Александр Гончаров - Наш корреспондент
Свернув папироску и вставив ее в длинный черный мундштук, Серегин вышел из столовой и неторопливо зашагал по пустынной улице. На каменистой дороге через ровные промежутки встречались небольшие ямки. Это на прошлой неделе немецкий истребитель обстрелял поселок разрывными пулями.
Серегин шел, сохраняя мрачное выражение лица и слегка сутулясь, что было бессознательным подражанием Тараненко, который сутулился, как многие люди очень высокого роста. Капитан Тараненко был хороший человек и талантливый журналист, редактор — батальонный комиссар Макаров — тоже, но они совершенно не понимали Серегина. Когда-нибудь они убедятся в этом, а пока что Серегин принял твердое решение быть замкнутым и холодным. Так он решал всякий раз, когда ему казалось, что сотрудники редакции относятся к нему недостаточно уважительно из-за его молодого возраста. Сотрудники называли его Мишей, а писатель Незамаев — младшеньким политруком. Незамаев тоже был прекрасный человек, но удивительно, как у него не хватало чуткости в этом отношении. Нет, надо быть замкнутым, холодным и даже несколько официальным, тогда будут больше считаться! До сих пор, однако, Серегину не удавалось осуществить своего решения. Холодность его через несколько часов бесследно таяла (характер у него был мягкий и общительный), замкнутость тоже не получалась: на круглом, тронутом загаром лице младшего политрука каждый мог читать, как на вывеске.
Не удалось ему остаться замкнутым и холодным и на этот раз. Еще не доходя до редакции, он заулыбался и ускорил шаг, увидев подполковника Захарова.
Напротив редакции стоял старый необитаемый дом, окруженный садам. Раскидистые яблони свешивали свои ветви с почерневшего, старого забора. Их кислыми плодами Серегин разнообразил иногда пресное меню военторга.
Два дня назад, возвращаясь из столовой, Серегин по привычке направился к ближайшей яблоне, заранее ощущая оскомину. Он издали нацелился на круглое яблоко и уже поставил ногу на перекладину забора, как вдруг увидел, что в старом доме появились жильцы. Юноша в майке, галифе и тапочках возился во дворе с велосипедом. Из окна, в темной раме похожий на икону, смотрел благообразный бородатый мужчина. А по ту сторону забора, в нескольких шагах от Серегина, стояла высокая смуглая девушка. В одной руке у нее было яблоко, другой она тянула к себе ветку.
Серегин снял негу с перекладины и несколько развязно воскликнул:
— Привет!.. Наши новые соседи?
Взгляд девушки скользнул по Серегину с оскорбительным безразличием. Насмешливо помахала отпущенная на волю ветка яблони. Девушка повернулась и, легко ступая обутыми в чувяки крепкими ногами, пошла к дому. Серегин смущенно оглянулся, принял, по возможности, беспечный вид и направился в редакцию. После этого он долго старался не смотреть в сторону старого дома. Но сейчас, увидев подполковника Захарова, который сидел на бревне у ворот этого дома и разговаривал с каким-то пареньком, Серегин обрадовался.
Представитель штаба партизанского движения — подполковник Захаров когда-то сам работал в газете и поэтому питал слабость к журналистам. Он очень охотно помогал сотрудникам редакции, иногда под величайшим секретом сообщал им новости, уже известные первому эшелону, и, несмотря на большое различие в званиях, поддерживал с корреспондентами дружеские отношения.
Широко улыбаясь, Серегин пожал руку подполковника и, повинуясь его молчаливому приглашению, сел на бревно. Подполковник продолжал разговор с пареньком. Ничего примечательного в этом парне не было, кроме разве чересчур большого количества веснушек. Облупленный и розовый, как молодая картошка, нос. Давно не стриженные волосы. Серая рубашка, выпущенная поверх штанов из экономичной «чортовой кожи», которая, несмотря на свою прочность, «все же сильно пострадала от колючек, шершавых стволов деревьев и острых камней. Босые ступни в ссадинах и царапинах. Положительно этот парень не стоил того, чтобы подполковник так долго разговаривал с ним, в то «время как корреспондент армейской газеты жаждал услышать последние новости.
— Значит, ты, «Седого» видел? — спросил подполковник.
— Ага! — ответил паренек, опустив голову и стараясь захватить пальцами правой ноги плоский камешек.
— Когда через линию шел — боялся?
— А чего бояться?
— Ну, признайся, что боялся?
— Уж вы скажете!
— Да я просто так спросил, — примирительно сказал подполковник, почему-то подмигивая Серегину. — Бывает, что в первый раз страшно. Ну, можешь быть свободным. Иди гуляй.
