Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...
Взорвалась граната, затем вторая. Резко прозвучали выстрелы. Группа Бойчо вступила в бой. Похоже, что среди фашистских гадов из-за неожиданности нашего нападения возникла суматоха. В промежутках между выстрелами до нас долетали крики, проклятия и ругань. Прошло несколько напряженных минут. Стрельба на тропинке заметно усилилась. Я поднял голову. Другие отделения молчали.
«Что случилось? У Бойчо кипит бой, а у других — затишье! — Мое сердце забилось в тревоге. — Ясно, что враг продвигается только по тропинке. Кто знает, сколько их? В любой момент они могут пробить оборону, ворваться на наши позиции и ударить с тыла. И тогда пьяный полицейский сброд может уничтожить весь отряд!» Эти мысли мелькнули в моей голове молниеносно. Я вскочил на ноги.
— Товарищи! — громко крикнул я. — Слушай мою команду! Пейчо, Стоян, Филипп, за мной, вперед, к тропинке, остальным оставаться на местах! Ура-а-а, бей врагов!
Мы бросились на помощь Бойчо как раз вовремя. Пять партизан сражались с десятками полицейских. Вражеские пули отламывали щепки с деревьев. Партизаны других отделений тоже прибежали на помощь. Схватка приняла неожиданный оборот. Мы отбили атаку врага. Несколько полицейских остались на поле боя. У нас жертв не было, даже никого не ранило.
— Стойте, не надо их преследовать! — остановил я чересчур вошедших в раж товарищей. — Перестрелка, несомненно, привлечет сюда новые силы противника. Займите свои прежние места, ведь мы не знаем, откуда они появятся.
Было чрезвычайно важно, чтобы мы не увлеклись преследованием спасающейся бегством группы карателей. В противном случае это могло привести к тому, что отряд окажется раздробленным, да еще на открытой местности. И когда подойдет подкрепление, нас могут окружить в поле.
Поступили правильно. Не успели мы еще полностью подготовиться, а уже завязалась новая перестрелка, на сей раз противник наступал с юга. Сейчас в бой вступило подразделение Стеньки, а вслед за ним сразу же и все остальные. Враг нас обнаружил и начал атаковывать со всех сторон. Наиболее упорно он рвался туда, где залег Стенька со своими людьми. Я направился к нему, чтобы выяснить положение. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что Стенька разжился автоматом! Я помахал ему рукой:
— Ну как там у вас? Все в порядке?
— В порядке, разве не видишь! — подмигнул мне он, указывая на свой сверкающий на солнце автомат. — Ребята не отступят!
Бой длился целый час. Врага мы разбили наголову, и он в беспорядке отступил к селу Златосел. Мы собрали трофеи и поднялись на ближайший скалистый холм, где, как выяснилось, были еще более выгодные для обороны позиции. Выставили посты.
Слави подтолкнул меня локтем:
— Ватагин, мы им задали такую взбучку, что у них штаны прилипли к телу! Убегали, окончательно потеряв рассудок. У нас же не оказалось ни одного раненого. Пусть и впредь нам так везет!
Я молчал. У меня сердце замирало от радости, от огромной радости.
— Это уже победа, — заявил я. — Враг нас будет помнить.
— Ну, что вы скажете, не отправиться ли нам в горы? — спросил Слави.
— Думаю, пока что в этом нет необходимости, — добавил я. — Противник может снова напасть на нас.
— Для надежности останемся до вечера здесь, — предложил Бойчо. — Позиции у нас прекрасные. Если они нападут, будем отбиваться, пока не стемнеет, а потом уйдем в горы.
Только Бойчо встал, чтобы сообщить об этом товарищам, как раздался чей-то крик:
— Каска! Огонь! — И выстрел нарушил тишину.
Мы умолкли. Я выскочил из-за большого камня и приготовился к бою. То же самое сделали и другие товарищи. В тот же миг прозвучал другой голос:
— Убили Миладина!.. Подождите, что вы делаете, мы же свои!
Я понял, что произошло что-то страшное, и отправился к месту происшествия. Миладин лежал мертвый с пробитой головой.
— Кто стрелял, почему? — спросил я строго.
Вместо ответа я услышал неподалеку какой-то шум. Посмотрел: два человека боролись.
— Что ты делаешь, с ума, что ли, сошел? Держите его крепче! Товарищ Ватагин, иди сюда, а то Иванчо…
Иванчо едва дышал в объятиях Пейчо, который сжал его, сколько хватало сил, и уговаривал не делать глупостей.
— Успокойся, разберемся, ты же не виноват. Война, — продолжал убеждать его Пейчо. — Слышишь, ты же не виноват, произошла ошибка.
Иванчо вроде бы и слушал, но до него явно ничего не доходило. Он до такой степени расстроился, что почти безжизненно повис на руках Пейчо.
