Анатолий Недбайло - В гвардейской семье
подражать героям. Эти собрания обычно были оперативными, выступления — страстными,
немногословными, решения — конкретными, мобилизующими.
Партийная организация нашего полка использовала все многообразие форм работы для воспитания
отважных и умелых воздушных бойцов. Командиры и политработники много внимания уделяли
пропаганде подвигов героев-однополчан. В газетах, боевых листках и листовках сообщалось о подвигах
авиаторов, отличившихся в бою. О них горячо рассказывали агитаторы.
Молодежь училась у бывалых авиаторов искусству побеждать. [82]
3.
Уже третий раз за день зарулил я на стоянку. Вылез из кабины, снял шлемофон. Гимнастерка липнет к
телу. Расстегиваю воротник, с жадностью вдыхаю полной грудью освежающий осенний воздух.
Во главе с комэском капитаном Кривошлыком мы — двенадцать воздушных бойцов — отправляемся на
КП, чтобы доложить майору Ляховскому о выполнении боевого задания. На ходу уточняем результаты
штурмовки. Каждый старается сообщить командиру замеченные им детали, подробности.
Рядом с Ляховским — оперативные работники штаба.
— В боевом порядке «круг» шестью заходами штурмовали отходящую на запад моторизованную колонну
противника, — докладывает гвардии капитан Кривошлык. — Результат: уничтожено восемь автомашин, истреблено около пятидесяти вражеских солдат и офицеров. Отмечено два взрыва. Зенитный огонь
противник вел слабый. Потерь нет.
— Очень хорошо, товарищ майор.
Ответ Ляховского насторожил нас: не оговорился командир, назвав Кривошлыка майором?..
Но нет.
— Поздравляю вас с присвоением очередного воинского звания «майор»! — торжественно произносит
Ляховский. — А вас, товарищ Недбайло, — обращается он ко мне, — с воинским званием «лейтенант»!
Командир крепко пожал руку Кривошлыку, затем мне и вручил нам новые офицерские погоны и знаки
различия.
Вначале Кривошлык, за ним я — отчеканили полагающуюся в подобных случаях фразу:
— Служу Советскому Союзу!..
Уходим от командира в приподнятом настроении. Только вышли за дверь — и началось! Товарищи
наперебой поздравляют; летчики, штабные работники тоже спешат пожать руку и сказать доброе слово.
На шум открылась дверь диспетчерской. На пороге — Катя. Сдержанно улыбается. «Знает!» — догадался
я. Ее глаза светятся, сияют. Она от души поздравляет нас. [83]
— Будешь теперь командовать звеном! Командир полка утвердил твою кандидатуру, — сообщил мне
Кривошлык.
Я даже не нашелся, что сразу ответить комэску. Молчу, обдумываю ответ.
— Не ожидал? Растерялся? Не робей, и все будет хорошо! Главное у тебя есть, остальное приложится..,
— успокоил Кривошлык.
«Вот ведь как порой бывает! — думал я. — В один день — два знаменательных события. Лестно, конечно, что тебя выдвигают на новую должность. Но что-то внутри настораживает. Ответственность-то
какая! Четыре самолета, четыре экипажа — больше двадцати подчиненных!..»
С этого дня на меня легли новые заботы, новые хлопоты, новые трудности. Отныне с меня будет спрос за
четыре самолета, за их боевую готовность, за подготовку летного состава, за работу авиаспециалистов
целого звена! Теперь, идя на боевое задание, я должен был учитывать, что каждый вылет сопряжен со
смертельным риском не только для меня, должен был сохранить своих людей, свои самолеты. Водить
подчиненных нужно грамотно, умело, досконально знать тактику противника и быть для остальных
образцом.
А время мчалось на незримых крыльях. Бежали дни. Но живая нить памяти все время вела меня к тому
незабываемому событию, с которого, по сути, начиналась моя фронтовая биография.
...Полк выстроен прямо на летном поле. Торжественно суровы лица авиаторов. Каждый понимает, что не
строевой это смотр, не подготовка к параду, а что-то неизмеримо большее. Звучит музыка, полыхает на
ветру горячий пурпур гвардейского Знамени. Такое никогда не забывается!..
Глава шестая
1.
Река Молочная — новый рубеж на наших фронтовых путях-дорогах. Гитлеровские генералы усиленно
заботились, чтобы укрепления по правому берегу реки [84] были неприступными для советских войск.
