Иван Строд - В якутской тайге
В помещении было темно. Несколько маленьких окон, прорубленных скорее для воздуха, чем для света, заложены балбахами.
Со двора весь день прибывали раненые. Очутившись в юрте, они чувствовали себя в сравнительной безопасности и не обращали внимания на предостерегающие крики товарищей. Некоторые за это платились, падая убитыми или получая новое ранение.
Два фельдшера находились в окопах, а два в юрте. Эти последние лежали на полу, недалеко от дверей. Около них слабо мерцали огоньки двух самодельных светильников, неспособные побороть окружавшую темноту. С риском для жизни фельдшеры перевязывали раненых.
Наступила ночь. А бой не прекращался. Темное кольцо окопов беспрерывно опоясывала огненная молния вспышек от винтовочных выстрелов. Жгучим шквалом продолжали сыпать оставшиеся четыре пулемета. Дула у винтовок накалялись, затворы отказывались работать. Пулеметы перегревались, неохотно «жевали» наспех набитые патронами ленты и стали давать порядочно задержек. К тому же все автоматы Шоша за день вышли из строя.
Но рот стрельба с обеих сторон стала ослабевать. Один за другим умолкали пулеметы. Стала редеть ружейная стрельба, а потом и вовсе прекратилась. Где-то устало хлопнул последний одинокий выстрел. Было около двенадцати часов ночи.
Пепеляев прекратил наступление, потеряв убитыми и ранеными до ста пятидесяти человек.
Мы потеряли шестьдесят одного человека убитыми и ранеными.
Итак, второй бой, продолжавшийся восемнадцать часов, закончился новым поражением Пепеляева. Дорого обошелся он и нам. Отряд остался без командного состава. Хотой наполнился ранеными. Люди в окопах замерзали. Развели костры и по очереди грелись около них.
Но моральное состояние не снижалось. Каждый понимал, что наши жертвы не напрасны. Пепеляев вынужден теперь задержаться в Амге. Он не может выступить в Якутск, пока не покончит с нами. А если это ему и удастся, то силы его будут настолько подорваны, что не представят опасности для Якутска.
Начальник одного из пулеметов говорил:
— Мне еще ни разу не приходилось столько стрелять, как сегодня. Выпустили сорок лент. Пулемет выдержал. Задержек и то было мало, а ведь десять тысяч патронов расстреляли. Вот и попробуй подступись! Это им не Амга.
Но Пепеляев торопился. Он приказал генералу Вишневскому ночью произвести еще одну атаку и во что бы то ни стало взять Сасыл-сысы. А сам уехал в Амгу.
Мы ждали нового наступления и были начеку. Пока половина людей отдыхала в юрте, другая половина все время находилась в окопах. Пулеметчики также отдыхали по очереди. По одному заносили и пулеметы, чистили их, смазывали. Теперь они стали работать легко. Из всех разбитых автоматов Шоша собрали два исправных.
Часа в три утра со стороны противника послышался шум. Подготовлялась новая атака. В отряде имелось пять ракет: четыре осветительных и одна сигнальная — красная. О них как-то позабыли и вспомнили только теперь. Когда шум в лесу усилился и стал приближаться, из окопов взвилась одна ракета и, разорвав черное покрывало ночи, осветила поляну, окопы и опушку леса. Следом взметнулась вторая. На короткое время сделалось светло как днем. Затем обе ракеты падающими звездами полетели вниз, мягко стукнулись о землю и с тихим шипением, испуская трепетный матовый свет, угасли. Густой мрак снова окутал поляну, юрту, лес. Началась перестрелка, которая продолжалась до самого утра. Но атака белых не состоялась. Вишневский донес Пепеляеву, что «красные имеют большой запас ракет и беспрерывно освещаются. Это отрицательно действует на дружинников».
Ночью 16 февраля от Пепеляева поступил следующий приказ:
«16 февраля 1923 года, 21 час 20 минут, № 3, д. Табалах.
Сообщаю копию расшифрованного донесения Строда. Донесение было послано с нарочным, захваченным жителями и доставленным в штаб:
«Просьба расшифровать и передать Байкалову (шифр «Америка»). Доношу: из Петропавловского выступили 7 февраля отряды Дмитриева и Строда под общим командованием штаба. Прибыли в местность Сасыл-сысы 12 февраля вечером. 13 февраля на рассвете белые повели наступление первым батальоном и офицерской ротой, всего 230 человек, под командой генерала Вишневского. Наступление отбито с потерями с обеих сторон. Ждем нового наступления, двигаться не можем — нет транспорта, задерживают раненые.
