Илья Чернев - Семейщина
— Что ж я стою! — всплеснула руками Ахимья Ивановна. — Огородина-то цела ли, нет ли?
Она побежала с Грунькой на огород. Закрытые с вечера мешковиной огурцы не пострадали, погибли только две открытые лунки, местами немного прихватило капусту. Заботливая старуха всегда с вечера утепляла гряды и дранками, и корьем, и кулями, а вчера как на грех не успела закрыть всё и сейчас досадовала на себя за небрежность.
— Ну, да ничего, — осмотрев огород, сказала Ахимья Ивановна, — сгинула самая малость.
В избу она возвратилась с полным запаном мерзлых, недозревших огурцов.
До обеда старики с надеждой поглядывали в окна: солнце поднялось горячее, небо ясное, — может, обсохнут хлеба, поправятся, пройдет беда стороной?..
Днем стало известно, что беда и впрямь миновала, колхозные массивы существенно не пострадали, но в «Эрдэме» мороз убил чуть не тысячу га.
— Что я говорил! — торжественно, будто ему только что сообщили радостную, давно ожидаемую новость, сказал Аноха Кондратьич, подняв круглое свое лицо на старуху.
4В самом деле зеленые настроения мешали руководителям артелей организовать народ на уборку. Этим настроениям поддались даже некоторые правленцы обоих колхозов. Хлеба входили уже в период восковой спелости, из района торопили, два раза назначали сроки начала уборочной, а красные партизаны и закоульцы еще раскачивались. Председателя Гришу дома ежедневно пилил отец: Егор Терентьевич уверял, что преждевременная косовица оставит народ без хлеба. Гриша внимал отцовским научениям, оттягивал выезд бригад на страду, а глядя на партизан, не спешили и закоульцы. Лишь с помощью Изота и Лагуткина удалось Епихе, Домничу и Мартьяну Яковлевичу переломить народ — зашевелились бригадиры и звеньевые, конюхи и машинисты… В последний раз, перед тем как отдать приказ о выезде, Гриша в сопровождении Изота, Лагуткина и агронома поехал в поля, — уговорили, нельзя отказаться.
— Восковая спелость… Дойдет в снопах. Дальше тянуть нельзя, — растирая в пальцах колосок, сорванный у края дороги, проговорил агроном.
— Весь хлеб такой, ровный, — оглядывая необозримое поле ярицы, поддержал Изот. — Пора…
— Да, пора… — будто нехотя согласился Гриша.
Он взглянул на сосредоточенное, спокойное лицо Изота, перевел взгляд на агронома и Лагуткина, — эти тоже выглядели невозмутимо, — глубоко вздохнул и как-то неожиданно для себя повторил:
— Ну, что ж… пора…
На следующий день с утра бригады выехали на свои участки, и, едва высохла роса, по окрестным буграм замелькали крылья жнеек и сноповязалок, ярко заблестели на солнце металлическими частями. Далеко на буграх видны были лошади, размеренно бредущие впереди машин, с еле заметными фигурками погоняльщиков, сидящих верхом, а позади жнеек, то и дело сгибаясь, шли вязальщицы, и вскоре на тугнуйских увалах, среди необъятного моря хлебов, обозначились выстриженные плеши, и на тех плешинах — первые кучки снопов, словно бегут зеленоватые овцы за вожаком — машинистом и догнать не могут… Уборка началась…
В один из теплых солнечных дней на равнине у Дыдухи появились две незнакомые доселе машины. Все у них было необыкновенное: размашистое полотно с одного бока, высокий рост, увенчанный спереди мостиком с колесом, вроде штурвала на пароходе, — их часто видали бывалые никольцы на Селенге, во время наездов в город, позади мостика — труба и огромный ящик… Машины не могли двигаться самостоятельно, их тащили за собою тракторы — на одном сидел Никишка, на другом неизвестный паренек из «Эрдэма». Семейщина отродясь не видывала таких машин. Жнецы и вязальщицы отрывались от работы и, вытирая рукавами потные лица, подолгу провожали глазами небывалые машины.
Комбайны пришли откуда-то с Тугнуя… Они пересекли равнину и замерли у обочины тракта. С ближайших участков к ним устремились звеньевые, начал сбегаться народ — мужики, бабы с подоткнутыми за пояс подолами сарафанов и невесть откуда взявшиеся непременные спутники необычайных деревенских происшествий — шустрые мальчишки. Все окружили высокие машины. У переднего комбайна суетился рослый подвижной человек, он поправлял бесконечно бегущую цепь, заглядывал внутрь; что-то кричал вверх стоящему на мостике парню.
— Директор совхоза, — шепнул кто-то.
