Анатолий Иванкин - Последний камикадзе
Война лишь мимоходом заглянула в Австралию и, показав людям свой отвратительный лик, исчезла за лазурью горизонта.
2Самолеты отряда Ясудзиро приближались к авианосцам. Радиопеленги, полученные с борта «Акаги», совпадали с направлением полета. Сегодня Фугу ликовал: экипаж давно не укладывал так удачно торпеды. Но Ясудзиро с каждой минутой становился все мрачнее. Через каждые десять-пятнадцать секунд он смотрел на бензиномер. Остаток топлива сокращался с катастрофической быстротой. По-видимому, бензин давал утечку. Летчик вспомнил о близком разрыве зенитного снаряда. Наверное, какой-нибудь осколок задел бензопровод, и топлива не хватит, чтобы дотянуть до палубы «Акаги». И еще в памяти Ясудзиро промелькнула «девятка» Сацу Акацуки с развороченной консолью и белым следом выливающегося бензина.
— Эй, стрелок! — крикнул Ясудзиро по переговорному устройству. — Как там за хвостом, есть от нас след?
Но стрелок молчал.
Тогда Ясудзиро запросил ведомых, видят ли они след от его машины. Те ответили утвердительно. Сомнение в неисправности бензиномера исчезло, а вместе с ним исчезла и надежда на благополучный исход полета. Нужно было тянуть поближе к эскадре. Только там были шансы на то, что терпящих бедствие подберут эсминцы.
Но давно замечено, что беда не ходит одна. Левый мотор дал несколько перебоев, и из-под капота вырвались языки пламени. Краска на капоте сразу же потемнела и вздулась пузырями. Фугу усиленно застучал ключом, передавая сигнал бедствия и свои координаты. Но до эскадры было слишком далеко, чтобы рассчитывать на быструю помощь эсминцев. Под самолетом катились волны Тиморского моря. Ясудзиро выключил горящий двигатель и, поставив винт во флюгерное положение, попытался тянуть на одном моторе. Но пожар не погас. Не помогли и огнетушители. Огонь, выбиваясь из-под капота, разгорался все сильнее и лизал плоскость.
Фугу, с отвалившейся челюстью, дрожащими руками проверял надежность крепления подвесной системы своего парашюта. Даже в такой момент Ясудзиро не смог удержаться от шутки:
— Итаро-сан, вы куда-то собрались прыгать? Хотя вам хорошо: вы же рыба, Фугу!
Медлить дальше было нельзя. Ясудзиро решил садиться на воду. Передал по радио: «Иду на вынужденную посадку, уточните мои координаты и присылайте помощь». Он развернул машину вдоль волн и перешел на снижение. Ведомые «97» встали в круг, наблюдая за результатом вынужденной посадки.
Закусив губу, летчик выровнял самолет над пенящимся валом. Садиться на такую неспокойную водную поверхность рискованно. Но выбора не было. Левая плоскость пылала вовсю, грозя отвалиться в любую секунду.
Все ближе и ближе волны, вот уже пенная шапка лизнула горящую плоскость и ушла, подставляя самолету вместо себя глубокую впадину между холмами воды. Перед самым приводнением мотор заглох. «Кончилось горючее», — понял Ясудзиро, выбирая на себя штурвал. Побелевший как мел Фугу уперся ногами и руками в приборную доску, ожидая приводнения. Ударившись о гребень волны, самолет отделился, взмыл на несколько метров и без скорости тяжело рухнул в воду. Его подхватила вторая волна, и торпедоносец запрыгал, как поплавок.
Посадка получилась на редкость удачной. Но дырявый фюзеляж пропускал воду. Нужно было торопиться, пока самолет сохранял плавучесть. Освободившись от привязных ремней, Ясудзиро и Фугу извлекли из аварийного отсека надувную лодку с запасом воды и продовольствия. Пока штурман надувал лодку с помощью воздушного баллончика, смонтированного на корпусе лодки, Ясудзиро заглянул в кабину стрелка-радиста. Тот не дышал, на груди комбинезона расплылось большое кровавое пятно.
— Скорее, скорее, командир! — торопил Фугу. — Нам некогда возиться с покойником.
Кабина более чем наполовину заполнилась водой. Самолет вот-вот должен погрузиться в воду. Ясудзиро и Фугу перебрались на лодку, сложили аварийный запас в корму. Затем Ясудзиро сел на весла-гребки. Фугу ножом отрубил тросик, который, как пуповина, связывал их с торпедоносцем. И это было сделано вовремя. Едва Ясудзиро отплыл от машины, как набежал пенистый вал и захлестнул ее. На какую-то секунду из воды вынырнул киль с красным кругом опознавательного знака, и от торпедоносца осталось только радужное масляное пятно, расплывшееся по воде.
Самолеты покружились над местом посадки, пока не убедились, что пилот и штурман живы, и взяли курс к эскадре. Ясудзиро и Фугу остались одни в пустынном море.
