Роберт Рэдклиф - Разрушители плотин (в сокращении)
И был еще «Вики». Девятая, и последняя, жертва операции «Честайз». Ночной истребитель сбил его над Боркеном в Германии.
Глава 10
Середина дня. Молодая женщина сидит на скамейке в парке Стаффорда. Рядом на качелях играют дети. Одна девочка устроилась сама по себе на карусели, что-то напевает, и, вращаясь, ведет по воздуху ладошкой. За ней присматривает женщина средних лет — она тоже садится на скамейку.
— Похоже, дождик будет, — замечает она, глядя на тучи.
— Простите? — говорит молодая женщина, пошевельнувшись. — А, да.
— Вы тут часто бываете?
— Нет.
— В гостях у нас?
— В гостях. Да.
— У родных?
Молодя женщина поднимает глаза, потом страдальчески морщится, качает головой. На колени начинают капать слезы. Женщина постарше встревожена.
— Господи, милая моя, что с вами такое? Вы нездоровы?
— Нет, — шепчет ее собеседница. — Простите. Я… потеряла… близкого человека.
— Ах, бедняжка. Вот, возьмите. — Женщина постарше протягивает ей носовой платок, ласково гладит по спине.
— Спасибо.
— Оставьте себе, милочка. Ох уж эта война.
Некоторое время они сидят молча. Потом молодая женщина поднимает голову.
— Ну как? — Собеседница внимательно смотрит ей в лицо. — Полегчало немного?
— Да. Спасибо. Простите меня.
— Да ну что вы. Всем нам иногда нужно выплакаться.
Молодая женщина кивает.
— Девочка там, на карусели. Ваша?
— Вы про Пегги? Еще бы не моя.
Пегги. Пегги Гроувз. Красивое имя.
— Какая славная.
— А уж шалунья какая! — Женщина постарше смеется. — Но вообще-то она хорошая девочка. Мама ее очень любит.
— Это я вижу. — Поколебавшись, молодая женщина спрашивает: — А она… счастлива?
— Да уж счастливее некуда. А умница какая, уже читает и все такое. Мечтательница, правда, ну так это не беда, верно?
— Мечтательница? Совсем не беда. — Молодая женщина застегивает пальто.
— Уходите?
— Да. Я… мне пора.
— Вам силенок-то хватит? Хотите, я вас провожу?
— Нет. Спасибо, вы и так очень добры. Мне нужно… не скажете, где здесь полицейский участок?
— Полицейский участок? Вы что-то потеряли?
— Потеряла? Нет. Не потеряла…
— А-а-а. Ну, полицейский участок на главной улице.
— Спасибо. — Молодая женщина протягивает руку. — Рада была познакомиться. До свидания.
Собеседница озадаченно смотрит ей вслед.
Как-то вечером, дней через десять, я сидел в доме у родителей в Чизвике и читал газету; вдруг зазвонил телефон. Похоже, по службе, и давно пора, потому что мамины сострадательные взгляды да бесконечные визиты родных и друзей, обрушивавших на меня свою жалость, уже довели меня до ручки. Я тогда не знал, что звонок станет предтечей совершенно удивительного дня.
Звонил Чарльз Уитворт:
— Квентин, старина, ты как там?
— Здравствуйте, сэр. Спасибо, неплохо, учитывая ситуацию. И спасибо, что вовремя вмешались. А то было бы поздно.
— Я тут ни при чем, это твоя Хиксон тебя спасла. Как она там?
Выходит, он знал про Хлою.
— Надо думать, хорошо, сэр.
Вестей от нее не было.
— Отлично. Отлично. — Похоже, Уитворт думал о чем-то другом.
— Сэр. — Я понизил голос. — Полагаю, новостей нет? Про выживших…
— Нет. Никаких. Но ты же знаешь, Квентин, пока рано.
— Знаю, сэр.
— Ладно, к делу. Не хочешь поработать?
— Конечно, хочу. А о чем речь?
— Да тут небезызвестное тебе лицо попало в пренеприятную историю. По телефону обсуждать не могу, но если ты утром заедешь в полицейский участок Линкольншира, тебе все станет ясно.
Первое, что я подумал, — какого-нибудь механика арестовали за пьяный дебош. Срочности никакой, а все повод сбежать. Я покосился на родителей — они делали вид, что не слушают.
— Да, сэр, звучит серьезно. Поеду утренним поездом.
— Отлично. А как управишься, Квентин, загляни в Скэмптон. И надень форму, хочу тебя кое-кому представить.
