Александр Чуксин - Однополчане
— Да нет, я просто так, — неопределенно ответил Яков.
Проснулся Валя, приподнял с подушки бледное личико, громко попросил:
— Мама, пить!
Елена Александровна поспешно кинулась к сыну.
— Валюша, сыночек мой. Ты лежи, лежи. К нам дядя пришел. Он папу видел, — и она укрыла сына.
Вскоре Елена Александровна ушла разведать насчет лодки, и Колосков остался один. Он подсел к мальчику, рассказывал ему всякие военные истории. Время тянулось медленно. Уже начало темнеть, а Елена Александровна не приходила. Может, что случилось? Отгоняя тревожные мысли, Яков обдумывал план своего побега. Если удастся достать лодку, ночью он переберется на другой берег, а там до своих километров тридцать. Уж как-нибудь он их одолеет…
И еще одно не давало летчику покоя — Лида. Не мог он поверить в ее предательство. Что-то тут не то. Он должен узнать правду. Для себя, для Назарова. Если же Кириченко действительно изменница, он убьет ее.
Колосков решил сейчас же сходить к Лиде. Он надел старенький тулуп Банникова, шапку, подпоясался и незаметно вышел из комнаты. Ночь была лунная и безветренная. Дощатый тротуар трещал от мороза. На улице тихо, станица погрузилась в глубокий сон. Даже облака как будто вздремнули, прижавшись друг к другу. Колосков огляделся и проскользнул в дом, где жила Лида. Отыскав на втором этаже дверь, он тихо постучался. За дверью раздался громкий голос:
— Не дури, Варя, входи, я опаздываю на службу.
Яков открыл дверь. В углу на диване в сером пальто, повязанная шерстяным платком, сидела Лида. Девушка, очевидно, собиралась уходить. Увидев Колоскова, она переменилась в лице. В это время из другой комнаты вошел пожилой румынский офицер в белом халате.
— Рана заживет, — проговорил он и, увидев в дверях незнакомого человека, настороженно уставился на него.
— Что вам надо? — резко спросила девушка, подходя к Якову.
Не давая летчику сказать ни слова, Лида оттеснила его к порогу, буквально вытолкнула за дверь. Сжимая в кармане рукоятку пистолета, Колосков сквозь зубы выругался:
— Сволочь!
Презрительно сощурив глаза, он подумал: «Если она выйдет сейчас из комнаты, я ее убью». Но Лида не вышла. Она захлопнула дверь и повернулась к румыну.
— Мадам, жду обещанного — проговорил тот.
Девушка быстро выпрямилась и, роясь в сумочке, проговорила:
— Простите, доктор, я забыла… — Она достала маленькие золотые часики и быстро сунула ему.
— Вот возьмите, а шубу сестры я завтра передам через Костелу. Только лечите скорее.
— Сами знаете, я рискую, лечу раненую, узнают… А у меня в Румынии дети, жена… — Он что-то забормотал по-румынски и, поспешно пряча часики, вышел из комнаты.
Когда в коридоре утихли шаги, Лида быстро подошла к дивану, приподняла спинку, достала связку газет. Вышла из школы и остановилась на углу улицы. Долго всматривалась в темноту, прислушивалась, потом медленно пошла вдоль каменной стены.
Навстречу девушке из-за угла метнулась человеческая фигура. Они подошли вплотную друг к другу. Лида тихо проговорила:
— Завтра ожидается приезд нового коменданта. Костелу передал, ночью будет облава.
— Хорошо. Парикмахеру скажите — у нас вышли из строя батареи для приемника, пусть достанет в госпитале.
— Вот здесь статьи, но нет передовицы.
— Секретарь райкома завтра напишет. Как сестра?
— Скоро встанет.
— У тебя все?
— Сегодня ко мне заходил знакомый летчик, но я не могла поговорить с ним. Хочу сейчас же разыскать его, ведь мы в одной части были. — Голос у нее дрогнул. — Я не хочу, понимаете, не могу допустить, чтобы он думал обо мне плохо.
— Об этом не беспокойся. Сделаем. А рисковать тебе нельзя. Летчика я разыщу сам, помогу ему выбраться. Вот раненой немного вина и печенья, пусть быстрее поправляется. Возьми листовки и передай Костелу, пусть раздаст солдатам.
— Хорошо. Сегодня передам, — шепотом ответила Лида.
— Ну, действуй, я пошел.
Лида осталась одна, и, как ни гнала она тяжкие мысли, они упорно не уходили.
«И надо же было Яше прийти в тот момент, когда был у меня этот румын. Встретит Назарова, расскажет ему. Ой как плохо получилось».
Многое отдала бы девушка за то, чтобы вновь встретиться с летчиком, рассказать ему, почему она осталась в станице, расспросить его про Колю. И то, что это было невозможно, страшно угнетало ее.