Но так же, как и на реке Миус, противнику не удалось сдержать натиск наступающей лавины. Не
помогли ни укрепления, ни заблаговременно подтянутые резервы, ни «сливки» гитлеровской авиации —
«короли воздуха», как долго называли их в Германии, собранные в такие, например, эскадры, как «Удет»,
«Ас-пик», «Зеленое сердце». На своих самолетах фашистские асы рисовали всяческие символы.
Делалось это не только для «устрашения» наших летчиков. Скорее — из суеверия. Но «ангел-хранитель»
в образе черного кота или в виде подковы, молнии, червонного туза не спасал фашиста от меткой очереди
советского летчика или снаряда нашей зенитки.
Итак, началась новая операция. И снова пылает в огне земля, и снова тесно в небе от самолетов, и снова с
утра до вечера — бои, и вылет следует за вылетом.
Гвардейцы 75-го штурмового авиаполка подавляют огневые точки противника, уничтожают его технику и
солдат, засевших в окопах и траншеях на правом берегу Молочной. Мы наносим мощные удары по
железнодорожным станциям, держим под контролем коммуникации гитлеровских войск, штурмуем
переправы, дезорганизуем систему снабжения войск.
В один из таких дней полк потрясло известие — погиб всеобщий наш любимец, бесстрашный комэск
Герой Советского Союза Дмитрий Прудников.
Тяжело переживали мы утрату. Били врага еще сильней, не зная страха, не щадя себя.
...Метеорологические условия сложные — низкая облачность временами опускается ниже ста метров.
Очень трудно отыскать цель. Летишь — и весь внимание, напрягаешь зрение, ищешь врага. И хоть с
большим трудом, но находишь!
Во второй половине дня погода улучшилась. Мы находимся на КП. Ждем. Наконец командир полка
отдает приказ:
— Третьей эскадрилье уничтожить переправу через Днепр!
О, это уже «работка»! Чего стоит одно название реки!.. Видно, «поджали» наши фашистов изрядно.
Лишить их переправы — это значит не только лишить подвоза, [85] но и отрезать пути к отступлению, внести панику в стан врага, деморализовать его.
Вылетаем. Нас прикрывает наряд из четырех «яков». Подходим к цели шестеркой, перестраиваемся в
правый пеленг. Впереди блеснула голубая лента. Днепр! Учащенно забилось сердце. Вот он, древний
Славутич!
Прямо по курсу — тонкая темно-серая полосочка, словно бы стягивающая днепровские берега: это
переправа. Расстояние быстро сокращается. Вот уже нас «встречают» вражеские зенитки: тут и там
вздуваются темные шапки разрывов.
— «Коршуны», атакуем! — слышу голос нашего комэска. И тотчас же вся шестерка устремляется в пике.
Бомбы сброшены. Разворачиваемся влево...
Мне видно, как по обе стороны той узкой полосочки взлетают белые всплески. Это бомбы разорвались в
воде. А переправа цела.
Кривошлык ведет группу на второй заход.
— Командир! Справа «лапотники»! — предупреждает меня Малюк.
Смотрю вправо — пикировщики Ю-87, вытянувшись цепочкой, идут в кильватерном строю. «Спешат
бомбить наши войска! — думаю я. — А что, если развалить их строй?!» — возникла дерзкая мысль.
— «Коршун»-ноль три, я — ноль четыре. Разрешите атаковать «юнкерсы»? — запрашиваю ведущего.
— Разрешаю парой! — отвечает Кривошлык.
Приближаюсь вместе с ведомым к «лапотникам», принимаю решение атаковать прежде всего флагмана.
Несколько секунд — и он уже в прицеле. Даю длинную очередь из пушек и пулеметов. Ведущий
«юнкерс» «клюет» носом и, переваливаясь через левое крыло, падает. Расчет оказался верным: как только
исчез флагман — строй тут же рассыпался.
В то же мгновение я услышал позади пулеметную очередь. Это стреляет Малюк и «комментирует»:
— Ось так тебе, сатана! Ще одын готовый, товарыш командир!
— Молодец! — кричу Малюку. — Поздравляю! Это у тебя уже третий, кажется?..
Вместо ответа — новое предупреждение:
— Обережно, командир: появились «мессеры»! [86]
Значит, «юнкерсы» шли под прикрытием. Где же истребители?
Осмотрелся — не вижу их. А четверка наших штурмовиков уже выходит из атаки. Темная полосочка на
голубом фоне исчезает — она уже выглядит иначе: на том и другом берегу заметны только черточки, а
между ними будто кто мелком провел. Этот белый след — буруны: вода устремилась в прорыв, бурлит, пенится. Отлично! Значит, бомба угодила точно, и переправы больше нет!