Высокий человек по внешности ничем не отличался от остальных: теплая куртка, полосатые штаны, сапоги, сдвинутая набок кепка…
— В порядке социалистической взаимопомощи… к вам, — отрываясь от комбайна, сказал директор совхоза.
Видно, Епихе, Изоту и Грише заранее было известно об этой взаимопомощи, — они тотчас же появились у комбайнов. А с ними — Мартьян Яковлевич, Ананий Куприянович…
— Пока МТС заведет свои… — проговорил директор, — помогать надо. Начнем…
Застрекотали тракторы, замелькали гребки хедера, комбайн тронулся. Народ кинулся врассыпную.
Комбайн плыл, словно корабль среди зеленоватого моря — величавый, вздрагивающий, непобедимый. Широкий прокос оставался на том месте, где проходил он. Позади его падали на землю огромные пучки обмолоченной соломы… Комбайн часто останавливался, что-то заедало. Возле него метались директор, комбайнер…
Трактористы глушили моторы.
— Гляньте: хлеб сыроват, не промолачивается, идет с половой, а уже полный бункер, — сказал директор.
— Если б ему спелый! — заметил Гриша.
— Тогда другой бы разговор… чистое зерно, — отозвался директор. — И не заедало бы… Дня через три увидите.
За комбайном торопливым шагом шли артельщики. Каждый поднимал оброненные вымолоченные стебли, с любопытством и удивлением поглядывал на бункер, в который беспрерывным потоком сыпалось зерно.
— И молотить не надо! — поспевая за хедером, прыгал какой-то паренек.
— Известно… — степенно заметил Ананий Куприянович.
— Не человек эту машину выдумал, а черт… антихрист! — весело поглядывая на стариков, засмеялась идущая рядом молодка. — Не иначе, антихрист!
— Как есть! — улыбнулся в ответ дед Силантий, бывший пастух. — Эко что деется!..
Никишка выключил мотор, слез с трактора.
— Это что, — расплывшись в улыбке, сказал он, — годика через три не только молотить будем, но и муку…
— Еще один агрегат… — подхватил Мартьян Яковлевич. — Один вот молотит, другой мелет, а третий блины печет… Дойдет до этого, я вам говорю!.. Блины из-под машины тут же на пашне, — здорово, а?
Кругом засмеялись. Иные недоверчиво уставились на Мартьяна, — шутит мужик или, быть может, всерьез?..
Все зашагали за комбайном, который снова загудел, замахал своими крыльями… снова потекло полотно, полился через трубы поток зерна…
— Эко, паря! — дивились старики и бабы. — До чего дожили мы… Не молотивши, хлеб хоть сейчас на мельницу…
Народ бежал за комбайном…
5Нестерпимо зеленый ковер Тугнуйской степи разостлался во все стороны на многие километры. Волнистыми складками лысых, будто облизанных, сопок приподымается степь у дымной черты горизонта. Полукругом обступают степь, ее убегающие вниз увалы каурые мягкие сопки; дальше сопки кажутся темными, мохнатыми — там начинаются леса; а еще дальше, — совсем, может быть, далеко, — сопки синеют зубцами своих горбов, будто врезанные в синеву знойного неба.
Белый дощатый вагончик тракторной бригады стоит на пологом бугорочке, и вниз от него спускается широкая черная полоса пахоты. Пожалуй, за полтора, а то и за два километра отсюда, по краю распаханного клина, черным жуком переваливается на заворотах Никишкин «СТЗ».
Никишка только что вышел из вагона, лицо его хранит следы многодневной пыльной работы и еще не отлетевшего сна. Он пахал ночь напролет, на рассвете сдал трактор сменщику Андрюхе, а сам забрался в вагончик, еле успел стащить с ног бурые от земли ичиги — и рухнул на прикрытые потником жесткие нары. Сон пришел внезапно, сразу, легкий и неодолимый. Тут уж недосуг было ополоснуться водою, переодеться, и оттого он сейчас такой грязный: блуза и штаны лоснятся от лигроина, пахнут нефтью, пылью и потом… Руки и лицо заскорузли от жирной грязи…
Из-под козырька ладони, щурясь от яркого полуденного солнца, Никишка оглядывает продолговатый вырез на зеленой спине Тугнуя, — много ли напахал Андрюха, не перегнал ли, чего доброго, его?
Широкое рябое лицо трогает улыбка. Никишка доволен. «Куда там догнать ему! — радуется он. — Со мною не вдруг-то потягаешься!»
Хвастливые мысли разгораются у него с внезапной силой. Да он и не хвастает: он самый знатный тракторист на деревне, — это же факт; он самый ловкий и сметливый, самый понятливый в МТС, у него еще ни разу не было поломок, а по части экономии горючего он может потягаться с самим Козловым, старейшим лучшим трактористом в районе, — все это факты, все это так и есть.
