Иван Строд - В якутской тайге
Утром следующего дня к одному из наших караулов пришли два парламентера от Пепеляева, оба бывшие красноармейцы, взятые в плен в амгинском бою.
Они сообщили, что шестьсот пепеляевцев с пятью тяжелыми пулеметами и тремя автоматами Шоша находятся в полуверсте от нас. Передав пакет, они ушли обратно.
В своем ультиматуме Пепеляев писал:
«Вы окружены со всех сторон сибирской добровольческой дружиной и повстанческими отрядами. Сопротивление бесполезно. Во избежание напрасного кровопролития, исключительно в интересах сохранения жизни красноармейцев, предлагаю сдаться. Гарантирую жизнь всем красноармейцам, командирам и коммунистам. Окончательный ответ должен быть к двенадцати часам дня».
Это предложение Пепеляева зачитали всему отряду. Бойцы ответили криками возмущения. Настроение у всех было бодрое, все готовы были драться до последнего патрона.
Прежде чем ответить Пепеляеву отказом, я все же решил сам осмотреть наши окопы и определить их пригодность. На меня накинули доху, два красноармейца помогли выйти во двор. Беглый осмотр нашей крепости показал, что она совсем не так надежна. Окопы защищают только от фронтального огня, но открыты для обстрела с флангов и тыла. Их необходимо перестроить.
А срок ответа приближается, до 12 часов выполнить нужные работы не удастся. Чтобы выиграть время, решили пойти на хитрость и написали Пепеляеву ответ следующего содержания:
«Ваше предложение о сдаче вверенного мне отряда получил в 11 часов 15 минут 14 февраля. Ввиду громадной важности вопроса о сдаче целого отряда с оружием в руках лично решить его я не могу. Необходимо сделать общее собрание отряда, на котором и обсудить ваше предложение. Для этого требуется время, каковым мы не располагаем. Прошу продлить срок до 16 часов».
Подписали эту бумагу я, начштаба Дмитриев и военком Кропачев. Для передачи ее выбрали двух человек — комвзвода Алексея Волкова и пулеметчика Пожидаева. Вручили им пакет и палку с привязанным к ней носовым платком.
Парламентеры быстро поднялись на гору, вышли в расположение наших караулов и, отойдя от них шагов триста, встретили заставу белых: взвод с пулеметом, начальником которого был Ренкус. Парламентеров задержали. Подошел офицер и, узнав, в чем дело, предложил обоим завязать глаза.
— Зачем это?
— Чтобы вы не увидели наше расположение и наши силы, — ответил начальник заставы.
Пришлось согласиться, и дальше уже пошли с завязанными глазами, держась за руки двоих провожатых. По дороге пробовали было начать разговор, но пепеляевцы не отвечали.
Только в юрте с парламентеров сняли повязки. За столом они увидели человек пять офицеров — очевидно штаб.
— Кто из вас генерал Пепеляев? — спросил Волков.
— Я, — отозвался чернобородый высокого роста человек, стоявший у потрескивающего камелька. На нем были суконные брюки, оленьи камузы, вязаная красная фуфайка без погон.
Он протянул руку, поздоровался. За ним стали здороваться и все остальные офицеры. Пригласили сесть, стали угощать папиросами. Пепеляев взял пакет. Прочел, подумал.
— А командир у вас партийный? — спросил Пепеляев у Пожидаева.
— Нет, беспартийный.
— Ну вот, сразу видно сознательного человека. А много у вас в отряде коммунистов? — обратился Пепеляев к Волкову.
— А разве это не все равно? — вопросом на вопрос ответил тот.
Пепеляев на минуту задумался. В это время в юрту вошел генерал Вишневский.
Пепеляев подошел к нему, они тихо стали совещаться. Потом Пепеляев громко обратился к офицерам:
— Братья офицеры! Строд просит отсрочки на четыре часа, чтобы на собрании отряда обсудить создавшееся тяжелое для них положение и принять окончательное решение о сдаче в плен. Как вы думаете, можно отсрочить? Я и брат Вишневский полагаем, что можно. Возражений нет?
Начальник штаба полковник Леонов тут же написал ответ и передал Пепеляеву. Тот подписал, потом фамильярно потрепал Волкова по плечу:
— Я рад, что напрасного кровопролития не будет. Если первый бой был неудачен, то только потому, что я выделил мало сил. Теперь же сопротивление бесполезно. Я собрал все силы, и у меня громадный перевес. Если почему-либо ваши командиры не согласятся на сдачу и я поведу наступление, стреляйте в воздух. Помните, я никого не расстреливаю, ваши же товарищи, взятые в плен, добровольно служат в дружине. Кто не захочет служить у меня, тех отпущу в Якутск.