«Так вот ты какая! — думал Яков, идя по улице. — Жаль, что в Барвенкове тебя насмерть не свалила пуля… Дрянь, какая же дрянь!»
В дверях Яков столкнулся с Еленой Александровной. Та всплеснула руками:
— Да где ты был, Яша? Я уже не знала, что и думать, — голос у нее дрожал от волнения.
— Простите меня, Елена Александровна. Был я у Кириченко… Не поверил вам… Теперь убедился.
— Да ты успокойся, Яша. Мало таких среди народа нашего. И хватит о ней. Выдать она тебя, думаю, не успеет. Сейчас пойдем к Дону, там ждет Костелу. Он взял лодку с румынской переправы. Мы перевезем тебя на тот берег… Скорей, Яша, скорей… Вот тут приготовила тебе на дорогу все. Такой мешок получился, что еле донесешь, — она засмеялась. — Всей улицей снаряжали. Ну, иди… Я вещи захвачу и догоню тебя.
Не доходя реки, летчик заметил между кустов человека с веслом и направился к нему.
Румын молча пошел к берегу, Яков за ним. Их нагнала Елена Александровна.
— Садись впереди, а я буду грести, — на чистом русском языке проговорил румын.
— Вы русский язык знаете? — удивленно спросил летчик.
— Его родные жили в Бессарабии, — пояснила Елена Александровна.
Костелу бесшумно оттолкнул лодку от берега длинным шестом, потом взял весла со дна лодки, стал грести. Было слышно, как плескалась вода за бортом.
— До войны здесь было людно, — тихо заговорила Елена Александровна. — Вечерами катались на лодках, до самого утра лились песни. Счастливо жил народ в этих местах. А теперь…
Лодка, покачиваясь с борта на борт и разрезая течение, быстрее пошла вперед. После долгого молчания румын заговорил.
— Я вот говорю своим солдатам: мы не должны воевать против русских. Не они начали войну.
— Да, наш народ никогда не начинал первым, — задумчиво произнес Яков. И, помолчав, так же задумчиво, медленно продолжал: — Вот не думал, что среди врагов союзника встречу, с его помощью до своих доберусь…
— Ты вот что мне скажи, летчик, как это такая сильная армия, как ваша, отступила за Дон?
— Это очень сложный вопрос, Костелу, — ответил Яков. — Гитлер напал на нас неожиданно. Как видишь, внезапность большое дело. А потом… — он запнулся, с трудом добавил: — Не знали как следует своего противника, плохо подготовились. За все это пришлось расплачиваться дорогой ценой…
— А вдруг и дальше вам отступать… Тогда как же?
— Дальше не пойдем, стали насмерть. Русский народ непобедим.
— Это правильно… — согласился Костелу. — Ваши девушки и те не боятся смерти. У нас в госпитале работает одна, листовки нам передает, сообщает, что делается у нас в Румынии. Хороший человек.
— А как девушку звать? — встрепенулась женщина.
— Катюша, — поспешно проговорил Костелу и мечтательно добавил: — Да, люди у вас красивые, да и жизнь хорошая.
— Все добыли в борьбе… — ответила Елена Александровна. — А как жили… — и она глубоко вздохнула.
Показался противоположный берег.
— Я сойду первым, — проговорил Костелу, — лодку привязывать не будем. Там у переправы стоит наш часовой. Когда мы с ним уйдем в землянку, оттолкнитесь от берега и плывите по течению к лесу. — Вглядываясь в зеркальную гладь Дона, он поднялся на ноги и вдруг протянул Якову автомат: — Возьмите.
— Спасибо, — проговорил Яков.
На прощанье они крепко пожали друг другу руки.
— Расстаемся друзьями? — спросил Колосков.
— Навечно, братьями!
Румын скрылся в темноте.
* * *Над Волгой низко плывут ноябрьские свинцовые облака. Перегоняя друг друга, они спешат на юг, к Сталинграду, откуда до аэродрома день и ночь доносятся взрывы. Возле самолетов шеренги летчиков, штурманов и техников замерли в положении «смирно». В наступившей тишине отчетливо слышно каждое слово долгожданного приказа:
«Семнадцать месяцев длится героическая, невиданная по силе, упорству, героизму борьба советского народа с немецко-фашистскими бандитами и их сообщниками. Воины Красной Армии! Славные защитники донских рубежей! В боях ваши сердца закалились волей к победе. Вы слышите стоны замученных и обездоленных советских людей: отцов и матерей, жен и детей наших. Ваши сердца преисполнены священной ненавистью к фашистской мерзости, отребью рода человеческого. Вы ждете приказа идти вперед, на разгром врага, на освобождение наших городов и сел, наших семей.
Настал грозный час расплаты с лютым врагом. Приказ дан. Вперед всесокрушающей лавиной, славные воины!