Что же, в сущности, произошло?
Группу, в которую входил Миладин, послали собирать оружие и одежду убитых полицейских и солдат. Выполнив задание, партизаны через лес отправились к вершине, где мы занимали позиции. Миладин, который нес ворох полицейской одежды и оружия, видимо для удобства, решил надеть на голову солдатскую каску.
Иванчо, стоявший на посту, вооруженный турецкой винтовкой, подумал, что навстречу идет полицейский. Он выстрелил. Ему и в голову не пришло, что это могут быть свои.
Но после выстрела и началась трагедия. Откуда мог знать Иванчо, что идет Миладин, а не полицейский? После одержанной большой победы этот трагический случай омрачил наше настроение. Иванчо не решался смотреть нам в глаза. Он громко плакал, умолял расстрелять его или позволить самому пустить себе пулю в лоб. Ему трудно было перенести этот удар. Иванчо считал, что его место рядом с Миладином, которого он любил, как брата.
Немало товарищей погибло у меня на глазах, но этот случай был поистине ужасен. Мы не знали кого оплакивать: молодого Миладина или парализованного горем Иванчо.
Дорого обошлась нам эта победа.
КАДИЛО ПОПА НЕОФИТА
Луна появилась из-за двух курганов, которые, как вечные стражи, стояли на восточной окраине села Брезово, осветила дорогу в Чирпан, сжатые поля и отяжелевшие от крупных гроздьев виноградные лозы. Ночь стала светлой, как день, настолько светлой, что мы различали даже янтарные гроздья винограда.
Мы с Йонко шли и слушали лунную сказку ночи. Как же прекрасен наш край! До чего же приятно быть в пути в такую ночь!
Луна, словно лодка, плыла по усыпанному звездами небу. Слышалось тихое журчание Коджабеглийской реки, раздавались звуки падающих на землю налившихся сладким соком крупных яблок.
Йонко наклонился, поднял яблоко и хотел уже его надкусить, но побоялся даже этим нарушить царящий вокруг покой. И, подержав его, выпустил из рук.
Перед нами раскинулись села Брезово, Чоба, Зелениково, Дрангово, притихшие, как стада в ночи. Только собачий лай то там, то здесь нарушал тишину звездной ночи. Мы шли, и нам не хотелось даже разговаривать. Все казалось нам ясным, совсем как эта лунная ночь. Наши мечты и помыслы словно бы растворились в лунном свете.
Мы бесшумно двигались и мысленно переносились в мир детства. Вот и наше поле, вот и старая груша, под которой мы много раз ели соленый таратор[16].
Перейдя через дорогу в село Чоба, мы спустились в долину реки, к нижней окраине села Брезово. Жернова Мрывковой водяной мельницы молчали. Здесь, на этом месте, будучи детьми, мы встречались с Йонко и не раз затевали настоящую войну между мальчишками из его и нашего села. Мы изображали тогда две воюющие армии, сражавшиеся за богатые спорные пастбища.
Мы подошли к нашему кварталу, и я явственно ощутил запах роз и теплого хлеба, который с таким трудом достается крестьянам. Весь квартал спал после изнурительной дневной работы, чтобы снова встретить рассвет на полях.
Мы перелезли через ограду сада. Йонко остался стоять у стены под тенью сливового дерева, а я тихо постучал в дверь.
Мама еще не ложилась, пряла шерсть.
— Это ты, сынок? — сказала она. — Я очень испугалась, услышав стук: уж не заявились ли снова те негодяи? Каждый вечер кружат вокруг дома, тебя поджидают. Не заметил ли тебя кто-нибудь?
— Не так легко меня увидеть, мама, — успокоил я ее и поцеловал.
Отец поднялся с постели, обнял меня.
— Опасно, Генко, берегитесь, они совсем взбесились. Ходят по селу пьяные, буянят. Теперь я боюсь и за Ивана, — проговорил отец.
Брата Ивана дома не оказалось. Он поехал в город по делам, и отец беспокоился, как бы его не схватила полиция.
Мама поспешно бросилась к стенному шкафу, достала хлеб, брынзу, перец и завернула все это в какую-то домотканую скатерть. Пока я наспех закусывал, она рассказывала о том, где и что она слышала и видела.
Вчера приходил старый поп Неофит, чтобы окропить дом за здравие. Мой отец, который недолюбливал церковников, вышел во двор, но поп и не подумал убраться восвояси.
— Покроплю, — сказал он, — за здравие Генко. Может, господь бог меня и послушает. Я знаю, что Генко неплохой парень.
И отец, который сначала хотел прогнать попа, как-то сразу преобразился, даже улыбнулся в усы. Почему бы не позволить покропить дом за здравие сына, ведь поп это решил сделать из хороших побуждений.
