Семён Данилюк - Остров незрячих. Военная киноповесть
— Ach! Hier gibt es etwas warmes! — испугалась Роза. — Und wo ist Gretchen? Gretchen! [25]
Маша меж тем обшарила неподвижное тельце Гретхен. Ощупала тело Глаши, обожглась о торчащий из спины здоровенный осколок. Сдерживая рыдания, сжала собственное горло. — Das ist nur Schmutz, Rosa! Der warme Schmutz, — пробормотала она, прижимая девочку. — Wir sind in Schmutz niedergefallen. So ungeschickt! Gretchen und Glascha sind schon vorwärts gegangen. Habe keine Angst, meine liebe [26]. Подползла Невельская, склонилась над телами:
— Что? — Всё, — Маша, готовая впасть в истерику, показала окровавленную ладонь. — Только не теперь! — Невельская с неожиданной силой встряхнула ее. — Не теперь, хорошая моя! После всех отплачем!.. Mädchen! Auf! Und marsch! Die übungen setzen sich noch fort! Es wird noch ein bißchen dauern [27].
Маша обернулась на горящий особняк, откуда доносились бесконечные разрывы. Подхватила на руки рыдающую Розу и устремилась за остальными.
Баронесса Эссен, обогнув валун, обнаружила вглядывающегося в море Горевого. — Что, Сергей Дмитриевич? — Похоже, траулер, — он показал на огни в море, совсем рядом с берегом. — И что с того? — баронесса увидела, что Горевой, усевшись на камень, принялся стягивать с себя обувь. — Что вы задумали? — Что наши с пукалками против танков? А, перебив их, и нас проутюжат. Спастись можно только морем. Я уговорю капитана. — Да о чем вы, Серж? — баронесса ухватила Горевого за руку. — Это же черт знает где! Дотуда и летом-то не доплыть. Все-таки не прежний мальчик. Тем более в бурлящей, холодной воде. Да даже если и доплыть. Ведь тьма кромешная. Пройдут мимо в десяти метрах и не заметят!.. Я запрещаю это безумие. Пожалуйста, Сережа. Это самоубийство. Горевой упрямо освободил руку. — Это шанс. Разглядев тревогу на лице баронессы, шутливо приободрился: — И потом я выполняю боевой приказ, — обеспечить сохранность женщин и детей. А другого пути не вижу… Ему показалось, что баронесса плачет. — Полно, сударыня, вы забываете, что перед вами лучший пловец Балтфлота. Так что — вперед за орденами! Он подмигнул с непривычной развязностью. — Серёжа, милый! — баронесса потянулась обнять Горевого. Шальной разрыв совсем близко заставил ее испуганно пригнуться. Когда она подняла голову, то услышала всплеск от нырнувшего тела.
Разведчики в беспорядке залегли за развороченным садом среди беспрерывных разрывов, порхающих яблоневых лепестков вперемешку с птичьим пухом, — снаряд угодил в сарай со сваленными подушками. Многие лежали прямо в свежих воронках. Отстреливались короткими очередями. Больше чтоб отвлечь на себя огонь танков. И тут же переползали, не давая пристреляться.
В одной из воронок залегли старшина Галушкин и Карпенко. После очередного разрыва справа послышался вскрик.
Карпенко выглянул:
— Еще одного накрыло! И Захар не возвращается. Вызвался в пекло, дурень! Лишь бы гонор показать.
— Почитай, половину уж за просто так выбили! — выкрикнул Галушкин, вне себя от отчаяния. — Эх, гранат бы противотанковых. Всех бы в темноте пожгли! Он в бессильной ненависти принялся колотить кулаками о землю. — Может, пора отползать? — нервно предложил Карпенко.
— Я тебе! Лежи хрюслом вниз. Приказ капитана был?
— Так где ж он, капитан-то?..
— Говорено вам, детишек калечных укрывает. Вот-вот вернется.
— Кого только застанет? — пробурчал Карпенко. — Ведь задарма выбивают. Вот и Захара, похоже!. Может, сползаю, погляжу, вдруг жив дурень. А?
Сверху на него свалился возвратившийся Захарчук. — Во, пожалуйста! — Карпенко фыркнул. — Кого б другого, а этому чего доспеется. — Вам где с Петраковым наблюдать велено? — Галушкин нахмурился.
— Нету Петракова. Башку как срезало, — Захарчук перевел дыхание. — Старшина! Тут такое дело. Я, когда подполз, вгляделся…Вроде, на танках звезды.
— Белены, что ль, объелся?! — встрепенулся Галушкин.
— Этот запросто, — подтвердил Карпенко. — Этому москалю со страха чего не привидится!
— Заткнись, пустомеля! — оборвал Галушкин. — Точно что видел? Он принялся нервно накручивать окуляры бинокля.
— Уж и так, и так. Да и по силуэтам если…Тридцатьчетверки…Вон в ту сторону, получше видно!
В воронку с бутылками зажигательной смеси ввалились Сашка и Будник.
