МИТРИ КИБЕК (Дмитрий Афанасьевич Афанасьев) - Герои без вести не пропадают. Книга вторая
– А о Вагнере слыхали вы что-нибудь?
– О Вагнере кое-что слыхал,- подтвердил Турханов. Услышав это, гестаповец вскочил с места словно ошпаренный. – От кого и что вы слыхали о Вагнере?
– Еще в школе учителя говорили нам, что он великий немецкий композитор, автор гениальных опер «Лоэнгрин», «Тангейзер», «Летучий голландец» и многих других. Потом «Лоэнгрина» слушал в театре.
– Не о композиторе спрашиваю вас, а об ученом,- разочарованно махнул рукой Иммерман.
– Признаюсь, об ученом с таким именем действительно ничего не слышал. Очевидно, он еще не успел прославить свое имя. По крайней мере в нашей стране не знают такого деятеля науки.
Фанни должна была перевести ответ Турханова на немецкий язык, но вместо этого она начала спорить.
– Ошибаетесь! – крикнула она. – Имя моего отца знают везде, лучшие ученые мира с трепетом произносят его. Знают его и в вашей стране. Я сама видела, как его буквально засыпали вопросами студенты МГУ, когда он там прочитал свою знаменитую лекцию по органической химии.
– Возможно,- согласился Турханов,- Химия никогда не интересовала меня, поэтому, кроме Менделеева, я не знаю ни одного химика.
Спор мог бы еще продолжаться, но Иммерман прервал спорщиков.
– Фройлен, вы забыли свои обязанности,- упрекнул он – Немедленно переведите все, что вы тут наговорили!
Девушка перевела. Тут только гестаповец вздохнул с облегчением. «Слава богу! – подумал он. – Елфимов так и не успел раскрыть наши тайны. Иначе Турханов не болтал бы тут о композиторе».
Фанни умела читать его мысли.
– Как видите, он и в самом деле не слыхал о моем отце. Значит, мое вмешательство тоже пошло нам на пользу,- сказала она.
– Все равно вопросы задавать только с моего разрешения. Мы тут не в гостях, развлекаться разными пустяками не имеем права. Передайте ему, пусть теперь расскажет свою биографию. Предупредите, пусть говорит правду и только правду. Ложь усугубит его вину, а мы все равно доберемся до истины.
В голосе Иммермана послышалась явная угроза. При переводе его слов Фанни постаралась несколько смягчить эту угрозу.
Турханов слово в слово повторил ту легенду, которую в свое время продиктовал профессору Флемингу в госпитале. История Турханова произвела сильное впечатление на молодую девушку. «Настоящий приключенческий роман,- думала она. – Какая досада, что встретились мы с этим полковником в тюрьме, а не на, свободе…»
Шеф гестапо тоже выслушал рассказ Турханова не без внимания, но и не без скепсиса. Заметив, как его переводчица пришла в восторг от рассказа хефтлинга, он посмотрел на нее с нескрываемой насмешкой.
– И вы поверили ему? – спросил он.
– Как же не поверить! – возмутилась Фанни. – Не маленький же он, чтобы врать.
– Да, он не маленький, а вы вот, фройлен, совсем маленький ребенок. Он обманул нас. Впрочем, не обижайтесь, на его крючки попадались рыбки и покрупнее. Не давно он в течение целого месяца водил за нос нашего агента, а вместе с ним группу ротозеев, среди которых, к сожалению, были один профессор и несколько офицеров.
– Не может быть! – возмутилась девушка. – Вы клевещете на него.
Не без умысла затеял Иммерман этот спор. Ему хотелось еще и еще раз проверить, действительно ли Турханов не понимает по-немецки или только притворяется. Поэтому он внимательно следил за малейшими изменениями в выражении лица противника, но советский полковник был начеку: он не проявил ни малейшего интереса к их спору, а на лице его если и отражалось какое-либо чувство, то это было чувство безразличия и скуки.
– Хотите убедиться в обратном? – со злорадной ухмылкой спросил Иммерман у девушки. Та кивнула. – Тогда умерьте свой восторг и смотрите на него не как теленок на свою мамашу, а как удав на кролика. Переведите мой вопрос. Вы сказали, что в Варшаву прибыли второго октября. До этого в Польше никогда не бывали?
– Нет, не бывал,- спокойно ответил Турханов.
– Ду люгст, швайнкерл! [Врешь, вонючая свинья (нем.)] – заорал гестаповец, стукнув кулаком по столу.
Переводчица опешила.
– Вы слышали? – спросил Иммерман. – Переведите!
– Не буду! – решительно заявила девушка и встала. – Вы дали обещание не ругаться при мне. Я ухожу.
Штандартенфюрер взял ее за руки.