В Линкольн я прибыл на следующее утро в десять часов. Воздух был по-летнему теплым, и здорово было сюда вернуться. Я дошел до участка, сообщил свое имя дежурному. Через несколько минут он провел меня в заднюю комнату, где, к моему удивлению, стоял на посту сотрудник военной полиции.
— К вашим услугам, капитан. — Сержант подмигнул. — И удачи вам. Как закончите, стукнете в дверь.
За столом, понурившись, сидел никакой не похмельный механик, а Тесс Мюррей. В первый момент я с трудом ее узнал. Она страшно переменилась — исхудала, побледнела, волосы собраны сзади в пучок, плечи сгорбились.
— Тесс? Господи, Тесс! Это я, Квентин.
Она не подняла головы. Сидела, обхватив себя за плечи.
— Тесс, да что произошло?
Не поднимая глаз, она проговорила:
— Он мертв. Я его убила.
Я думала — это она о Питере. Винит себя за то, что он попал в 617-ю эскадрилью. Но почему она под стражей?
— Ну что ты, — попытался я ее утешить. — Мы ведь пока ничего не знаем. Официально он пропал без вести.
Она покачала головой.
— Брендан, — пробормотала она. — Я убила Брендана.
— Что?
— Я его убила. И меня за это повесят.
Постепенно я вытянул из нее все. Как в ночь налета она пробралась к нему в квартиру, чтобы забрать самое необходимое. Как обнаружила в спальне Брендана, рассказала про смертельный танец вокруг стола, про рывок на кухню, про нож. Говорила запинаясь, но внятно. Не пыталась смягчить свою вину, не заводила речи о самозащите, просто излагала факты. И уже смирилась с тем, что понесет заслуженное наказание.
Я был совершенно ошарашен, однако сообразил, что она дает официальные показания, вытащил из кармана блокнот и ручку и начал записывать. Как оказалось, после убийства она в панике бросилась в свою комнату, чтобы дождаться там возвращения Питера, а потом вместе пойти с повинной — в надежде на сострадание. Но когда забрезжил рассвет, а в дверь так и не постучали, она впала в отчаяние. Около девяти утра она дошла до телефонной будки и дозвонилась своей подруге Филлис. Та встретила ее слезами. Ах, Тесс, рыдала она, столько их сегодня не вернулось! А Питер? — в ужасе спросила Тесс. Погиб, все погибли, твердила Филлис.
Некоторое время она не помня себя бродила по улицам, потом вернулась к себе и долго лежала без движения. На следующее утро поехала в Стаффорд, узнала адрес своей дочери и пошла следом за ней и ее приемной матерью в парк. Повидав свою девочку, она явилась в полицию с повинной.
И вот она снова в Линкольне, под арестом, по обвинению в убийстве. Если она признает свою вину — а она, похоже, на это настроилась, — ее могут повесить. А это ни в какие ворота — ведь Мюррей избивал ее, пил и занимался разными темными делами. Все это есть в донесении, которое я передал Арноту и Кэмпбелу. Если будут учтены эти факты, худшее, что ей грозит, — непреднамеренное убийство, а то и полное оправдание по статье «преступление в состоянии аффекта». Нужно одно — время, чтобы подготовить материалы.
— Тесс, послушай. Ты не собиралась убивать Брендана, ты действовала в целях самозащиты, и мы можем это доказать.
— Зачем? — спросила она, устремив на меня тусклый взгляд. — Родных я от себя оттолкнула, у моей дочери другая мать, а теперь я потеряла единственного человека, которого любила. И еще убила своего мужа. У меня нет будущего, мне незачем жить.
— Как это незачем? — Я лихорадочно соображал. — А Питер?
— Питер погиб. Все погибли. Спроси кого хочешь.
— Но мы же этого не знаем. Знаем, что он пропал без вести. А если он попал в плен, ранен или скрывается, Тесс, если он пытается вернуться к тебе?
Глаза ее на миг вспыхнули подобием надежды — как последний уголек блеснул в пепле. И тут же угас.
— Нет. Это из-за меня он попал сюда. И погиб. Я убила и его.
— Ну ладно. — От отчаяния я решил пустить в ход последний прием. — Может, ты и права. Но тебе не кажется, что нужно, как минимум, дать ему возможность доказать, что ты ошибаешься?
Я оставил дежурному телефон для связи и немного денег, чтобы он купил ей по списку самые необходимые вещи, велел звонить мне в любое время, по любой причине. Потом вскочил в автобус и поехал в Скэмптон — и застал там настоящий бедлам. Длинные очереди у КПП, повсюду вооруженные полицейские, ищейки на поводках, лихорадочная деятельность. Наконец меня заметил один из охранников и подозвал жестом.