— Нашли! Целёхонькие, — удовлетворенно объявил Сашка. — Сейчас угостим Гансов коктейлем Молотова. Отвыкли, поди! Так напомним.
Галушкин оторвал от глаз бинокль.
— Точно! Звезды, — подтвердил он. — Наши!
— Как это наши? С какого перепуга наши? — Сашка бросил возню с горючим. Выхватил у старшины бинокль. Пригляделся. — И впрямь, — мама дорогая! Так это тогда танкисты, что на Арконсе стоять должны. Перепились, что ли?
— Дорого им эта пьянка отольется! Первого же, кто под руку попадется, придушу! — Галушкин скинул гимнастерку, содрал с себя белую рубаху. Полез из воронки.
— Не пори горячку! — ухватил его за сапог Будник. — Здесь тебе не каптёрка. Надо бы посторожиться. Высунь сначала тряпку свою наружу. Мало ли?
— Э! Хватит. Отсторожился, — Галушкин вырвал ногу, выбрался на край воронки. Размахивая белой рубахой, побежал к танкам.
— Ребята! Стой! Свои! Прекратить стрельбу! По своим лупите!! Мы— советские! Разведка Арташова.
Короткая пулеметная очередь переломила старшину на бегу.
Оставшиеся в воронке ошарашенно переглянулись. — Переговорили, — констатировал Будник. — Всё, хлопцы! Шабаш, — он с чувством прихлопнул себя по ляжке. — Раз пошел такой перебор, отползаем и — растворяемся в дюнах. Давай, по одному, перебежками. — он подтолкнул Карпенко и Захарчука. Обернулся к Сашке, который как ни в чем ни бывало обустраивался для боя. — А ты что? — Без команды капитана не уйду! — коротко объявил Сашка. Карпенко и Захарчук, готовые выпрыгнуть из воронки, приостановились. — Да Арташова самого накрыло! — надрывно выкрикнул Будник. — Где он? Сорок минут, считай, прошло. А я жечь советские танки, чтоб потом под трибунал, не подписывался. И ждать, пока свои же под конец войны покрошат в капусту, не собираюсь. Ну?! Взрыв совсем рядом обрушил на них комья земли.
Будник отряхнулся, постучал себя по уху, требовательно подергал Сашку. Тот продолжал упрямо готовить бутыли с горючей смесью. — Что ж, вольному воля, дураку рай, — Будник рывком выпрыгнул из воронки. Карпенко собрался выбраться следом, но, обернувшись, увидел, что Захарчук принялся обустраиваться подле Сашки. — О, москаль упёртый! Всё бы ему поперек характера! — негодуя, Карпенко вновь сполз на дно воронки.
Меж тем остальные разведчики, понукаемые Будником, один за другим перебежками двинулись в сторону дюн и едва не уткнулись в появившегося из темноты капитана.
— Что?! — Арташов обвел подчиненных взглядом. Насчитал полтора десятка.
— Остальных всех?.. — не в силах поверить, что от его роты осталась половина, охнул он. — И это от своих! — Точно так! Наши тридцатьчетверки, — подтвердил Будник. — Лупят, гады, по всему, что движется. Старшина сунулся с белой тряпкой… Скосили. Набух а лись, должно быть.
В ночи вспыхнуло. Факелом загорелся танк.
— Сашка с Карпенкой и Захаром, — буркнул Будник. — Кость н а кость пошли. Коктейлем Молотова по своим шуруют. Я пытался этих дураков увести. Но без вашей команды отказались. Знаете же Сашку.
Он с тоской всмотрелся в ночные всполохи. Сведенные скулы командира окончательно вывели его из равновесия:
— Товарищ капитан! Прикажите, вернусь к ним. Если кто выжил, силком уволоку, да и нырнем в темноту. От танков по темноте уйти, делов-то?! А?
Новый взрыв. Еще один загоревшийся танк. Ожесточенные пулеметные очереди.
Арташов, отодвинув Будника, шагнул в сторону боя.
— Капитан? — умоляюще ухватил его за рукав Будник. — От своих смерть принять! Заподло как-то!
Арташов взглядом заставил забывшегося подчиненного отступиться. Ткнул пальцем в темноту.
— В пятистах метрах за нами слепые сироты. Им уйти некуда. Если не уведем танки в сторону, всех перестреляют и подавят гусеницами, — в темноте не различишь, где солдат, где калека. Вот такая вам будет диспозиция.
Не теряя больше времени, Арташов побежал в сторону разрывов. За ним двинулись остальные.
— Судьба-подлянка! — надрывно выкрикнул Будник. — По всякому блефовал. Но чтоб перед Победой, когда все козыри на руках, и под свой же танк, — это перебор!
Матерясь, припустил следом.
Глава 9. Солдаты вермахта
Молчи! Не время, не сейчас
высказывать предположенья
о том, что кончилась война.
Солдату всё един приказ,
он выполнит предназначенье,
душа метаться не вольна.
По Балтийскому морю полз скупо освещенный траулер. На палубе сгрудились сорок фашистских солдат в изумрудных шинелях. Негромко играла губная гармошка. Перевязывал раненого фельдшер.