– Простите, пожалуйста! Уверяю вас, больше это не повторится. Клянусь честью,- сказал он, целуя ее руки.
В то же время он продолжал внимательно следить за Турхановым, но тот оставался совершенно спокойным и бесстрастным и, только когда Иммерман начал целовать руки девушки, отвел глаза.
Эта сцена окончательно убедила гестаповца в том, что Турханов действительно ни слова не знает по-немецки, «А в остальном он врет как сивый мерин. Но я разоблачу его!» – подумал он и велел девушке переводить их дальнейшую беседу.
– Мягко выражаясь, вы говорите неправду,- начал он,- В генерал-губернаторство вы прибыли не осенью, а ранней весной, и прибыли не с целью собирания материалов для будущей книги, как только что уверяли нас, а для организации партизанской войны против нас. Во второй половине апреля в Люблинском воеводстве вам уда лось сформировать партизанский отряд, который вы назвали первым Интернациональным отрядом советских партизан. Во главе этого отряда вы сражались против нас сначала в Люблинском, а потом в Келецком воеводствах. Об этом рассказывают имеющиеся у нас документы.
Иммерман достал из сейфа копии двух донесений абвера и подал переводчице. Та сначала прочитала их по-немецки, потом перевела на русский язык. Как и предполагал Турханов, агенты абвера давно напали на его след. Он знал, что голое отрицание очевидных фактов не всегда приносит пользу, поэтому некоторые из них подтвердил сразу, обрисовав их в выгодном для себя свете.
– Теперь расскажите нам все, что знаете о полковнике Планке. Вам известно, чем он занимался в Келецком воеводстве? – спросил Иммерман.
– О полковнике Планке? – переспросил Турханов. – Фамилия знакомая. Говорили, как будто бы он является шефом полевой авторемонтной мастерской.
– От кого вы это слышали?
– От своего начальника штаба. Он несколько раз до прашивал его жену.
Жену полковника Планка? – с изумлением спросил гестаповец.
– Да, – подтвердил полковник. – Звали ее, кажется, Бертой. Да, Берта фон Планк. Сам я ее не.видел, но очевидцы отзывались о ней как об очень красивой женщине, это заинтриговало не только наивную Фанни, но и такого матерого гестаповского волка, как Иммерман.
– В то время я находился на лечении после контузии, поэтому подробности мне не известны. Знаю одно, при форсировании Вислы наша радистка попала в плен. Па неизвестной причине ее не посадили.в тюрьму, а передали в руки начальника полевой авторемонтной мастерской. Узнав об этом, друзья радистки выкрали жену начальника мастерской и обменяли ее на радистку.
Наступило молчание. Все погрузились в размышления. Фанни уже не сводила с него своих красивых глаз. «Какой необыкновенный человек! – думала она. – Какая у него удивительная судьба! Как много он видел в своей жизни! Боже мой, неужели нам так и не удастся поговорить с ним без свидетелей?»
Турханов, естественно, тоже не был безразличен к своей судьбе. «Сведения о загадочной деятельности полковника Планка и о его не менее загадочном исчезновении не могут не интересовать гестапо,- думал он. – Из всех живых свидетелей, находящихся в руках немцев, только я могу удовлетворить их любопытство. И пока им не удастся установить истину по делу Планка, они не уничтожат меня. Значит, мне необходимо сообщать им нужные сведения только по частям, с большими промежутками. А выйти я отсюда должен обязательно живым, чтобы успеть предупредить людей о той опасности, которая угрожает им со стороны профессора Вагнера и ему подобных фашистских ученых…»
Иммерман знал о страсти абвера – этого соперника и коварного врага гестапо – в целях маскировки выдавать свои оперативные группы за тыловые учреждения или за небольшие воинские части, вроде различных мастерских, полевых хлебопекарен. Поэтому „услышав о помещении пленной партизанской радистки в авторемонтную мастерскую и об обмене ее на супругу начальника этой мастерской, он" сразу же догадался, что речь идет тут не иначе как об одной из оперативных групп абвера, которые в оккупированных странах нередко выполняли особые задания недавно арестованного адмирала Канариса. Знал он также, что делом Канариса занимается сам Кальтенбруннер – начальник имперской службы безопасности СД. До Иммермана доходили слухи о весьма щедрой награде, выдаваемой Эрнстом Кальтенбруннером тем, кто помогает вносить ясность в запутанное дело Канариса и его шайки. «Не удастся ли выжать из этого советского полковника такие сведения, которые могли бы заинтересовать Кальтенбруннера? – думал он, глядя на утомленное, но все еще спокойное лицо Турханова. – Это несомненно помогло бы мне подняться на очередную ступень служебной лестницы и приписать еще немалую сумму к моему текущему счету в банке».