Паренек отошел неторопливо, но, войдя в ворота двора, побежал к яблоне. Серегину показалось, что подполковник посмотрел ему вслед взглядом любящего отца, который гордится способностями своего сына и прощает ему мелкие шалости.
— Каков орел, а?! — сказал подполковник, поворачиваясь к Серегину.
Младший политрук дипломатично промолчал.
— Этот паренек пришел ночью из вражеского тыла, — пояснил подполковник.
Значение сказанного дошло до Серегина не сразу.
— Ночью? — пробормотал Серегин. — Сегодня?
— Очень боевой парень! — сказал подполковник, будто не расслышав вопроса.
Наконец Серегина озарило:.
— Товарищ подполковник, это — разведчики?
— Возможно, — ответил Захаров, хитро прищурившись.
Веснушки и облупленный нос обыкновенного парня вдруг предстали совсем в ином освещении. Кто бы мог подумать! Да ведь так и надо, чтобы не могли подумать. Разведчики и должны быть совершенно обыкновенными. Значит, и тот иконописный старичок, и юноша в майке, и девушка!.. Серегина будто ударило током. Вот тема! Вот материал! Наконец-то! Он уже видел газетные страницы, рубрику «В тылу врага» и заголовки: «Обыкновенный парень», «Ночной переход»… Только бы согласился подполковник! С надеждой глядя на него, Серегин сказал:
— Вот вы как-то говорили, что надо больше показывать работу разведчиков. Так у меня есть замысел…
— Нельзя, — перебил Захаров.
— Что — нельзя?
— Да вот это самое. Уж я знаю, чем вы, газетчики, дышите. Нет, брат, это — запретная тема. Зачем нам гестапо на след наводить?
Серегин уже понял, что действительно нельзя, но все еще цеплялся за свой замысел.
— А если так, товарищ подполковник: вы мне расскажете факты, а портреты людей и обстановку я дам вымышленные.
Захаров покачал головой.
— Все равно. Месяца через два после войны — пожалуйста.
— Не раньше? — упавшим голосом спросил Серегин.
— Никак не раньше.
Взглянув на огорченное лицо Серегина, подполковник хлопнул его по коленке.
— Ефанов, командир разведподразделения дивизии Аникеева, слышал я, очень удачный поиск сделал. Среди бела дня выхватил из обоза двух эсэсовцев. Один, когда его брали, кусался. Но все-таки взяли и через перевал провели очень аккуратно. Смелая и хорошо рассчитанная операция. Вот и напишите.
Через пять минут Серегин уже был твердо убежден, что именно разведчики Ефанова и есть та настоящая тема, на которой он покажет себя как зрелый журналист.
4Распростившись с Захаровым, Серегин перебежал шаткий мостик и появился в редакции уже в состоянии энтузиазма.
Рабочий день был в разгаре.
Наборщики стояли у кассы и, раскачиваясь, будто выклевывали из гнезд свинцовые литеры. Корректор Бэла Волик подчитывала, твердо и отчетливо выговаривая двойные согласные: «Артиллерийским налетом… Раненный в грудь…» Корректор Аня Ветрова сверяла по длинной узкой гранке. Время от времени она выводила на чистое поле от неправильно набранного слова длинную черту, называемую вожжой, и помечала, какой буквой надо заменить ошибочно поставленную. У широкого окна раздавались длинные очереди «ундервуда», содрогавшегося под энергичными пальцами Марьи Евсеевны — уже седеющей, но необычайно деятельной женщины, с остреньким носиком и проворными черными глазками. Марья Евсеевна знала все и всех, и до всего ей было дело, и обо всем она могла высказывать свое суждение.
Увидев вошедшего Серегина, она потянулась было к нему, порываясь заговорить, но стоявший возле нее начальник отдела информации Сеня Лимарев командирским голосом продолжал диктовать, и Марья Евсеевна, сделав страдальческое лицо, еще ожесточеннее застучала по клавишам.
На нарах полулежали начальник партийного отдела Горбачев и художник Борисов. Горбачев неторопливо и очень подробно объяснял, какие иллюстрации следует сделать к полосе партийного отдела. У окна, выходящего на солнечную сторону, сидел ответственный секретарь Станицын и, заткнув большими пальцами уши, читал какую-то статью. Два маленьких зайчика, отражаясь от его черепаховых очков, не спеша передвигались по застланному чистой бумагой столу, от аккуратной столки оригиналов, лежащих слева, к аккуратной стопке макетов, лежащих справа, затем быстро прыгали обратно.
