая почти 950 км/ч.
Добрый, старый, испытанный «Фокке-Вульф». Где все эти авиационные эксперты, говорящие об опасности достижения и превышения звукового барьера и спорящие о трудностях проектирования истребителей для использования на таких скоростях, а ты, мой милый, был целым и невредимым, твои крылья не разрушились и твой руль не был сломан невероятным давлением.
Железные тиски, сжимавшие мою ноющую голову, казалось, ослабли. Работающее с перегрузкой сердце снова погнало кровь в мой опустошенный мозг.
«Я спасен!» – прокричал я сам себе и только потом осознал, что по моему лицу все еще течет кровь. Господи, кабина была словно решето.
Ах да, конечно. На 6,5 тысячи метров была ожесточенная схватка с «Тандерболтами». Эти треклятые «ящики» никогда прежде не были замечены на такой высоте, и долгое время ситуация была очень горячей.
Я, должно быть, получил попадания. Из кабины все выглядело в порядке, но мне все же повезло. По крайней мере, янки не повредили машину.
Но что с моим ведомым, обер-лейтенантом Хайнцем Зайффертом? Бывший пилот бомбардировщика, который в ходе боевых вылетов над Англией заслужил Рыцарский крест.[209] В тот момент он был единственным, кто был со мной.
Я чувствовал невыносимую усталость. Напряжение последних минут оказалось слишком большим для меня.
«Я, должно быть, свалял дурака где-то над Эмсом», – рассуждал я, пытаясь определить свое месторасположение. Это сейчас, должно быть, был Меппен или Линген.
«Так, если я поверну на юго-восток, то достигну реки, Хазе, или канала, нашего доброго знакомого Миттельланда».
Правый разворот…
Черт, что это было? Проклятый дурак! Ты только что зацепил высоковольтную линию. Все планы пошли кувырком. «Фокке-Вульф» тряхнуло, и я должен был до отказа повернуть влево руль направления.
Огромная часть правого крыла была срезана.
Мне еще раз надо было проявить находчивость. Я отчаянно проклинал свою мгновенную слабость, за которую теперь должен был так ужасно расплачиваться. А затем, чтобы сделать положение еще хуже, двигатель заработал неровно, начал кашлять и фыркать.
Что еще случилось? Мерцал «свет вечности».[210] Топлива больше нет. Надо как можно быстрее садиться, прежде чем двигатель окончательно замрет. Небольшая горка, и быстрый взгляд вокруг. Да, широкий, пустой кусок луга.
Я открыл фонарь. При аварийной посадке его может заклинить, и не один раз пилоты сгорали заживо, потому что не могли открыть кабину.
Я плавно посадил свою желтую «шестерку» на болотистую местность.
«Мне жаль, старина. Ты спас мою жизнь, и это моя благодарность. Ты был лучшим из всего, на чем я когда-либо летал».
Я задумчиво прикоснулся к левому крылу, как будто прощался с этими поцарапанными панелями, носившими на себе шрамы пятидесяти воздушных боев.
На помощь мне прибежали местные жители, в то время как я склонился над кабиной своего любимого самолета, чтобы забрать парашют, карты, а также тумблер зажигания в качестве сувенира.
За мной из Лингена прибыл автомобиль. Я с удивлением увидел гауптмана Функа и Ноймана, адъютанта, сидящего сзади.
– Это, несомненно, честь для меня, – произнес я. – Что привело вас сюда?
– Хм-м, Хейлман, мы думали, что могло произойти худшее, – ответил Нойман, мягко беря меня под руку и удобно усаживая на переднем сиденье «Ганзы».
– Посудите сами, Вилли, – сказал Функ серьезным голосом, – остальные ребята приземлились давным-давно, за исключением Зайфферта и вас. Мы уже связывались с соседними аэродромами, чтобы узнать, не приземлился ли кто-нибудь там, когда на радиосвязь вышел Зайфферт и в состоянии сильнейшего волнения сообщил нам, что вы были сбиты четырьмя «Тандерболтами», севшими вам на хвост.
– Да, так, – подтвердил адъютант, прервав его. – А затем в наушниках раздался ужасный стон, и мы больше не имели с ним контакта.
Я сразу все понял.
– Вы нашли его?
– Да. С ним случилось это, – сказал Функ после некоторой смущенной паузы. – Хайнц, должно быть, выпрыгнул с парашютом около самой земли. Он лежал в нескольких сотнях метров от своей сгоревшей машины. Его тело было распластано по земле, парашют был полуоткрыт, обе ноги увязли в болоте, а спина находилась в небольшом углублении. Голова была запрокинута назад, а белый шелковый купол, казалось, расстилался над ним подобно савану.
– Хайнц, должно быть, сломал себе шею, он выглядел настолько естественно в той позе. Его Рыцарский крест висел в своем обычном, правильном положении.
– Бедняга, – произнес я охрипшим голосом и подумал, что два моих товарища очень легко могли сказать то же самое и обо мне самом, не ускользни я в самый последний момент из-под носа смерти.
Затем я вспомнил о жене Хайнца Зайфферта – веселой, беззаботной молодой женщине из Дрездена. Она провела с мужем последние две недели. Многие из пилотов разрешали своим женам приезжать на аэродромы, потому что они были бездомными теперь, когда красный поток затапливал Восточный фронт.