Пепеляев в Амге; всего частей три батальона, офицерская рота, конный дивизион, артиллерийский дивизион без орудий — итого 700 человек и бывших повстанцев около 300 человек. Ждем срочной выручки. С продовольствием плохо — одна конина, скверно и с перевязочным материалом.
Стоим в шести верстах северо-восточнее Абаги, в Дженкунском наслеге.
Нач. сводного отряда Строд. Начштаба Дмитриев. Военком Кропачев. 13 февраля 1923 года, м. Сасыл-сысы».
На словах нарочному приказано было передать: «Лучшие командиры наши ранены. Просим подкрепления. Строд ранен в правую половину груди, ранение слепое. Дышит тяжело».
Сообщив это, Пепеляев обращался к своему воинству в демагогическом тоне:
«Братья добровольцы, вы разбили амгинский гарнизон, гарнизон Петропавловского загнали в Сасыл-сысы и нанесли ему тяжелые потери, ранили старших начальников.
Теперь необходимо разбить этот отряд и развязать себе руки для взятия Якутска.
Командующий сиб. добр. друж. генерал-лейтенант Пепеляев. Верно: Начальник штаба полковник генштаба Леонов».
Вместе с приказом прибыло несколько возов зеркал самых разнообразных форм и размеров. Их собрали у жителей. Зеркала предназначались для борьбы с осветительными ракетами. Если поставить их против окопов, то при вспышке ракеты «зайчики» — отражение света — должны были слепить наших стрелков. Но применение этого «последнего слова техники» не состоялось. Во-первых, у нас не было ракет, против которых зеркала предназначались, а во-вторых, — наступили лунные ночи.
Время шло. А обстановка требовала от белых скорейшей развязки. Предпринять еще одно наступление они воздержались, не будучи уверенными в успехе атаки и боясь понести новые потери. Дальнейшая же затяжка подрывала моральный дух пепеляевцев и могла окончательно разбить у них слепую, ни на чем не основанную веру в успех всей авантюры.
И вот, чтобы в кратчайший срок и с малыми потерями разделаться с нашим сильно пострадавшим отрядом, пепеляевцы решили удивить отсталую и темную Якутию новым «техническим достижением». По распоряжению Вишневского белые стали сооружать своеобразные «якутские танки»: на сани с деревянным настилом накладывали пять — шесть рядов балбах. Таких подвижных укрытий они оборудовали несколько десятков. За каждым из них могли укрыться восемь — десять человек.
Если бы их затея удалась, нам пришлось бы очень плохо. Толкая впереди себя «якутский танк», белые могли безнаказанно вплотную подойти к нашим окопам, забросать их гранатами и броситься в атаку.
Но генеральская изобретательность упустила из виду одно «маленькое» обстоятельство. Груза на каждые сани приходилось не менее ста пудов. И столкнуть их следовавшие за санями восемь — десять человек не могли. Хоть запрягай в них еще пару добрых лошадей. А они представят для наших стрелков прекрасные мишени. Так что и от затеи с «якутскими танками» пришлось отказаться.
ОСАДА
Весь день 16 февраля шла ружейная перестрелка. Она то замирала, то возобновлялась с новой силой. Короткими очередями били пулеметы. И так до самого вечера. Пепеляевцы не наступали.
Спустившаяся ночь также прошла без активных действий со стороны противника. Лишь изредка тишина нарушалась непродолжительными вспышками ружейного огня. Пулеметы почти не стреляли.
Наутро начальник обороны Жолнин сообщил, что белые возводят вокруг нас окопы из балбах. Значит, противник решил взять нас измором. Началась осада, а с ней пришли лишения.
Первое, с чем нам пришлось столкнуться, — это отсутствие воды. Имевшийся небольшой запас льда вышел, и утром 17 февраля мы оказались без кипятка. Нам оставалось пользоваться снегом, но и он находился за окопами.
Днем отправиться на заготовку снега нечего было и думать. Это можно было сделать только ночью, и то с опасностью для жизни. А раненых мучила жажда, они ежеминутно просили воды.
— Дайте пить! Во рту все пересохло… Внутри горит… Дайте каплю воды!
— Товарищи, потерпите до вечера. Воды нет, лед кончился, а снегу сейчас не достанешь — убьют. Белые близко, кругом засели.
Легкораненые смирялись и молчали, а тяжелораненые все время просили пить.
Наконец наступила долгожданная ночь, но, как нарочно, лунная. Из находящейся в юрте резервной части отряда пойти за снегом вызвались два красноармейца. С ними добровольно пошел и пленный унтер-офицер, захваченный при нашем подходе к Сасыл-сысы.
