Владимир Першанин - 28 панфиловцев. «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!»
Один из помощников командира расчета, молодой ефрейтор, со смехом рассказывал приятелю, как неделю назад шарили по домам в поисках теплых вещей и женщин.
– Молодые сбежали в лес. Знают, что мы их не упустим. Остались одни старухи. Я приглядел бабу лет за сорок и потянул ее за руку. Прогуляемся в соседнюю комнату, фрау!
– Я слышал эту историю, – перебил его приятель. – Она ругалась, как пьяный сапожник, и даже хотела ударить тебя сковородкой.
– Ничего подобного, – врал молодой немец. – Она согласилась. Но потребовала банку консервов и пачку сигарет.
– Опять врешь! Русским колхозницам партийные комитеты запрещают курить.
– Твоей жене ты тоже запрещаешь ходить к соседу, а они давно снюхались и плюют на тебя.
Молодой пулеметчик, женившийся всего год назад, задохнулся от возмущения:
– Сплетник. Ты…
– Русские впереди. Ложись! – негромко скомандовал унтер-офицер, командир расчета.
Он увидел троих красноармейцев чуть раньше, чем сержант Веселков нажал на спуск.
Пуля вырвала клок шинели вместе с погоном. Двое других солдат из расчета так же быстро бросились в снег. Старшина Снитко промахнулся, а Роман Семенюк стрелял из «нагана».
– Не дури, – пригнул его к земле старшина, передергивая затвор. – На таком расстоянии «наган» бесполезен, а пулю в лоб словишь запросто.
Ситуация сразу осложнилась. Вяло бредущий унтер-офицер не забывал оглядываться по сторонам и опередил их. Сейчас он возился с пулеметом, затем дал одну и другую очередь, не поднимая головы.
Старшина Снитко оказался бойцом решительным и выстрелил еще раз, хотя цели толком не видел. В ответ получил очередь, которая срезала полдесятка веток с сосны.
У пулеметчика закончился короткий магазин на двадцать четыре заряда. Он протянул руку и скомандовал ефрейтору:
– Дай сюда барабанный диск, я устрою им веселую жизнь. И вы тоже стреляйте, не ловите ворон.
На этот раз опытный охотник Егор Веселков не промахнулся. Пуля ударила унтер-офицера в лицо. Из нижней части затылка брызнула кровь, массивную каску сорвало с головы.
Брызги попали ефрейтору на протянутую руку. Он никогда не видел, чтобы кровь текла такой струей. Добротные подкованные сапоги смертельно раненного унтер-офицера дергались, разбрасывая снег.
Если ефрейтор снова сунулся в снег, то третий солдат из расчета открыл огонь из автомата. Роман Семенюк отложил «наган» и, выдернув зубами кольцо, швырнул «лимонку». Граната не пролетела и половины расстояния, взорвалась, подняв фонтан снега.
Автоматчик сменил магазин, но в него выстрелили одновременно и Веселков, и Снитко. В этот же момент ударил длинной очередью «дрейзе». Пули пробили артиллеристу плечо и грудь. Следующая очередь выбила кору и щепки из соснового ствола. Шустрый ефрейтор стрелял, не жалея пуль.
Его погубила растерянность. Рядом ворочался в агонии унтер-офицер, полз неизвестно куда раненый товарищ, за ним тянулся по снегу кровяной след.
Ефрейтор остался один, а в ста метрах от него затаились русские. Спасти его мог лишь пулемет, и он опустошал барабан, всаживая пули в снег. Надо подать своим сигнал ракетой!
Он выдернул из кобуры ракетницу, но выстрелить не успел. По каске ударили с такой силой, что потемнело в глазах. Надо убегать, пока не потерял сознание. Русские его ранили…
Однако ноги не повиновались, а по лицу текла горячая струйка. Пуля, выпущенная из винтовки «СВТ», пробила каску и лоб. Ефрейтор лежал на боку и видел, как двое русских торопливо собирают оружие.
– Не стреляйте… я ранен.
Ефрейтор прошептал эти слова на своем родном французском языке, но русские его поняли. Один, поднимая сумку с патронами, сказал:
– Куда в тебя стрелять? Ты уже на том свете. А того гада треба добить.
Старшина дал очередь вслед уползающему немцу. Подбежав к нему, отстегнул пояс с запасными магазинами и нож в чехле.
– Глянь-ка, Егор. Все фрицы ножи с собой таскают. Раненых, что ли, резать?
– Быстрее, – торопил старшину сержант Веселков. – Пошарь за голенищами. Там они запасные магазины тоже носят.
Старшина уже глянул. Забрал два магазина, отстегнул часы, достал бумажник и документы.
Возвращались бегом. Вслед им стреляли, выпустил несколько мелких мин 50 миллиметровый миномет, подстегнув бег. Сели передохнуть, когда покинули опасное место. Сержант Веселков отщелкнул пустой барабанный диск и вставил новый.