— Хорошо, что нет стрелка, — первым нарушил молчание штурман, — никто не знает, сколько нам дней плавать. А еды совсем мало. Я сегодня почти не завтракал. Почему-то перед боевым вылетом аппетита нет. И еще говорят, что от ранения в живот выживают только те, кто ранен был натощак. Вот теперь бы я пообедал!
Ясудзиро ничего не ответил, но, глядя на хищное лицо Фугу, подумал: «А ведь он и от меня захочет избавиться, лишь бы сэкономить аварийный запас».
Когда после скромного обеда штурман захрапел на корме, Ясудзиро осторожно извлек его пистолет из кобуры и выбросил в море. За пистолетом последовал и морской нож Фугу. Свой кольт летчик переложил в боковой внутренний карман комбинезона.
Проснувшись, штурман удивленно посмотрел на опустевшую кобуру и понял, что его обезоружили.
— А где мой пистолет?
— В море, там же, где и нож.
— Командир, почему вы это сделали? Ведь «намбу» казенное имущество.
— Чтобы вас не тревожила мысль, что аварийного запаса для одного человека хватит на две недели. Эта арифметика читается на вашем лице, господин Нагосава. Я — капитан на этой резиновой посудине, и мои действия не подлежат обсуждению.
Фугу обиженно промычал что-то, накрылся курткой и, свернувшись на дне лодки, притворился спящим. Он сейчас просто не мог смотреть на Ясудзиро. В нем клокотала ярость, он не мог простить себе своей опрометчивости. А какой великолепный шанс был у него отомстить за все свои прежние обиды… И в самом деле, этот аварийный паек он смог бы растянуть на полмесяца. А что теперь? Ясудзиро сильнее его физически, великолепно владеет каратэ и вооружен кольтом. Голыми руками его не взять. Эх! Хотя бы остался нож с великолепным лезвием длиной в шесть дюймов…
3Прошли три тягостных дня наедине с омерзительным человеком, рядом с которым ощущаешь физическую, моральную, биологическую и черт знает какую еще несовместимость. Запасы воды и продовольствия, несмотря на экономию, заметно сократились. А эсминцы даже не появлялись. Почему их не ищут? Ведь с самолетов видели, что приводнились они благополучно. Не хотят рисковать эсминцем, посылая его на поиски двух человек, или, быть может, эскадра ведет бой и не до них? Эти мысли и подобные им роились в голове Ясудзиро. А Фугу совсем впал в отчаяние. Однажды, чтобы избавиться от невеселых размышлений и ободрить штурмана, Ясудзиро попытался поговорить с ним, расспросить о прошлом. Ведь он почти ничего не знал об этом человеке, с которым судьба свела его сначала в один экипаж, а теперь в одну лодку. Но Фугу был явно не настроен изливать свою душу. С каждым часом он все сильнее впадал в отчаяние. И было понятно, что ради сохранения своей жизни он пойдет на все. Он почти все время молчал и угрюмо смотрел вдаль. Временами ему что-то мерещилось, видимо корабли, и тогда он вставал, махал курткой и звал на помощь. Убедившись, что никого нет, сникал, бессильно опускался иа свое место и продолжал глядеть на пустынный горизонт.
Однажды рядом с лодкой взлетела стайка летучих рыб, вспугнутая каким-то морским хищником. Пара рыбешек шлепнулась в лодку. Фугу как тигр бросился на добычу, закрывая ее своим телом от Ясудзиро. Через мгновение трепещущие рыбки хрустели на его искусственных, зубах. Ясудзиро брезгливо отвернулся от него…
Ели один раз в сутки, точно в полдень, который фиксировался по хронометру. Дележка пищи происходила под строгим контролем Фугу, боявшегося, что его могут обделить хотя бы на каплю воды или крупинку риса. Мгновенно заглотав свою скудную порцию, штурман каким-то диким взглядом провожал каждый кусочек пищи и каждый глоток воды, проглоченные Ясудзиро. Казалось, что он вот-вот бросится и на летчика, вопьется ему в горло.
Прошли еще три дня. Вода и продукты кончались. Особенно остро мучила жажда. А на небе ни тучки, и море было по-прежнему пустынно. Фугу, не выдержав, напился морской воды и был жестоко наказан. У него начались боли в животе и рвота. При всей трагичности положения Ясудзиро не мог не улыбнуться, глядя, как Фугу восседал со спущенными штанами на корме. Несколько корабельных дымков, замеченных перед закатом солнца, не принесли им желанного избавления от призрака смерти. Корабли прошли где-то там, за горизонтом, даже не показав мачт. Отчаявшись и потеряв надежду на спасение, Фугу совершенно утратил контроль над собой. У него начали все чаще повторяться приступы истерии. Он то с громкими рыданиями бился головой об упругие борта надувной лодки, размазывая слезы по заросшему щетиной лицу, то начинал громко хохотать и рассказывать Ясудзиро, каким образом он убьет его ночью.