Подал пакет. Парламентеры направились к выходу. Им снова завязали глаза, проводили до заставы и только там разрешили снять повязки.
Ренкус попросил у начальника заставы разрешения поговорить с ребятами.
Офицер разрешил, сам отошел шагов на десять и стал наблюдать за разговаривающими.
— Ну как дела, товарищи? Как там наша братва поживает?
— Ничего, брат Ренкус, живем ничего, ожидаем лучшего.
— Какой черт брат! Волк им брат, а не я.
Офицер поморщился, но смолчал.
— Шея до сих пор болит, так эти братья навернули меня прикладом в Амге. Но и я в долгу не остался, тоже пошерстил. Жалко, что мало нас было, а то бы…
— Прекратите разговоры, Ренкус, а вы, братья, идите, не задерживайтесь, вас там ждут, — не выдержал начальник заставы.
— Ну а ты, Ренкус, что поделываешь?
— Да ничего. Как видите, начальником пулемета у них.
— Что ж, по своим стрелять будешь?
Ренкус покосился глазами в сторону офицера.
— Все монатки они у меня отобрали, последнюю пару белья, а теперь братом называют.
Начальник заставы подошел к разговаривающим и категорически предложил нашим парламентерам продолжать свой путь.
Прощаясь, старые друзья расцеловались, и Волков с Пожидаевым быстро зашагали к своим, а коренастая фигура Ренкуса сразу как-то сгорбилась и осела, придавленная тяжестью пережитого и надвигающегося.
Потом Ренкус энергично встряхнул головой и закричал вслед уходящим:
— Передайте от меня привет всем вашим! Скажите, чтоб не сдавались и хорошенько наклали нашим!
Офицер злобно прикрикнул на Ренкуса.
Получив ответ Пепеляева, я пробежал его глазами. Генерал писал:
«Продлить срок переговоров до 16 часов по нашему времени согласен. За это время боевых действий ни с одной стороны быть не должно».
Наша хитрость удалась. Работа кипела, и уже к 15 часам 30 минутам окопы были переделаны. К этому же времени мы заготовили ответ Пепеляеву. В нем говорилось:
«Обсудив всесторонне ваше предложение о сдаче, вверенный мне отряд пришел к следующему заключению:
Вы бросили вызов всей Советской Сибири и России. Вас пригласили сюда купцы-спекулянты и предатель-эсер Куликовский. Народ не звал вас. С оружием в руках он стал на защиту Советской власти. Теперь бывшие повстанцы вместе с Красной Армией стали на защиту автономной республики. Якутская интеллигенция идет вместе с трудовым народом. Вся ваша авантюра построена на песке и обречена на неминуемую гибель.
Сложить оружие отряд отказывается и предлагает вам сложить оружие и сдаться на милость Советской власти, судьба которой не может решиться здесь. Ваша же авантюра закончится в Якутии.
Помните, что народ с нами, а не с генералами».
С нашим ответом на этот раз отправился только один Пожидаев. Вдогонку слышны были замечания:
— А ведь белые могут расстрелять…
— Я готов умереть, — был его ответ. — Жалко только, что не в бою…
На заставе опять та же процедура с завязыванием глаз. Через несколько минут ходьбы Пожидаев снова в юрте, теперь уже знакомой. Там ничего не изменилось, за столом те же лица.
Пепеляев берет пакет. Нервничая, вскрывает, словно чувствуя неладное. Вздрагивают руки. Пока читает, лицо все больше хмурится. Остальные с напряженным вниманием наблюдают за генералом. Наконец он прочитал бумагу, отбросил в сторону и удивленно обратился к офицерам:
— Братья офицеры! Вы знаете, что он пишет? Он предлагает мне сдаться!
И тон его голоса, и весь его вид были настолько смешны, что офицеры расхохотались. Смеялся и Пепеляев, но смех его был невеселым, нервным.
Потом генерал повернулся к парламентеру:
— Вы, наверное, укрепились?
— Да, окопы кое-где малость подправили.
— Я так и думал, я так и думал… Значит, у вас все коммунисты. И вы тоже коммунист?
— Нет, гражданин генерал! У нас есть коммунисты, но больше беспартийных. Я не коммунист, но, если придется, умру так же, как умирают коммунисты.
— Очень жаль, что придется напрасно пролить кровь. Еще раз советую стрелять в воздух. Сопротивление все равно бесполезно, только напрасные жертвы с обеих сторон будут.
Пожидаев скоро вернулся, передал записку генерала. Пепеляев писал:
«Переговоры считаю законченными. Открываю военные действия».
Все бойцы на местах. Рота в окопах, эскадрон в резерве. Ждем час, ждем два — противника все нет. Наступила ночь, а его снова нет. Выслали разведку в трех направлениях.