– Тут в ранце что-то булькает, – сказал Снитко. – Ну-ка глянем.
Отвинтив пробку, понюхал горлышко фляжки:
– Кажись, ром. И по запаху, и по цвету. – Отхлебнув большой глоток, уверенно подтвердил: – Ром. Градусов пятьдесят. Давай выпей, Егор. Слышь, ты чего как не свой?
Егора Веселкова трясло мелкой нервной дрожью. Ему было двадцать лет, и он еще не привык к смертям. На его глазах умер от ран старый добродушный артиллерист Роман Семенюк, а сам он убил выстрелами в голову двоих немцев.
Он сделал один и второй глоток. Старшина сунул ему кусочек шоколадки.
– Закуси.
– Не лезет.
– Ну, снегом тогда зажуй. Консервы еще есть. Если хочешь, откроем.
– Консервы ребятам… голодные сидят.
– Накормишь тремя банками роту, – пробурчал тоже голодный старшина Степан Снитко, но банки отложил в сторону.
Они вернулись в роту, и Веселков доложил ситуацию.
– Не добраться до батальона.
– Вижу, – кивнул лейтенант Краев. – Фрицы успокоиться не могут. За пулемет свой переживают.
– Мы расчет прихлопнули, – небрежно заметил Снитко, который только сегодня первый раз побывал в бою и уничтожил первого своего немца.
– Отдыхайте. Позже решим, когда прорываться. Много там фрицев?
– Никого не было, – приходя в себя, ответил Веселков. – Случайно столкнулись. Сейчас не пройдешь.
– В другом месте прорвемся, – уверенно заявил Иван Коржак, рассматривая пулемет. – Тяжелый, гад. Надо его Федосееву отдать, парень крепкий.
Рота лейтенанта Краева готовилась к прорыву. Он выбрал заросший мелкими соснами и березами участок. У немцев не хватало людей, чтобы создать сплошную линию окружения.
Иван Коржак, изучивший место будущего прорыва, показывал ротному выявленные огневые точки:
– Вот здесь, на левом фланге, отделение в траншее засело, примерно двенадцать солдат со станковым пулеметом. Мы двинем правее. Там кольцо послабее. В основном парные посты. Но там своя трудность. На бугре возле березовой рощицы курсирует бронетранспортер «Бюссинг».
– Еще два пулемета, – сказал Краев.
– И один из них крупнокалиберный. Участок длиной с километр под огнем держит. Прежде чем начнем прорыв, от него надо избавиться.
– Избавиться, – усмехнулся Краев. – Уничтожить, взорвать. А он к себе не подпустит. Думаю, его надо отвлечь ложной попыткой прорыва, поднять стрельбу, устроить шум. Если он клюнет, забросать гранатами и бутылками с «КС». Кого пошлем?
– Ложный прорыв я организую.
Угадав, что Краев будет искать другие кандидатуры, Иван Коржак убеждал его:
– Сам прорыв – это полдела. А вот обеспечить место и прикрытие посложнее будет. В прикрытие предлагаю Никиту Швецова и отделение человек десять. «Бюссинг» и ложный прорыв организуем с Антоном Федосеевым, ну еще человек семь с собой возьмем.
В роте имелось четверо тяжелораненых. Это значило, что шестнадцать человек будут нести их.
– Прорываться не с кем будет, – невесело усмехнулся Краев. – Десяток людей на прикрытие, шестнадцать бойцов раненых понесут, еще семь-восемь человек на ложный прорыв и уничтожение «Бюссинга». Ладно, как получится.
Хотели дождаться темноты, но немцы открыли сильный минометный огонь. Работала целая батарея, штук шесть стволов. Мины взрывались целыми сериями. Через час обстрела, когда минометчики наконец угомонились, подсчитали потери. Трое бойцов погибли, пятеро были ранены.
– Начинаем прорыв немедленно, – отдал приказ Краев. – Еще через час в роте только погибшие и раненые останутся.
Один из тяжелораненых, с оторванной ступней и перебитой второй ногой, подозвал Краева.
– Лейтенант, я с прикрытием останусь. Чего себя и людей мучить? Винтовка есть, гранату для себя я оставил.
Андрей Краев обнял бойца и молча пошел дальше.
За четверть часа до сигнала младший лейтенант Коржак и пехотное отделение, стреляя на ходу, бежали через березовый перелесок. Вряд ли немцев проведешь этой примитивной уловкой.
Они наверняка отличат прорыв вражеской роты от поднятого шума, чтобы отвлечь внимание. Но несколько постов и бронетранспортер «Бюссинг» двинулись к месту ложного прорыва, не желая упустить окруженную русскую роту.
В последний момент Краев послал на помощь Коржаку еще несколько красноармейцев, чтобы создать полную иллюзию массового прорыва.
Полтора десятка бойцов проламывались сквозь мелкий лес, бросая гранаты и стреляя во все стороны. «Бюссинг» открыл огонь из крупнокалиберного пулемета.
